В китайских «лагерях перевоспитания», по данным правозащитников, принудительно удерживается более 700 тысяч этнических казахов и более 50 тысяч этнических кыргызов. Корреспондент «Настоящего Времени« Алина Жетигенова собрала истории тех из них, кто смог уехать в Кыргызстан и Казахстан и пытается вызволить из «лагерей» своих родственников.

«ОТЕЦ ПОМОГ СОСЕДКЕ НАПИСАТЬ ЖАЛОБУ В ПЕКИН»

«Сегодня поминки моего отца, он умер в китайском "лагере перевоспитания". Это горе я не могу даже разделить с мамой или братьями — не знаю, живы они или мертвы, отправили ли их обратно в "лагерь", подвергают ли пыткам. Полная мучительная неизвестность. Вот даже не говорят, что папа умер сегодня, я думаю, это случилось еще в августе. Больного и старого человека довели до смерти пытками», —рассказывает Акикат Калиолла.

Акикат — музыкант и продюсер. Он родился в казахской семье в китайском Синьцзяне. Родительский дом Акикат покинул в 19 лет, чтобы получить музыкальное образование в Пекине. Поработав там и в Шанхае в известной международной компании, поучаствовав в государственных музыкальных проектах и концертах, он отправился в Урумчи преподавать в музыкальной школе. Там Акикат встретил свою будущую супругу, она гражданка Казахстана.

«Она была известной исполнительницей казахской музыки, я давно восхищался ее талантом, — рассказывает музыкант. — На свадьбе в Китае мой отец подарил моей невесте две книги — Конституцию и уголовный кодекс Китая — со словами: "Ты связываешь жизнь с гражданином Китая, ты должна быть знакома с законами этой страны наряду со своей". Настолько мой отец верил в верховенство закона и судебную систему Китая. К сожалению, они не ответили ему взаимностью».

Акикат с супругой живут в Казахстане с 2015 года, в 2018 году музыкант получил казахстанское гражданство. Его родители и братья остались в Китае.

Турсынулы Калиолле, отцу Акиката, в этом году исполнилось 70 лет. Он был образованным человеком, свободно владел китайским и помогал казахам, на которых усилилось давление в последние годы, писать на китайском жалобы или заявления. «После того как мой отец помог соседке написать жалобу в Пекин на охранников, избивших ее мужа до смерти, папу и двух моих братьев забрали. Не было никакого ордера, никакого суда и следствия. Их просто забрали. То письмо об убийстве местными властями мужа соседки так до центральных властей и не дошло, оно осталось у местных властей, и они начали мстить. Моего отца позже приговорили к 20 годам. Пожилого и глубоко больного человека, работавшего в министерстве культуры, учившего своих детей китайскому наравне с казахским, верившего в китайские законы!»

Бывшие узники «лагерей перевоспитания» и родственники тех, кто там оказался, рассказывают правозащитникам, что далеко не всегда в лагерь помещают по решению суда. За человеком могут прийти полицейские, охранники лагеря или люди в гражданском, которые никак не представляются. Задержанному зачитывают обвинение и отправляют в лагерь. Есть свидетельства о том, что будущих узников вынуждали самим выбирать себе нарушение из списка и сразу же «придумывать» срок — полгода или десять лет. В тех случаях, когда суды все-таки проходят, обвиняемым не предоставляют адвоката и не позволяют защищать себя.

Официальная версия китайских властей: репрессий нет, а «лагеря» — это «центры переподготовки», в которых люди получают новую профессию, образование и учат язык. Эти центры позволяют эффективно бороться с религиозным экстремизмом, заявляет Пекин.

Когда мать Акиката пошла в полицию в поисках мужа и сыновей, ее заключили как раз в такой «центр профессиональной подготовки». Но, по данным ООН и международных правозащитных организаций, в этих центрах против воли содержат более миллиона людей: в основном уйгуров, казахов, кыргызов и китайских мусульман — хуэй. Журналистские расследования и показания побывавших в этих местах людей показывают, что так называемые лагеря политического перевоспитания функционируют как тюрьмы и в них практикуются пытки.

В июне 2020 года Акикат вышел на одиночный пикет в Нур-Султане перед посольством Китая, заковав себя в цепи. «В июле они позволили связаться с матерью и братьями через китайский мессенджер WeChat. Но с 16 августа связь снова оборвалась, — ​рассказывает он. — После выхода из лагеря мать и братья были под домашним арестом, а вскоре снова пропали. Мои знакомые в Китае проверяли дом родителей, но там никто не живет. Мы не знаем, забрали ли их снова в лагеря, живы ли они вовсе».

