«Диалоги» — проект Азаттыка, посвященный современной журналистике. Это серия интервью с журналистами, которые рассуждают о тонкостях профессии, о взаимоотношениях средств массовой информации с властью и обществом, сложностях своей работы и социально-политических событиях.
«МНЕ ХОТЕЛОСЬ БЫТЬ ЖУРНАЛИСТОМ, НО НЕ ХОТЕЛОСЬ ЗАНИМАТЬСЯ ЖУРНАЛИСТИКОЙ»
Азаттык: В советское время любили шутить, что в газете «Правда» не было известий, а в «Известиях» не было правды. Насколько были подцензурны советские газеты, в которых вам довелось поработать? Позволялась хоть какая-нибудь творческая свобода?
Вадим Борейко: Я начал работать в 1980 году в газете «Ленинская смена». Мне хотелось быть журналистом, но не хотелось заниматься журналистикой, поэтому я нашел укрытие, чтобы не писать пропагандистскую туфту — работал в секретариате, занимался дизайном газеты. Сотрудники секретариата не обязаны были писать. Но я изредка писал в свое удовольствие — репортажи, спортивные обзоры. Может быть, поэтому я не исписался раньше времени. А регулярно писать начал писать довольно поздно — после 35 лет.
Азаттык: Статьи в советских газетах проверяли на предмет идеологической близорукости?
Вадим Борейко: Конечно. В типографиях на одном этаже с корректорскими бюро сидели представители Главлита, иначе говоря, цензоры. И каждая газетная полоса перед выходом в свет должна была быть «залитована» — получить одобрение цензуры. И я сам однажды столкнулся уже во времена перестройки, когда работал в молодежной газете «Горизонт» и написал что-то о независимости Литвы. Эта статья вызвала очень большие вопросы, пришлось вносить какие-то правки. Тогда, конечно, пресса была верным солдатом Коммунистической партии. Но в то же время должен отметить, что действенность газетных публикаций была несравненно выше, чем во времена независимости.
Критические материалы были, конечно, санкционированы, но зато почти всегда принимались меры, были рубрики «По следам наших выступлений», «Газета выступила: что сделано?», «Резонанс». Журналистов побаивались.
Азаттык: Информация по объектам критики сливалась или действительно возникала инициатива снизу — например, в редакцию обращались недовольные руководством рабочие какого-нибудь завода?
Вадим Борейко: Это было очень давно, я сейчас даже конкретные примеры не приведу. Естественно, журналисты и сами находили темы. Журналисты были народом совестливым, и, поскольку это раздвоение сознания жить спокойно не давало, они примирялись с действительностью простым способом — тогда во всех редакциях очень сильно пили, чего сейчас практически не увидишь. Я был последним, кто нёс «знамя сопротивления» до конца, но и то дрогнул — четыре года назад напрочь завязал.
Азаттык: Пили из-за чувства когнитивного диссонанса, потому что бодрая газетная повестка не соответствовала советской действительности?
Вадим Борейко: По крайней мере, я так себе это представлял. Тогда у газеты был один руководитель или учредитель — либо партия, либо комсомол. И цеховая солидарность среди журналистов была гораздо крепче, чем сейчас. Были общие интересы, общие девушки. Но интересы в основном сводились к тому, чтобы поддать.
Азаттык: Когда началась перестройка, почувствовалась ли свобода в журналистике?
Вадим Борейко: Конечно. На излете перестройки я работал в студенческой газете «Горизонт», которую возглавлял Алтынбек Сарсенбаев. Как редактор он был очень смелым. Мы были очень воодушевлены: публиковали репортажи из Москвы, с августовского путча 1991 года, всей редакцией отбивали телеграмму в Кремль в защиту Сахарова... Затем Алтынбек стал депутатом городского совета, а мы были его агитаторами.
Но самые свободные времена для казахстанской журналистики — это первая половина 90-х годов. Зажим начался после 1995 года, когда была принята новая Конституция: Казахстан стал суперпрезидентской республикой, затем начались гонения на Кажегельдина, бывшего премьер-министра... И вот именно с тех пор началось постепенное завинчивание гаек.
