По статье «Экстремизм» казахстанские власти привлекают к суду активистов, требующих смены власти. В законе в это понятие вкладывают широкий смысл. Размытая трактовка термина дает повод усомниться в справедливости судебного решения. Возможно ли чётче определить это понятие? Как отличить свободу слова от экстремизма? Каков международный опыт в этом вопросе?
11 октября в Алматы огласили приговор по делу 13 гражданских активистов, обвиненных в участии в деятельности организации, признанной экстремистской. Суд никого не оправдал.
На судебном заседании в конце августа адвокат Нурлан Рахманов спросил у следователя Гизата Кажыбаева, что такое экстремизм, в том числе политический экстремизм. Следователь заявил, что «собранные материалы дела раскрывают преступную деятельность этих граждан», и не стал давать никаких пояснений.
«Люди выражали свои взгляды мирно, в чем тут экстремизм?» — спросил юрист, пытаясь получить ответ на вопрос.
Однако судья Ернар Касымбек отклонил этот вопрос адвоката. Таким образом, ни адвокат, ни подсудимые не смогли услышать от следователя, что такое экстремизм и какие их действия относятся к «экстремизму». Спустя полтора месяца судья приговорил четырех активистов к пяти годам лишения свободы, а остальных — к одному или двум годам ограничения свободы. До возбуждения уголовного дела эти граждане выступали на акциях протеста с критикой властей.
Власти тогда возбудили дело по статье 405 уголовного кодекса — активистов обвинили в «причастности к деятельности экстремистской организации». Говоря об экстремистских организациях, власти имеют в виду движения «Демократический выбор Казахстана» (ДВК) и «Көше партиясы». Именно сами власти признали эти две организации «экстремистскими». Между тем материалы «комплексной судебной психолого-филологической экспертизы», на основании которой было принято решение суда, недоступны. В своей резолюции Европарламент назвал движения мирными организациями.
«Оксфордский словарь» определяет экстремизм как «политические, религиозные и другие действия, которые являются крайними и ненормальными, неразумными или неприемлемыми для большинства людей». Понятие происходит от латинского слова «extremus», что означает «крайний», «чрезвычайный».
В документе британского правительства экстремизм назван «противодействием словом или действиями фундаментальным ценностям Великобритании, включая демократию, власть, верховенство закона, личную свободу, взаимное уважение, терпимость к разным верам и убеждениям».
В документе под названием «Борьба с экстремизмом» также приводятся примеры экстремистских лозунгов. «Если вы любите разбивать носы антифашистским паразитам, присоединяйтесь к группе белых, свяжитесь с нами» — такой расистский пост был размещен в Twitter'е с аккаунта неонацистской группы из 1500 пользователей.
«Если вы живете на Западе, вы счастливее нас, вы можете запугать неверных... Вставайте, братья, вставайте», — говорится в сообщении британского террориста в Сирии. Этот пост просмотрели 55 тысяч человек.
В западном мире «экстремизм» понимают как идеи и действия, когда отдают предпочтение одной группе по сравнению с другой, призывают к насилию против других на основе их идеологии и отрицают понятие личных свободы и убеждений.
В казахстанском законе дается более широкое определение экстремизма. Сюда входят действия, направленные на разжигание национальной и религиозной розни, насильственное изменение конституционного строя, нарушение суверенитета Республики Казахстан, целостности, неприкосновенности и неотчуждаемости ее территории, подрыв национальной безопасности и обороноспособности государства, насильственный захват власти. О ценностях демократии ничего не говорится.
Глава Казахстанского международного бюро по правам человека и соблюдению законности Евгений Жовтис говорит, что в казахстанском законодательстве «четко не прописана правовая природа экстремизма, поэтому любое действие может быть классифицировано как экстремизм». По его словам, такая ситуация противоречит международному праву.
Власти Казахстана часто обращаются к статье 405 уголовного кодекса — «Экстремизм». По официальным данным, только за последние три года по этой статье было возбуждено 150 дел, 113 из них на сегодняшний день дошли до суда.
