Кроме проведения политических и гражданских акций протеста в виде митингов, шествий и пикетов, флешмобов и перформансов, казахстанцы, протестуя против решений судов, действий полиций и требуя улучшений условий труда, приковывали себя наручниками к зданию парламента, устраивали голодовки на башенных кранах, сжигали себя и даже стреляли в силовиков. Власти страны, воспринимая любую публичную акцию протеста как вызов государственному строю, реагировали на протесты административными штрафами и арестами, уголовными делами и тюремными сроками.
Во время забастовки нефтяников в Жанаозене в 2011 году полиция впервые открыла огонь, — по официальным данным, тогда в городе погибли 16 человек. Сейчас акции протеста, тем более с политическими требованиями, в Казахстане не проводятся. К 2018 году в стране начали задерживать за появление на улице с синими воздушными шарами — символом сторонников Мухтара Аблязова, давнего оппонента президента Нурсултана Назарбаева.
ТРЕНД — СНИЖЕНИЕ ПРОТЕСТОВ
— Митинговая гражданская активность сведена к нулю. Авторитарный режим не может развиваться по-другому, только по пути ужесточения и закручивания гаек. Если в начале обретения независимости еще была какая-то свобода, то сейчас уже запрещено публично протестовать против того, что происходит в стране, — считает оппозиционный журналист из Алматы Сергей Дуванов.
Дуванова можно считать ветераном акций протеста. Еще в 70-е годы он задерживался сотрудниками КГБ «за участие в создании подпольной антикоммунистической организации». В декабре 2005 года Дуванов с тремя коллегами (Александр Скрыль, Андрей Свиридов и Андрей Гришин) вышли протестовать на площадь Республики против результатов президентских выборов. Они приковали себя цепями к ограждению монумента Независимости и простояли с плакатами около десяти минут, после чего их задержала полиция. Всех четверых оштрафовали.
С тех пор Дуванов неоднократно публично протестовал против «культа личности» президента Назарбаева и в защиту осуждённых коллег.
С 2010 года Сергей Дуванов в составе Казахстанского бюро по правам человека занимается мониторингом публичных акций протеста и мирных собраний. По его данным, за последние семь лет количество акций протеста в стране сократилось почти в пять раз.
В 2010 году бюро зафиксировало 64 (как одиночных, так и коллективных) акции протеста, 2011–2012 годах — 162 акции, в 2013 году — 119, в 2014-м — 114, в 2015-м — 71, в 2016-м — 52, в 2017-м — 36.
Сергей Дуванов акцентирует внимание на сокращении именно политических акций.
— Раньше до 60 процентов всех митингов и акций, которые проводила оппозиция и общественные организации, были с политическими требованиями. Акции же, зафиксированные в прошлом году, — это в основном одиночные пикеты за личные интересы, не имеющие никакого отношения к политике, — говорит Сергей.
Азаттык: А сколько из них санкционированы властями?
Если вы через Интернет объявите об акции накануне, то к вам и придут накануне. А утром у дома будет ждать «воронок». Мы знаем много случаев, когда человек еще не провел акцию, а его уже везут в полицию. Система принимает превентивные меры.
Сергей Дуванов: Из 36 публичных акций санкционировано всего четыре. И то это те случаи, когда, например, неизвестные люди съезжаются на дорогих машинах и требуют, чтобы казашки не выходили замуж за китайцев. Или, например, когда в этом году 300 человек провели шествие в Алматы в поддержку президента. То есть, если вы затрагиваете неприятные для власти темы, вам отказывают. Если нет, то разрешают. Поэтому большинство протестующих не санкционируют свои действия, а просто выходят, рискуя своим благополучием и деньгами. Если вы выходите протестовать инкогнито, то есть шанс, что вы можете простоять пять-десять минут, пока власти очухаются и скрутят вас. Но если вы через Интернет объявите об акции накануне, то к вам и придут накануне. А утром у дома будет ждать «воронок». Мы знаем много случаев, когда человек еще не провел акцию, а его уже везут в полицию. Система принимает превентивные меры.
Азаттык: Сторонники власти с вами не согласятся, потому что в каждом городе местными маслихатами четко определены места, где с разрешения отделов внутренней политики можно протестовать. Так возможность протестовать все-таки есть?
Сергей Дуванов: Наша «демократия» очень хитрая. Да, в законе о мирных собраниях написано, что граждане имеют право публично протестовать, и в Конституции так же сказано. Но с оговоркой, что это право может быть ограничено законами. И вот эти законы ограничительные так хитро и умело написаны чиновниками, что если вы и ваши требования не устраивают власти, то они найдут сотни способов, чтобы вам не позволить.