«ГАЗЕТА ХОДИЛА В ИСКАХ, КАК В СОПЛЯХ»
Азаттык: В 90-е годы вы успели поработать в самых ключевых СМИ Казахстана тех лет — «Караване», КТК, а в 1999 году перешли в газету «Время». Как в те годы работалось?
Вадим Борейко: В то время была уверенность, что мы строим демократическое государство. Назарбаев был любимчиком постсоветского пространства. Моя мама его обожала. Реформы, опять же…
Азаттык: Экономика более или менее начала на ноги вставать.
Вадим Борейко: Экономика начала развиваться уже ближе к концу 90-х, а вот первая половина того десятилетия была самой тяжелой. Но я не замечал, что было тяжело... Журналистика — такая профессия, что если в стране кризис, в стране плохо, то журналисту нормально — очень много информационных поводов. Но при этом он беднее живет. А когда наступают сытые времена, журналистика начинает киснуть, но журналисты получают прилично.
В 90-е родилась коммерческая газета «Караван», у которой было совершенно иное целеполагание, чем у советских газет. Первая газета, нацеленная на зарабатывание денег и на информацию.
При советской власти мы все помнили фразу Ленина: «Газета не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». А вот информация не стояла во главе угла.
Я работал в нескольких «каравановских» изданиях: в том числе — в первом в Казахстане англоязычном журнале «Caravan Business News», писал колонки в толстушку «Караван».
Мы, что называется, дорвались тогда до свободы слова и, как все СМИ, пошли по пути чернухи. Тогда еще было издание «Караван-блиц» — репортерская газета, очень хорошая. И у нас были информационные поводы вроде «нашли мертвого младенца на помойке». Или, допустим, прибегает фотокор: «Вадик, у меня свежий жмурик на ступеньках магазина!» Я говорю: «Отлично! Давай быстрее!» Тогда еще цветные снимки пошли. Но однажды я призадумался: через пару лет зайдет посетитель в редакцию, а тут одни упыри и вурдалаки сидят.
Последним коротким золотым веком казахстанской журналистики я бы назвал период с 1999 по 2011 год: это 12 лет моей работы в газете «Время». Газета действительно была самая популярная, она была чуть ли не в каждой семье. Максимальный тираж, я помню, был в 2000 году — 264 тысячи экземпляров — это для Казахстана очень много. И в «Караване», и в газете «Время» расцвел талант Гены Бендицкого (Геннадий Бендицкий, известный казахстанский журналист-расследователь, скончался в 2017 году. — Ред.), и газета была персонифицирована — люди покупали и читали ее из-за любимых авторов. В газете публиковались наши портреты, читатели видели, как выглядят журналисты, и такое точечное привлечение внимания к авторам оказалось успешным маркетинговым ходом.
Азаттык: Были ли попытки давления на вас в «Караване» или во «Времени» со стороны влиятельных людей, которых не устраивали редакционные публикации?
Вадим Борейко: С точки зрения контента сам я не был центровым рысаком, что называется. А вот на Гену Бендицкого, конечно, давление было. Против него возбуждали уголовные дела по статье о клевете. Я помню, в первой половине 2000-х в Алматы проводился митинг в его защиту. Потом он встретился с Назарбаевым, и весь этот «фарш» прокрутили назад.
А в середине 90-х случился пожар на газетном складе «Каравана», убытков было где-то на миллион долларов. В 90-е регулярно отключали электричество. Тогда акимом Алматы был Заманбек Нуркадилов (был убит в 2005 году. — Ред.), которого критиковал «Караван». В конце концов, руководство нашей компании приобрело оборудование для автономного электропитания. Возвращаясь к «Каравану», добавлю, что это было первое экономически независимое издание, потому что у него была своя типография. Остальные газеты были тоже вроде бы независимыми, со свободными учредителями, но были связаны типографиями, которые в то время были подконтрольными.
Азаттык: Лично на вас пытались давление оказывать?
В газете «Время» было золотое время, но я совсем по нему не ностальгирую.