По словам правозащитников, статья 405 стала для властей «инструментом» наказания неугодных.
Азаттык: Что такое экстремизм и каких стандартов придерживаются демократические страны при признании действий или идей экстремистскими?
Евгений Жовтис: Действительно, у термина «экстремизм» нет чёткого определения, более того, это больше политологический термин, чем юридический. В международном праве этот термин юридически вообще не употребляется, потому что он очень расплывчатый, его невозможно очень чётко сформулировать. То есть, по существу, это различного рода крайне экстремальные взгляды, радикальные взгляды, которые чаще всего бывают связаны с политикой, религией, они нацелены на какие-то изменения радикального характера. Но для того, чтобы перевести их в юридическую плоскость, используют термин не «экстремизм», а «насильственный экстремизм». Насильственный экстремизм, или violent extremism, — это более чёткое, определенное понятие, которое связано с тем, что люди оправдывают, продвигают насилие для достижения политических, религиозных или других целей. То есть это насилие может быть выражено в призывах к террористическим действиям или каким-то насильственным действиям, это может быть связано с разжиганием ненависти и вражды, через пропаганду вот таких радикальных взглядов. Обязательным элементом является призыв, оправдание, пропаганда, продвижение насилия.
Азаттык: У многих есть хоть какое-то представление о религиозном экстремизме. Что вы можете сказать о политическом экстремизме? Можете привести современные примеры экстремизма?
Евгений Жовтис: К крайним формам насильственного экстремизма можно отнести и фашизм, и расизм, и любую тоталитарную идеологию, которая на практике является насилием, подавлением. Можно говорить о Гитлере, можно говорить о режиме в ЮАР, Северной Корее, о Советском Союзе в период Сталина. Это классические виды, идеологии, основанные на насилии. Эти идеологии, которые поддерживаются даже большинством населения, или большинство населения с ними вынуждено соглашаться, но это, будем говорить, государственная идеология. Поэтому тоталитарные режимы, фашистские, расистские режимы — все они в той или иной степени есть способ, здесь государство выступает как экстремист. Здесь государство тоталитарное, царствует диктатура, оно работает на методах насилия в отношении политических оппонентов, свободы выражения, свободы собрания, свободы объединений, о которых мы говорим.
Азаттык: В казахстанском законе «О противодействии экстремизму» экстремизм определили как преследование таких целей, как «насильственное изменение конституционного строя, нарушение суверенитета и целостности Республики Казахстан и единства ее территории, подрыва безопасности и обороноспособности государства, насильственный захват власти или насильственное удержание власти, создание, руководство и участие в незаконном военизированном формировании, организация вооруженного мятежа и участие в нем, разжигание социальной, сословной розни (политический экстремизм)». Как вы думаете, это определение соответствует общечеловеческому представлению об экстремизме?
Евгений Жовтис: К сожалению, в нашем законодательстве, как в законе «О противодействии экстремизму», так и кодексе «Об административных правонарушениях», уголовном кодексе, используют совершенно юридически неопределенный термин «экстремизм», под который можно подвести всё что угодно. Именно поэтому эти определения нарушают принцип юридической определённости и предсказуемости, установленный международным правом, а за такое использование понятия экстремизма Казахстан очень сильно критикуется, в том числе в связи с использованием статей 405, 174 и других. Именно поэтому, если вы откроете доклад, выпущенный в прошлом году спецдокладчиком ООН по поощрению прав человека в ходе борьбы с терроризмом госпожой Финнуалой Ни Илойн, обнаружите, что она сказала об этом. Она отметила, что, к сожалению, это всё очень неопределенно и это нарушает права человека. Ее доклад достаточно большой, очень подробно всё это описывает, она посещала Казахстан в 2019 году.
На это же нам указывал и Совет ООН по правам человека, членом которого мы сейчас стали. На это нам также указывал и Комитет по правам человека, и спецдокладчик по свободе собраний и ассоциаций.
ТРЕБОВАТЬ ОТСТАВКИ ВЛАСТЕЙ — НЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Азаттык: Когда активисты выходят на несанкционированные, но мирные митинги, требуют отставки руководства страны и изменения Конституции, можно ли их действия отнести к «призывам насильственного изменения конституционного строя» или «подрыву национальной безопасности»?