«Он был таким, каким я хочу быть для своих детей: уделял семье больше всего внимания, учился с нами, поддерживал все наши стремления, — говорит Акикат о погибшем отце. — Когда я увлекся музыкой, несмотря на финансовые сложности, он раздобыл мне пианино и студийное оборудование. Быть примерными гражданами страны, в которой мы жили, было так же важно, как и знание казахской истории и культуры. По информации из разных источников я заключаю, что братьев и маму в августе забрали потому, что отец умер тогда. Так [власти] прикрывают свое преступление».

«ТЯЖЕЛО ОБЪЯСНИТЬ ДЕТЯМ, ГДЕ ДЕДУШКА И БАБУШКА»

Ужесточившиеся в 2016 году репрессии в отношении представителей тюркоязычных народов и мусульман в Китае связывают с назначением лидером Коммунистической партии Синьцзяна Чэнь Цюаньго. Он стал известен своими жесткими административными мерами, еще когда возглавлял Тибет. В июне 2020 года США ввели санкции против Цюаньго за «серьезные нарушения прав этнических меньшинств в Синьцзяне, массовые произвольные задержания и серьезное физическое насилие».

Цюаньго превратил весь регион в полицейское государство с блокпостами между городами и внутри городов — между районами, с сетью камер с функцией распознавания лиц, с обязательным сканированием ID для входа в дома и торговые центры. Всюду — полицейские в форме и штатском. Под репрессии попали не только уйгуры.

«На уйгуров ханьцы (представители этнического большинства в Китае. – Ред.) давили всегда, особенно жестко — после волнений в Урумчи в 2009 году. Но вот к более разобщенным, менее религиозным, кочевым казахам и кыргызам усилили меры с 2016 года. Ездить за границу стало сложнее. До этого мы приезжали в Казахстан и Кыргызстан к родственникам, дети поступали сюда в вузы. Потом все эти студенты начали пропадать», — говорит Жаныл, этническая кыргызка из Кызылсуу-Кыргызского автономного округа Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая. Ее муж — этнический уйгур. У обоих в Китае остались родственники. Одни находятся в «лагерях политического перевоспитания», другие стали все реже выходить на связь и более сдержанно делиться происходящим.

«Жена моего брата — китаянка, мой муж — уйгур. Женившись, брат с семьей переехали в Тайвань, мы — в Бишкек, сестра уехала учиться в Европу и осталась там. Родители не были против ни наших браков, ни наших переездов. Они были уверены, что их не коснется эта волна репрессий: интернациональная семья, говорят на китайском, религию не практикуют».

Родители Жаныл вели свой бизнес в Синьцзяне, мама в последние годы перед задержанием летала из Китая за границу часто и надолго, — например, когда дочери рожали. «Обычно паспорта находятся у полицейских — и ты ходишь и объясняешь, зачем, к кому и куда хочешь поехать. Ну или даешь взятку. Но в 2013 и 2014 году было кайфово, люди имели свои паспорта на руках. У всех нас троих наладилось с работами, мы дарили родителям поездки. Если бы мы знали, что из-за них им придется на старости лет терпеть унижения! И почему мы их не забрали оттуда навсегда?» — сокрушается Жаныл.

Причиной задержания матери в начале 2017 года и отца в конце того же года, по словам знакомых Жаныл, назвали неуплату налогов и сопротивление представителям власти.

«Тяжело объяснить детям, где их дедушка и бабушка, — говорит Адилжан, муж Жаныл. – Они вряд ли выдержат. Много ведь пожилых уходят туда – и с концами. Обращаться к властям Кыргызстана все равно было бы бесполезно».

«У НАС ТОЖЕ В ТЮРЬМАХ СИДЯТ КИТАЙЦЫ, НО КИТАЙ НАМ НИЧЕГО НЕ КРИЧИТ»

В Кыргызстане тема притеснений этнических кыргызов в СМИ и в правозащитной сфере не получает широкого освещения, в региональных и мировых СМИ чаще говорят только об уйгурах либо об уйгурах и казахах. Среди них и правда больше всего пострадавших: через лагеря, по данным казахстанской организации «Атажұрт еріктілері», прошли более миллиона уйгуров, более 700 тысяч этнических казахов и более 50 тысяч этнических кыргызов. Среди заключенных есть представители и других тюркоязычных народов: узбеки, татары, китаеязычные мусульмане хуэйцзу, — а также граждане Китая, исповедующие ислам или православие. Всего через эти «центры противодействия экстремизму и терроризму» прошли 7,7 миллиона человек, говорится в «Докладе Китая о занятости и трудовых правах в Синьцзян-Уйгурском автономном районе».

Но, несмотря на сообщения правозащитников о нарушении прав граждан Кыргызстана и Казахстана в этих лагерях, в обеих странах, экономически зависящих от Китая, власти не только не стремятся заступаться за своих граждан, но и оказывают давление на активистов и правозащитников, которые пытаются этим заниматься.