Отказ в санкционировании может быть под любым предлогом. В диапазоне от «вы не вовремя подали заявку» до «в этот день на этом месте планируются спортивно-массовые мероприятия». Часто власти мотивируют отказ тем, что поблизости находятся учебные или медицинские учреждения. И если вы даже соглашаетесь на их условия и едете протестовать туда, где власти вам разрешат, то протест на окраине города теряет всякий смысл. Вас никто не увидит и не услышит.
Поэтому все эти разрешения — это полная профанация. Никакого права у людей проводить политические акции в Казахстане нет. Это право регулируется чиновниками.
Азаттык: Может быть, никто уже не хочет протестовать?
Сергей Дуванов: Да, реально сейчас выходить некому, потому что в стране нет политической оппозиции, гражданского сектора, который готов адресовать власти свои требования через публичные акции. Но основная причина — людей запугали арестами, штрафами и гонениями. Плюс события в Жанаозене. Когда мы проводили опрос среди экспертов, чтобы выяснить, с чем связан спад протестной активности, то каждый второй сказал, что после Жанаозенских событий в обществе появился страх протестовать.
Азаттык: Какую роль в этом играет пропаганда?
Реально сейчас выходить некому, потому что в стране нет политической оппозиции, гражданского сектора, который готов адресовать власти свои требования через публичные акции. Но основная причина — людей запугали арестами, штрафами и гонениями.
Сергей Дуванов: Основную. Если у среднестатистического казахстанца спросить, как он относится к митингам, то, скорее всего, он скажет, что это не наше. Негатив к публичным протестам у общества сформирован еще со времен переворотов в Грузии, Украине и соседнем Кыргызстане, когда по телевизору с утра до вечера гоняли кадры погромов. И это при том, что за эти 26 лет во время сотен акций протеста в Казахстане не сожгли ни одного автомобиля, не разбили ни одного фонаря и даже носа никому не разбили. Нет ни одного примера в стране, когда митинги были опасными для общества. Хотя в той же цивилизованной Франции во время акций демонстранты всё крушат, но, тем не менее, власти не запрещают протестовать.
Азаттык: Эффективны ли в Казахстане публичные акции?
Сергей Дуванов: Частично для решения своих личных вопросов — да. Например, когда человек, пострадавший от действий чиновников, грозит сброситься с крана, сжигает себя или когда граждане перекрывают дорогу, потому что нет пешеходных переходов и машины давят их детей. Тогда чиновники начинают работать, чтобы решить проблему. С точки зрения политических проблем — нет, не эффективны, потому что через акции требовать политических перемен — это табу в нашей стране. Я устал объяснять международным экспертам, что ситуация с правами человека в Казахстане, в том числе с публичными и мирными собраниями, с каждым годом ухудшается, а не наоборот, как кажется.
РАЗОЧАРОВАНИЕ
Журналист и в прошлом активист Жанна Байтелова в разные годы дважды подвергалась административным арестам. В первый раз ее арестовали на десять суток, когда в 2010 году Байтелова закидала навозом здание Алматинского городского суда. Так она протестовала против отказа в рассмотрении ее иска в отношении чиновников, подписавших закон «О лидере нации». Во второй раз Байтелову арестовали на 14 суток в 2011 году за акцию с другими активистами в поддержку Натальи Соколовой, осуждённого активиста, защищавшего бастующих нефтяников на западе Казахстана.
— Устали, надоело, нет смысла. Есть разочарование — из года в год биться как рыба об лед. Выходя на акцию, ты искренне веришь, что твой голос что-то значит и лучше говорить, нежели молчать. Но когда ситуация не меняется, а у тебя постоянно возникают проблемы в виде штрафов, арестов, проблем на работе, осуждения родственников и друзей, обвинений в проплаченности [тогда уже ничего не хочется], — дает свое объяснение снижению протестной активности Жанна.
По ее словам, даже настроенные на протестную «волну» активисты неоднозначно относятся к публичным акциям. Сейчас Байтелова «не видит смысла» в том, чтобы публично протестовать.
Устали, надоело, нет смысла.
— Любой протест по поводу системных проблем в стране сейчас сразу теряется в потоке информационного шума. Сейчас уже никому не интересно, что кто-то вышел на площадь с плакатом. 90 процентов СМИ об этом просто не напишут, — говорит Жанна Байтелова.