Евгений Жовтис: Нет. Когда граждане выходят, пусть даже на несанкционированные митинги, требуют отставки правительства, изменения Конституции, соблюдения своих прав, но при этом не призывают к насилию и не исповедуют насилие, то, бесспорно, ничего экстремистского в их действиях нет. Это обычная, нормальная, политическая практика в плюралистическом государстве, которым мы по Конституции и являемся. К сожалению, государство использует этот расплывчатый термин «экстремизм». Оно движется по пути криминализации оппозиционной деятельности или криминализации деятельности несогласных и инакомыслящих.
Азаттык: Какие доказательства используют казахстанские власти, когда выдвигают обвинения в экстремизме? К примеру, какой логике они следовали, когда отнесли к экстремизму деятельность 13 активистов?
Евгений Жовтис: Когда власти выдвигают такие обвинения, они их выдвигают формально. Посмотрите, во многих обвинительных актах по делам тех, кого привлекают по 405-й и по 174-й, понятия подменяются. То есть даже слово «насильственный» выпадает, и власти, в данном случае следователи, которые формулируют обвинения, пишут, что эти граждане выражали негативную оценку деятельности правительства, критиковали правительство, требовали отставки правительство, то есть для них требование отставки правительства — это уже криминал. Потому что наше политическое пространство зачищено. У нас невозможно зарегистрировать оппозиционную политическую партию, единственная политическая партия (имеет в виду ОСДП. — Ред.) маргинализована и в политической жизни не участвует. У нас нет оппозиции ни в парламенте, ни в местных представительных органах власти. И поэтому термин «экстремизм» используется для дальнейшего подавления любого проявления оппозиционной политики, оппозиционных политических взглядов. Их объявляют экстремистскими и при помощи различного рода экспертов привязывают к так называемым экстремистским организациям, как, к примеру, «Коше партиясы» или ДВК, просто преследуют оппозиционную деятельность.
Азаттык: Можно ли в рамках действующего казахстанского законодательства безопасно для себя заниматься политической активностью, не подвергая себя риску быть осужденным?
Евгений Жовтис: Законодательство у нас в политическом смысле абсолютно репрессивное, как в авторитарной стране. Главная задача государства, в данном случае тех, кто находится у власти, — это обеспечить полный контроль, устранять любые риски и угрозы для себя самих и своей политической власти. Потому что никакого желания обеспечивать политический плюрализм, реальную многопартийность, свободу выбора у властей нет, поэтому они используют любые имеющиеся на руках ресурсы, чтобы держать всё под контролем. Поэтому никаких безопасных способов политической активности у нас нет. Потому что организованная политическая активность, по существу, запрещена, потому что вы не можете создать политическую партию, политические группы криминализуют, закрывают и так далее, в том числе через те процессы о запрете экстремистских организаций. Дальше преследуют отдельные фигуры, гражданских активистов. Просто здесь нет никакого пространства с точки зрения политики. В данном случае речь же не о праве, речь идёт о политике.
Азаттык: Есть мнение, что Акорда боится не самих активистов, а их объединения с Мухтаром Аблязовым. Как вы думаете, есть ли основания так думать? Означает ли это, что другим активистам, не связанным с Аблязовым, ничего не угрожает?
Евгений Жовтис: Думаю, что здесь вопрос не в том, что власти боятся активистов, их связи с Аблязовым, а в том, что это просто зачистка любой политической активности и любого мобилизационного потенциала. Если власти видят, что кто-то распространяет оппозиционные взгляды, критикующие правительство и президента, бросающие вызов существующей политической системе и элите, то власти видят в этом для себя угрозу и стараются ее нейтрализовать, используя при этом термин «экстремизм», «экстремистская организация» и так далее. Это очень удобное понятие, чтобы криминализовать любое оппозиционное политическое действие, несогласие и публичность, а особенно буйных — изолировать.
КОММЕНТАРИИ