Вадим Борейко (криво усмехается): Да кому я нужен? Я тогда писал колонки и юмористические полосы «Дурацкие вопросы», руководил ежедневным выпуском газеты «Время». Я не припомню, что персонально в мой адрес были какие-то угрозы, но газета ходила в исках, как в соплях. Половину судов мы выигрывали, половину проигрывали. Сам я выступал общественным защитником, когда Мухтар Алиев, отец Рахата Алиева, подал в суд на нашу журналистку Дилярам Аркин…
В газете «Время» было золотое время, но я совсем по нему не ностальгирую, потому что моя жизнь сложилась так, что в каждой новой редакции было интереснее, чем в предыдущей. Было что-то новое, чему-то постоянно учился.
Азаттык: По собственному опыту могу сказать, что очень здорово, когда постоянно сталкиваешься с чем-то новым. Это спасает от ржавчины. Журналистика — она как спорт. Объективно, но к 60-м годам далеко не все сохраняют ту творческую активность, которую сохраняете вы.
Вадим Борейко: Я сходу и не вспомню, кто в моём возрасте еще до сих пор рысачит, но сейчас у меня самый интересный период в жизни и в профессии.
«ЕСЛИ ВПЕРЕДИ НЕ МАЯЧИТ ГОНОРАР, ПИШЕТСЯ ГОРАЗДО ЛЕГЧЕ»
Азаттык: Вы долго думали прежде, чем перейти в YouTube и запустить свой «ГиперБорей»?
Вадим Борейко: Я обычно долго не раздумываю, действую, доверяясь «чуйке»: обычно интуитивное решение — самое правильное. В мае 2018 года по суду закрыли сайт Ratel.kz, с которым я сотрудничал. Я с головой ушел в Facebook и год писал бесплатно. И это тоже был лучший период моей жизни на тот момент. Я понял, что, если впереди не маячит гонорар, пишется гораздо легче. И когда я замутил расследования по курорту «Кок-Жайляу», и по смогу, и по атомной электростанции, Миша Дорофеев (редактор сайта Informburo, скончался в январе 2021 года. «» Ред.) пригласил меня сотрудничать с Informburo. Как внештатник я писал там расследования и колонки.
Потом кто-то меня надоумил подать заявку на участие в конкурсе Фонда Сорос-Казахстан. Я получил грант, в августе 2019 года открыл youTube-канал «ГиперБорей», где поначалу давал исключительно интервью с представителями гражданского общества. Потом я выиграл грант другой международной организации и заложил в бюджет покупку оборудования. Потому что гораздо дешевле, оптимальнее и мобильнее, если я вообще не буду ни от кого зависеть, в том числе технологически. На сегодняшний день в команде, помимо меня, работают два человека — Антон Кузнецов, который умеет всё: он и режиссер-постановщик, если это сложный фильм, и оператор, и звукорежиссер, и видеоинженер. Плюс ко всему он прекрасный музыкант, у меня на канале прозвучали практически всего его песни. Второй человек, Роман Егоров, — профессиональный фотограф, который очень быстро всему учится, поэтому теперь он и оператор, и пилот дрона.
Азаттык: Получается зарабатывать на своем канале?
Вадим Борейко: Зарабатывать получается, но не на монетизации YouTube, потому что там гроши. Я делаю то, что мне нравится, а не то, что приносит трафик. Мне нравится делать экологический контент для думающего меньшинства. А большинству нравится смотреть то, что от него не зависит: про политические интриги, допустим. Самый популярный ролик, 640 тысяч просмотров, я записал 2 мая 2020 года, когда Токаев подвинул Даригу Назарбаеву с поста спикера сената. Причём я сам что-то написал и наговорил на веб-камеру своего компа. Картинка была говно, но звук — более или менее.
Азаттык: Ну так тема-то какая. Интересная.
Вадим Борейко: По большому счету большинству населения фиолетово именно то, что зависит, в первую очередь, от них: их жизнь, здоровье детей, состояние окружающей среды. Если есть меньшинство и оно мне созвучно, я должен его и обслуживать. Но мы знаем, что перемены во всех странах делало именно меньшинство — достаточно и пяти процентов активного населения. И еще я дал себе слово не брать ни копейки от государства.
Азаттык: А государство предлагает что-нибудь?