По мнению журналиста, дискредитирована сама идея публичного выражения мнения. Например, фейковыми, провластными акциями, информационными вбросами, что все акции проплачиваются. И люди в это верят.
— Акции сейчас не эффективны. Если проблему можно решить через другие способы, надо их использовать. Опять же, всё зависит от требований и от авторитета конкретных личностей, которые эти акции проводят. Например, если это политические требования, то всё намного сложнее. В то же время, например, в знак солидарности с родными погибших в Кемерово в нескольких городах прошли акции, когда люди запустили шары в небо. И им за это ничего не было, потому что никаких политических требований не звучало. А с другой стороны — людей задерживали за синие шары, — резюмирует Жанна Байтелова.
ПРАВИЛА ИГРЫ ПОМЕНЯЛИСЬ
Юрист и правозащитник Болатбек Блялов в 2012 и 2013 годах организовывал десятки публичных мирных акций протеста в защиту людей, чьи интересы он представлял в жилищных спорах с властями, и участвовал в этих акциях сам, а также выходил на протесты в составе экологического движения «Антигептил». Блялов уже не помнит, сколько раз был оштрафован; минимум три раза подвергался административным арестам. В 2016 году Блялова приговорили к трем годам ограничения свободы за «разжигание розни», признаки которого полиция усмотрела в его видеолекциях.
— Последние пять-шесть лет в законодательной и правоприменительной практике идет ужесточение. Власти всяческими способами не позволяют гражданам публично выражать протест. Даже если человек через акцию протеста добивается своей цели и выполнения требований, власти всё равно преследуют его, применяя определенные санкции, — говорит Болатбек Блялов.
Но это, по мнению правозащитника, не основная причина снижения протестной активности населения.
— В стране не осталось организованных оппозиционных сил. А те, которые есть, не могут предложить населению адекватную повестку дня или организовать нормальную акцию протеста. Если бы оппозиция, несмотря на репрессии, продолжала публично протестовать, то власти пошли бы на смягчение.
Протестный потенциал населения, по словам Блялова, тем не менее, растет и начинает где-то проявляться.
Парадоксально: акции протеста уменьшаются, но протестные настроения увеличиваются.
— Пример тому — «земельные» митинги. Если лет 10–15 назад протестовали активные граждане, то сейчас на протестное поле выходят менее активные обыватели. Протестный слой населения расширяется. Но из-за того, что нет организаций, которые могли бы возглавить протестные группы, они разобщены. Парадоксально, акции протеста уменьшаются, но протестные настроения увеличиваются, — считает Блялов.
Он признаётся, что его тревожит ситуация, когда протестные настроения стали менее публичными.
— Власть, ликвидировав оппозицию и открытые протестные очаги, расслабилась. Между тем протест ушел на дно. Чуть ли не в полуподполье. Меня это лично тревожит, потому что протестные настроения могут вылиться не в организованные мирные акции протеста, а в бунты и беспорядки, — предупреждает активист.
Журналист и активист Инга Иманбай многократно подвергалась штрафам за участие в различных политических акциях протеста. В феврале 2012 года Ингу арестовали на десять суток за марш в составе группы активистов к зданию алматинского ДКНБ в поддержку активиста Жанболата Мамая. Мамай был арестован за акцию протеста с осуждением расстрела нефтяников в Жанаозене.
Инга Иманбай считает, что «земельные» митинги двухгодичной давности стали поворотным моментом в истории акций протестов в Казахстане.
Прежние «правила игры» уже не работают, Рубикон пройден. Сейчас суды вообще не следуют никакой логике при назначении наказаний, а выносят их по своему усмотрению.
— Раньше мы проводили публичные акции с расчетом, что в первый раз тебе дадут предупреждение или штраф и, только если выходишь во второй или третий раз за год, могут арестовать на несколько суток. А во время массовых «земельных» митингов власти впервые нарушили закон повсеместно. А именно: несмотря на то что многие люди вышли протестовать впервые, их с первого раза арестовали, а всех журналистов задержали, несмотря на форму собственности [издания]. То есть прежние «правила игры» уже не работают, Рубикон пройден. Сейчас суды вообще не следуют никакой логике при назначении наказаний, а выносят их по своему усмотрению, — говорит Инга Иманбай.
В этом месяце история с «земельными» митингами нашла продолжение. Талгату Аяну, одному из двух активистов, осуждённых за организацию «земельного» митинга в Атырау, реальный срок заменили на ограничение свободы. Талгат Аян с Максом Бокаевым в ноябре 2016 года были приговорены к пяти годам лишения свободы каждый. Они отвергли обвинения как политически мотивированные.