В числе первых о репрессиях в Китае и существующих там «лагерях политического перевоспитания» начал говорить Серикжан Билаш. В Казахстане он создал организацию «Атажұрт», которая стала активно помогать этническим казахам, кыргызам, уйгурам и другим попавшим в китайские «лагеря», а также тем, чьи родные попали туда или пропали без вести. Вот один из примеров видеосвидетельств людей, которые ищут своих родных, на английском, китайском, казахском и русском языках:

В марте 2019 года власти Казахстана обвинили Билаша в «возбуждении розни», оштрафовали, поместили под домашний арест на пять месяцев и запретили руководить общественными организациями в течение семи лет. Офис его объединения в Алматы обыскали и закрыли на месяц. По словам представителей организации, изъяли электронные носители и документы. Сейчас организация работает, ее возглавил Бекзат Максутхан.

В Казахстане также живет и работает Евгений Бунин — исследователь уйгурского языка, переводчик и создатель сайта shahit.biz. Это база данных, содержащая более семи тысяч историй бывших узников китайских «лагерей перевоспитания». Бунин собирает деньги через краудфандинг и помогает перебравшимся в Казахстан из Китая беженцам.

Бывший президент Казахстана Нурсултан Назарбаев во время Всемирного курултая казахов в 2017 году признался, что не в курсе трудностей этнических казахов в Китае. Позже власти Казахстана несколько раз направляли Китаю ноты протеста из-за задержаний своих граждан, в стране регулярно проходят пресс-конференции и митинги родственников этнических казахов, задержанных в Синьцзяне.

В Кыргызстане просьбы о помощи людей, чьи родственники пропали в Китае, или бежавших оттуда этнических кыргызов – граждан Китая не получают широкой огласки. «У нас тоже в тюрьмах сидят китайцы, но власти Китая нам ничего не кричат. Кыргызы, которые находятся в Китае, — граждане Китая, и на них действуют законы Китая. Это не страх, просто нужно быть аккуратнее», — так бывший президент Сооронбай Жээнбеков отреагировал на просьбу китайских кыргызов помочь в возвращении близких из лагерей.

В 2010 году в Бишкеке показ фильма «10 условий любви» об одной из богатейших женщин Китая уйгурского происхождения Рабие Кадыр, вставшей на защиту этнических меньшинств, прервала служба нацбезопасности.

«Мы были поражены, что руководитель администрации президента объяснял нам, что надо уважать соседей, и потребовал снять фильм. Мы объясняли ему, что речь идет о правозащитнице и правах человека и что они не имеют права нам диктовать», — рассказывает организатор кинофестиваля и глава правозащитной организации «Бир Дуйно» Толекан Исмаилова, которая также занимается защитой прав этнических кыргызов в Китае. «Бир Дуйно» вместе с юристами юридической клиники «Адилет» помогают бежавшим в Кыргызстан от преследований в Китае.

«МЫ ТУТ, КАК И В КИТАЕ, НА ПТИЧЬИХ ПРАВАХ». КАК ЖИВУТ БЕЖЕНЦЫ В КЫРГЫЗСТАНЕ И КАЗАХСТАНЕ

Не все переехавшие или бежавшие в Казахстан и Кыргызстан из Китая люди стремятся получить местные паспорта и остаться в этих странах жить. Одна из причин — сложности адаптации в обществе. Этническим казахам и кыргызам трудно привыкнуть к кириллической письменности, нелегко приходится и без знания русского языка. В Казахстане и Кыргызстане русский — официальный язык наряду с казахским и кыргызским, но по факту в городах это лингва франка — язык коммуникации людей, родными для которых являются другие языки.

«По приезде я не мог прочитать надписи нигде. Я изучал китайский на иероглифах, кыргызский — тюркский язык на основе арабского алфавита, позже — английский на латинице. А тут везде — кириллица, такая смешная и толстая кириллица, и так сильно отличается письменная и печатная! И русский, и кыргызский на ней. В Бишкеке без русского устно очень сложно: все надписи, все разговоры на нем, на кыргызский реагируют не очень, девушки думают, что ты немного отсталый», — рассказывает 25-летний Азамат, переехавший в Кыргызстан вместе с родителями и младшими братьями.

Одноклассники и друзья Азамата в Китае попали в китайские «лагер»я. По его мнению, из-за веры: «Говорить "Ассалом алейкум" друг другу стало там запрещено. Слушать свою музыку, молиться своему богу, говорить на своем языке. Я даже не говорю про поход в мечети — они там попросту закрыты. Да и христиане там тоже прячутся, ходят в подпольные церкви. Как и тибетцам, всем, кто как-то отличается, там плохо. Я верующий, но, живя в Китае, я лично не сильно ощущал несвободу. Но переехав сюда, а потом поездив немного по миру, ощутив, что такое свобода слова, свобода вероисповедания, свобода передвижения, я осознал, как много в нас с рождения всадили рамок».

