Дмитрий Шкребец, чей сын Егор числился пропавшим без вести после потопления флагмана Черноморского флота крейсера «Москва», получил свидетельство о его смерти — на 110-й день. «Шкребец Егор Дмитриевич, матрос срочной службы по призыву, старший вестовой службы снабжения, официально признанный Генеральным штабом участником боевых действий в составе экипажа крейсера "Москва" — погиб. Теперь и документально...» — написал он в социальной сети «ВКонтакте».
Вместе с этим сообщением отец погибшего срочника родом из Ялты опубликовал документы. Из них следует множество несоответствий в официальной версии случившегося на крейсера «Москва» и с членами его экипажа, а также расхождение между тем, что в дни трагедии сообщали российские государственные СМИ, ссылаясь на данные Минобороны России, и тем, какая информация распространялась по неофициальным каналам, например, что говорили родственникам.
В посте, опубликованном Дмитрием Шкребцом, есть два видеосюжета телеканалов «Россия-1» и «Россия-24». В одном из них рассказывается о заявлении президента Владимира Путина о том, что солдаты срочной службы не участвуют в боевых действиях в Украине, а «поставленные задачи решают только профессиональные военные». При этом погибший матрос Егор Шкребец был срочником. Во втором сообщении, от 14 апреля, говорится о том, что на крейсере «Москва» «произошел пожар и он сохраняет плавучесть, очаг возгорания локализован, открытого горения на борту нет, взрывы боеприпасов прекращены, основное ракетное вооружение не повреждено, предпринимаются меры по буксировке крейсера в порт... Экипаж, по данным Минобороны, полностью эвакуирован». В то время, когда российские СМИ передавали это сообщение, крейсер «Москва» уже затонул, что произошло 14 апреля в час ночи, а поскольку удар украинских сил по «Москве» произошел 13 апреля, то именно эта дата и стоит на всех документах, касающихся гибели матроса Егора Шкребца, которые публикует его отец. Вашингтон, ссылаясь на данные разведки, подтвердил версию гибели крейсера, о которой заявляли украинские официальные лица.
О том, что на борту «Москвы» находились срочники, а ими оказались 19 из 27 членов экипажа, российские государственные СМИ не сообщали. Официально именно срочники не были признаны погибшими, а числились пропавшими без вести. Единственным формально признанным погибшим на «Москве» был мичман Иван Вахрушев, и журналистам это подтвердила его супруга, рассказав, что его жизнь оборвалась «при исполнении своих обязанностей». Помимо Вахрушева, известны имена еще двух погибших — это Егор Шкребец, чей отец принял решение обнародовать информацию о его гибели, а также старший матрос Виталий Бегерский, чьи родственники также посчитали недостаточными объяснения, которые они получили от военных о случившемся на «Москве». Срочники не были эвакуированы с корабля, в отличие от командования. Известно, что командир крейсера капитан первого ранга Антон Куприн был признан погибшим, однако на видео встречи экипажа с главнокомандующим ВМФ РФ адмиралом Николаем Евменовым и командованием Черноморского флота России после обстрела крейсера украинскими силами Куприн присутствует. Он, согласно кодексу поведения офицеров морского флота, не должен был покидать корабль первым. В то же время не совсем ясно, когда было записано обнародованное российскими СМИ видео.
К посту в соцсетях о получении документов, подтверждающих смерть срочника, отец погибшего Егора Шкребца прикрепил и переписку с представителями Черноморского флота, из которой следует, что 14 апреля родственникам погибших срочников уже разослали сообщения о том, что имена их сыновей не числятся в списках раненых или эвакуированных. Одно из таких сообщений получил и Дмитрий Шкребец — в нем говорится, что надежд, что его сын жив, нет. В то время, когда по российским каналам говорилось, что корабль на плаву, родственникам сообщили, что выжившие после затопления «Москвы» члены экипажа на четырех небольших кораблях добираются на сушу и что если сын Дмитрия Шкребца попал в воду, то «при такой температуре воды шансов нет». На вопрос о том, что делать, командир посоветовал родственникам погибшего «молиться».
Общественность узнала о потерях после гибели крейсера только спустя 10 дней после случившегося, когда Минобороны России опубликовало такие данные.
Не соответствующая действительности информация содержится в документе Военной прокуратуры Черноморского флота от 5 мая, опубликованном отцом погибшего срочника. Там говорится, что «корабль, на котором проходил военную службу Шкребец Е. Д. … не был включён в перечень соединений и воинских частей, привлекаемых к участию в специальной военной операции». Флагман флота «Москва» при этом сразу после начала войны, в конце февраля, участвовал в операции по захвату острова Змеиный в Черном море, впоследствии освобожденного Вооруженными силами Украины. Также он участвовал в боевых действиях еще до начала нынешнего этапа войны России в Украине — как в Сирии, так и во время аннексии Крыма, когда крейсер блокировал украинские корабли у выхода из залива Донузлав.