Вадим Борейко: В позапрошлом году мне предложили подать заявку на участие в конкурсе одного министерства, я повёлся, но не выиграл, а потом подумал — и слава богу. Потому что я вижу, что получается, когда государство нанимает блогеров. Допустим, по строительству VIP-отеля в урочище Бозжыра «за» выступили четыре известных блогера. В моих глазах они просто зашкварились до нерукопожатности. Не буду называть их фамилий. Причём все они там на Бозжыре не были (я тоже не был, но хотя бы глубоко изучил «матчасть», чтобы писать посты против строительства со знанием дела) и написали по методичке одного министерства то, что их просили, и выдали свои посты практически в одно и то же время. И я никогда не хотел бы оказаться в такой ситуации. Куда вмешивается государство, там обязательно появляется цензура. Поэтому наши источники дохода — это гранты и реклама. У нас уже вышло где-то пять роликов экологической рекламы. Хвастаться, конечно, особо нечем, но лиха беда начало. И, конечно, донаты. Исключительно на донаты невозможно делать канал, но это очень серьезное подспорье.
«МОЙ ОПЫТ БЕСПОЛЕЗЕН ДЛЯ МОЛОДОГО ПОКОЛЕНИЯ»
Азаттык: Не было обидно, когда вы ушли из классической журналистики и увидели, что наш казахстанский сегмент YouTube практически неконкурентный — ниша свободна, мало молодых авторов, способных говорить не только на развлекательные темы, но и о чем-то серьезном.
Вадим Борейко: Во-первых, я не скажу, что там никого нет. У меня в YouTube два сэнсэя — Мурат Данияр (канал JURTTYŃ BALASY) и Дима Дубовицкий (канал «За нами уже выехали»). Я называю их своими учителями, потому что безо всяких трагедий пришел к выводу, что мой опыт бесполезен для молодого поколения, а вот их опыт мне очень пригодится. И в позапрошлом году они научили меня очень многим практическим вещам, хотя до этого я прошел курсы YouTube, узнал какие-то основы, но больше теоретические.
До YouTube моей самой любимой площадкой был Facebook, у меня там 19 тысяч подписчиков. Я эту площадку ни в коем случае не бросаю, поскольку многие по-прежнему больше любят читать, чем смотреть и слушать. И, кстати говоря, некоторые большие начальники признавались, что не смотрят «ГиперБорей», потому что некогда, но им в папочках приносят распечатки моих постов с Facebook.
Азаттык: Ну так в Facebook и контент рассчитан на тех, кто любит читать.
Вадим Борейко: В Facebook я сам сформировал себе аудиторию. Допустим, мои посты могут комментировать только френды. Ну потому что в своём доме — а аккаунт в Facebook я воспринимаю как собственную квартиру — хочется видеть своих. А тут вдруг придет чужой человек и будет топтать в грязных ботинках чистые полы? Но в YouTube так действовать нельзя: там я должен быть терпимее, поскольку любой хейт всё равно продвигает мой канал. Вот Алишер Еликбаев, например, советует хейтеров любить. Всяких мудаков мне, конечно, любить не за что, но я должен быть гораздо терпимее к ним.
«НА ЖУРФАКАХ ЖУРНАЛИСТИКЕ НЕ УЧАТ»
Азаттык: Недавно в Facebook обсуждали фразу, произнесенную на суде Байбека против Мамая: «Адвокат Байбека Айжан Ташенова: "Мамай, вы не имеете журналистского образования, это не мешает вам делать расследования?" Мамай: "Байбек вообще музыкант!"».
Вадим Борейко: Меня очень повеселила эта цитата, я хорошо ее запомнил.
Азаттык: Мне тоже было весело, но вопрос в другом: нужно ли вообще журналистам журналистское образование?
Профессии научат только в редакции, и нигде больше.
Вадим Борейко: Во-первых, эта цитата говорит о том, что адвокат Байбека вообще не имеет представления о журналистской профессии. Поскольку я был неоднократно руководителем маленьких коллективов, то предпочел бы взять на работу человека с экономическим или юридическим образованием, дефицит которого сам ощущаю до сих пор. Серьезному журналисту эти знания важнее. А на журфаках практической журналистике не учат. Как делать расследования — тем более. Во всяком случае, меня не учили.
Я ничуть не жалею, что поступил на журфак Московского государственного университета, потому что получил очень хорошее гуманитарное образование, прочел основные книги мировой и русской литературы, мне поставили английский язык, заточили русский язык, — по крайней мере, я узнал все правила. И на этом багаже до сих пор выезжаю. А профессии научат только в редакции, и нигде больше.