В Бишкеке Азамат начал дружить со студентами из Китая — этническими кыргызами. Вскоре и они, уехав в Китай на каникулы, перестали возвращаться или выходить на связь.

В марте 2019 года издание Foreign Policy рассказало об исчезновениях учащихся в Кыргызстане студентов — ​этнических кыргызов в Синьцзяне. Одним из них был Тургуналы Турсуналы — ​манасчи (сказитель кыргызского эпоса «​Манас»​), танцор и внук легендарного манасчи – устной энциклопедии Кыргызстана. Тургуналы был активным пользователем соцсетей, но перестал публиковать что-либо с момента отъезда и, по словам друзей, не выходит на связь. Издание полагает, что он мог попасть в один из так называемых воспитательных лагерей, и со ссылкой на Тургуналы пишет, что власти Синьцзяна конфисковали последние книги деда, которые он пытался спасти. В списке из 45 невернувшихся — ​исполнитель народных танцев, музыканты, телеведущий, писатель, академик, изучавший эпос «​Манас»​.

Азамат не хочет оставаться в Кыргызстане из-за трудностей с адаптацией и трудоустройством, которые неизбежны из-за незнания русского. Он поступил в зарубежный вуз, копит деньги и ждет открытия границ.

Но есть и другие причины, почему беженцы рассматривают Кыргызстан как «перевалочную» страну, откуда стремятся уехать в более безопасные государства — со стабильной правовой и политической системой и более высоким уровнем поддержки мигрантов. Многих настораживают прошедшие в стране конфликты этнического большинства с этническими меньшинствами, после которых власти не провели справедливые расследования, считает правозащитница Толекан Исмаилова. Этнические меньшинства, по ее словам, чаще становятся жертвами пыток или попадают в закрытые учреждения, признавшись в преступлениях (в том числе в тех, которых они не совершали).

«Мы, китайские кыргызы, в Кыргызстане — тоже отдельная диаспора, этническое меньшинство. К нам тоже есть отношение как к "тем, другим". Мы и тут, как в Китае, на птичьих правах. Чуть больших, чем там, но птичьих, — говорит Жанна, чья семья долгое время жила на две страны, занимаясь торговлей. — На границе с нас брали взятки, а в бакиевские дни хаоса у нас и вовсе отобрали бизнес. Причем что милиция, что криминал: давили, давили и выдавили».

Наряду с этническими кыргызами в Кыргызстан из Китая бегут представители и других этнических групп, чаще всего — уйгуры. Тут находится третья, самая большая диаспора уйгуров после Китая и Казахстана.

Беженцы боятся оставаться в Казахстане или Кыргызстане также из-за того, что власти могут выдать их обратно Китаю. В 2011 году Казахстан экстрадировал в Китай уйгурского беженца Аршидина Исраила, которого там обвиняли в причастности к террористической деятельности. Кыргызстанским спецслужбам правозащитники припоминают сотрудничество со спецслужбами Узбекистана: им передавали людей, бежавших в Кыргызстан после участия в мирных митингах в Андижане, жестокое подавление которых привело к столкновениям и гибели десятков человек.

«Некоторым тут трудно, но многие счастливы вернуться в страну, где они могут свободно говорить на своем родном языке, слушать свои песни, молиться, называть детей тюркскими или мусульманскими именами без разрешения Коммунистической партии, смотреть на горы и дышать свободно, — говорит Азамат. — Мои родители поселились в горном регионе Кыргызстана, у них соседи и местные, и кыргызы из Китая, а братишки учат русский, чтобы поступить тут в универ. Вот бы нам своего Серикжана Билаша, который так же грамотен и храбр: хотелось бы, чтобы мои друзья остались живыми и переехали сюда или уехали в Америку или Европу».

«Мне и моим детям в Алматы очень уютно. Грустно чуть от отношения городских к нам из-за казахского языка: как говорит моя дочь, как у имперской России к дикарям. Пусть хотя бы не как у имперского Китая, отвечаю: там нас, наш язык, нашу культуру хотят просто стереть и превратить нас в бетонные колонны многоэтажных домов», — говорит Сауле. Она провела в одном из китайских «лагерей» больше года, а теперь живет в Казахстане.

«Мы благодарны активистам, правозащитникам и казахстанцам за помощь и поддержку. Власти пассивно, аккуратно, остерегаясь "большого влиятельного брата", возвращают своих, — продолжает Сауле. — Хочется, чтобы это закончилось не только для уйгуров, казахов и кыргызов, но и для большинства ханьцев, которые тоже подвергаются контролю, слежке, пыткам и диктатуре. И даже для тех, кого обязали участвовать в этих преступлениях: я верю, многим из них промыли мозги, ими манипулировали, не оставляли выбора. Им самим неловко жить среди нас и пасти нас, как кур».