На вопрос Радио Свобода о том, изменил ли он свое отношение к боевым действиям, которые Россия ведет на территории Украины, Дмитрий Шкребец отвечать отказался. Однако ранее он говорил в интервью, что после случившегося перестал смотреть телевизор и верить тем сообщениям, которые транслируют государственные российские каналы.
Радио Свобода: Вы ждали подтверждения смерти сына 110 дней и практически с первого дня после его гибели добивались правды. Как вы оцениваете эту ситуацию, что прошло так много дней, пока вам выдали свидетельство о смерти?
Дмитрий Шкребец: По закону, если человек пропал без вести в месте, где есть непосредственная угроза жизни, время ожидания — шесть месяцев. Для нас они еще сократили срок ожидания. То есть если сразу не удалось опознать человека среди погибших, то обычно ждут полгода. Другое дело, что мы знали обо всем случившемся с вечера 14-го числа... Поэтому я и начал 17 апреля поднимать шум, чтобы они сказали правду. Потому что мы изначально знали, что всё, что они официально говорили, — это ложь (что была проведена эвакуация, что все спасены). Вот поэтому добивались правды. Ну, и вот получилось то, что получилось.
Радио Свобода: Каковы будут ваши действия в дальнейшем в связи с теми новостями, которые вы получили вчера?
Дмитрий Шкребец: Ну, дальше я напишу то, о чем я говорил. Я задам официально и публично вопросы командованию Черноморского флота, на которые им нужно будет ответить. Или они будут продолжать молчать. То есть на основании того, что я знаю после общения с людьми, с очевидцами, после судов, есть определенная информация, которой я могу поделиться публично и задать вопросы официальным лицам, на которые им придется отвечать. Или вся страна будет просто смотреть, как они не будут отвечать на них.
Радио Свобода: И какие это вопросы?
Из самого вопроса вытекает абсурдность официальной версии
Дмитрий Шкребец: Вопросы по официальной версии. У нас же есть официальная версия — возгорание и детонация боезапаса. Я буду говорить только на основании того, что произошло с моим сыном на камбузе, в столовой. Второй вопрос — по тому, как проводилась или не проводилась спасательная операция и, соответственно, исходя из всего этого, эвакуация, кто мог быть эвакуирован и почему не эвакуирован мой сын. Вот по этим главным вопросам будут проистекать и все остальные.
Радио Свобода: Вы предполагаете, что официальная версия Минобороны не соответствует действительности?
Дмитрий Шкребец: Она не соответствует логике. Это простая логика, из которой исходят вопросы, которые почему-то в публичном пространстве никто не додумался задать, хотя они на поверхности. Я собираюсь написать об этом в конце этой недели на странице во «ВКонтакте». То есть сами вопросы будут поставлены так, что любой читающий сам задумается: а действительно, как так может быть? И подумает, может быть: а почему я не задал такой вопрос? Всё на поверхности, всё очевидно. Прочитаете и всё поймете. Там из самого вопроса вытекает абсурдность официальной версии.
Радио Свобода: Помимо вас, очень немногие из тех, чьи сыновья — срочники — погибли на крейсере «Москва», согласились назвать публично их имена. Вы в контакте с родственниками других погибших, оказавшимися в такой же ситуации, как вы?
Дмитрий Шкребец: В самом начале, когда это всё начиналось, да, мы были в контакте с ними. Сейчас я общаюсь непосредственно только с одной семьей, у них сын в этот момент находился с моим на камбузе, и они двое оттуда не вышли, оба погибли на камбузе. То есть два человека спаслись, а мой сын и Леня Савин там остались. Поэтому с ними мы поддерживаем отношения, общаемся, и в Севастополь мы ездили вместе получать свидетельства о смерти. С остальными я не общаюсь, потому что многие просто ушли в себя, другие до сих пор верят, что их ребенок жив, ну, там все на грани такой абсурдности, поэтому не общаемся сейчас.
Радио Свобода: Что будет после того, как вы получили документы, свидетельствующие о смерти сына? Вам еще предстоит оформить какие-то другие документы? Будет ли церемония прощания?
Дмитрий Шкребец: Мы получили заказное письмо с решением суда. И в дальнейшем в военкомат в течение недели еще придет дело нашего сына, с выпиской из части, и мы получим удостоверение о том, что он признан ветераном, участником боевых действий. А похорон не будет никаких. Со мной связывался классный руководитель из его школы, в которой Егор проучился все года, там ребята хотят устроить какой-то прощальный вечер, директор школы хочет какой-то мемориал сделать непосредственно в самой школе. Будем с ними собираться, какой-то вечер памяти сделаем. Потому что у нашего сына кладбище — это Черное море, и могила его — это братская могила, крейсер...
КОММЕНТАРИИ