Азаттык: Большая проблема, с которой сейчас сталкиваются, пожалуй, все казахстанские СМИ, — дефицит кадров. Желающих работать много, а выбирать не из кого. Почему такой низкий уровень подготовки? Или просто журналистика стала менее востребованной и туда идет кто попало?
Вадим Борейко: Я бы разделил ваш вопрос на два: сохраняется ли востребованность журналистики и сохраняется ли востребованность классических медиа? Системные медиа переживают жесточайший кризис в Казахстане, а тем временем журналистика находится в своем расцвете. И это ни разу не парадоксальное мнение, потому что сегодня журналистика перетекла в социальные сети. И там как раз расцветает жанр расследования, причем им занимаются не только журналисты, но и люди из других сфер, например юрист по земельному праву Бакытжан Базарбек, адвокат Джохар Утебеков, или врач Куаныш Керимкулов, который завел свой канал на YouTube, или Кирилл Павлов, который был журналистом, а потом стал фермером, теперь консультант по аграрным вопросам.
Азаттык: За последние десять лет потребление медиаконтента через смартфоны выросло на 460 процентов. Сами медиа тоже изменились в силу этих обстоятельств. Как в таких условиях развивать расследовательскую журналистику, особенно в печатном формате, где каждое расследование — это минимум 15 тысяч знаков?
Вадим Борейко: Журналисты ищут новые форматы. И первая, кого я хочу назвать, — Джамиля Маричева, которая придумала абсолютно новый формат в своём проекте Protenge.kz в Telegram и Instagram, где каждое расследование умещается в несколько карточек. И это полноценное расследование, абсолютно адаптированное под вкусы аудитории социальных сетей. В этом смысле я, конечно, больше консерватор, и аудитория у меня постарше — это люди, которые еще не утратили вкус к чтению длинных текстов. Я же не могу написать расследование в шести абзацах, все-таки мне, прежде всего, нужно доказать свою мысль проверенными фактами и документами, потому что в моей работе доказательность — это главное.
Меня упрекали, что я продолжаю делать газету в YouTube. И эти упреки я слышал в том числе от своего партнера Антона Кузнецова, человека с большим телевизионным опытом. Я ему сказал: тогда сам бери колер и сам крась. И теперь на основе моего текстового контента он пишет сценарный план и делает чисто визуальный продукт.
«МНОГИЕ СТАНДАРТЫ В ЖУРНАЛИСТИКЕ — НАДУМАННЫЕ»
Азаттык: В 90-е годы ходить на пресс-конференции считалось дурным тоном, потому что спикер давал ту информацию, которая выгодна ему. Да и сами журналисты могли получить информацию напрямую от чиновников. Сейчас официальная информация получается через запросы, а сегодняшние брифинги госструктур — едва ли не единственная возможность, когда может задать вопросы чиновнику и получить какие-то вменяемые ответы. Как вы взаимодействуете с госструктурами?
Вадим Борейко: Сначала расскажу, как было в 90-е. Администрация президента и аппарат Совмина сидели в Алматы на площади Республики, где сейчас городской акимат. Туда можно было пройти по журналистскому удостоверению. У меня в портфеле лежала бутылка водки, и я шёл к знакомым в пресс-службу, чтобы ее там распить. Иногда в коридоре встречал какого-нибудь министра, которого можно было взять за руку, завести в его же кабинет и взять необходимую информацию. И никто не отказывал. Недавно я был в Доме министерств (в столице. — Ред.), меня встретили, сопроводили. Но сейчас просто так ты туда не попадешь — у меня даже изъяли телефон, когда я зашел на встречу с чиновником.
Скажем, «объективность» — это миф, поэтому беру это слово в кавычки.
Конечно, работая в редакции, мы делали официальные запросы. Иногда не получали никаких ответов. Но отсутствие ответа — тоже своего рода ответ. А сейчас я никаких запросов не делаю, поскольку а) я же не редакция, чтобы чиновник мне отвечал; б) на меня не давят никакие корпоративные стандарты. К слову, многие стандарты в журналистике — надуманные. Та же самая «объективность» или необходимость представить в материале две стороны. Вроде бы это столпы, но идите в жопу со своими стандартами.
Скажем, «объективность» — это миф, поэтому беру это слово в кавычки. Если журналист представляет несколько мнений, он может не давать никакого своего комментария, но выстроить эти мнения в таком порядке, чтобы нужное ему оказалось последним: оно и запомнится.
Вот почему я решил завязать с этой лицемерной «объективностью» и на своём канале подчеркнуто субъективен. Думаю, зритель вправе знать моё мнение, тем более что я не начинающий юнец. Главное — чтобы приводимые мною факты были достоверными, так ведь?
Поэтому не буду я бегать за официальной информацией. Я прекрасно знаю, как чиновники отвечают: не по существу. Если у меня будет интервью, я всё, что нужно спрошу, а всю нужную мне информацию я найду сам — очень много её лежит в открытом доступе, только надо уметь искать.
Азаттык: Сейчас многие журналисты стараются как можно меньше взаимодействовать с госорганами, и я в том числе. Может, именно этого чиновники и добиваются?
Вадим Борейко: Один крупный чин из министерства экологии, с которым я недавно общался, сказал: наша открытость выходит нам боком, потому что чем больше мы открываемся, тем больше получаем по голове. Я ответил: так будет всегда, но в итоге вы выиграете. Пускай чиновники ничего не говорят, я и без них проживу, но тем самым они просто продемонстрируют свою ненужность. Огромное количество чиновников — это же искусственно выдуманная потребность. Их не надо столько.
«У МЕНЯ АУДИТОРИЯ ДУМАЮЩЕГО МЕНЬШИНСТВА»
Азаттык: Вы интересную фразу сказали: когда надо я — журналист, когда надо — блогер. Где та граница между журналистами и блогерами и должна ли она сейчас вообще существовать?
Вадим Борейко: Я сначала очень нервно реагировал, когда меня называли блогером. Ещё недавно торопел, когда меня называли общественным деятелем, экологическим активистом. А журналистом в последнюю очередь, если вообще называли. Это проблема классификации — всем нужно всех расставить по полочкам, а по большому счету это не имеет никакого значения. В конце концов, я убрал для себя проблему классификации. И даже перестал к ней эмоционально относиться — она абсолютно надуманна.
Главный подход у меня, конечно, журналистский — сбор подтвержденной информации. Надстройка — субъективное мнение, потому что такой вещи, как объективность, не существует вообще. Всё это манипуляции. Поэтому лучше перестать лицемерить и говорить от души — то, что ты думаешь. Но это должно быть не пустое ля-ля, а основанное на фактах.
Сейчас эпоха журналистики мнений — прав тот, кто более известен или у кого громче голос.
Есть такое мнение, что в большинстве своем люди не умеют делать выводы сами, им нужна информационная жвачка, которую положат в уши. У меня аудитория думающего меньшинства. Сейчас эпоха журналистики мнений — прав тот, кто более известен или у кого громче голос. Но всё-таки я сохраняю приверженность к фактам и рад, что у нас потихоньку просыпается нужда в достоверных фактах. Потому что сейчас в обществе сложилась уникальная ситуация, когда люди никому не верят, но в то же время верят во всякую хрень типа чипирования и химтрейлов. Однако я вижу, что пытливые умы потихоньку тянутся к проверенной информации — ведь что может быть сильнее доказанного факта?
Азаттык: Какой вы видите казахстанскую журналистику через десять лет?
Вадим Борейко: Лет десять назад, когда я еще работал в газете «Время», думал, что бумажных газет на мой век хватит. А на днях вышел последний номер «Экспресс К», бывшей «Ленсмены» — газеты со 100-летней биографией, в которой я начинал.
Потом прошло пять лет, и я подумал, что на мой век может и классической журналистики не хватить: она вся растворится в социальных сетях. И долго себя утешал, что на мой век хватит времени, чтобы заниматься русскоязычным контентом. Теперь я вижу, как гигантскими темпами расширяется сфера применения казахского языка, и уже не уверен, что на мой век хватит русскоязычной журналистики. Поэтому лучше отвечу на вопрос: чего бы мне хотелось через десять лет? Готовиться к новому выпуску канала «ГиперБорей», и чтобы ноги к тому времени еще бегали.
КОММЕНТАРИИ