«НАСТОЯЩИЙ ТРАНЗИТ ВСЁ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ»
Азаттык: После отставки Нурсултана Назарбаева в 2019-м ходила такая шутка: только в Казахстане можно уйти на повышение с поста президента. Говорят, в каждой шутке есть доля правды. Как вы считаете, Назарбаев действительно стал «надвластной» структурой, которую сам и создал?
Кейт Маллинсон: После ухода первого президента мало что изменилось. Он сохранил контроль над рядом ключевых институтов, включая Совет безопасности, который определяет как вопросы безопасности и обороны, так и элементы внешней политики. [Назарбаев] влияет на фонд «Самрук-Казына», который управляет активами, составляющими примерно 40 процентов ВВП республики; и на партию «Нур Отан». Она обладает большинством мест в парламенте, что фактически предоставляет Назарбаеву возможность блокировать любые правительственные законопроекты или назначения в кабинете министров, которые может предложить президент Касым-Жомарт Токаев. Назарбаев не уступил новому президенту значимых полномочий. Он обладает пожизненным правом обращаться к нации, в определенной степени по-прежнему управляет элитами из-за кулис. Не знаю, насколько это можно назвать повышением. Все эти [полномочия] пожизненные и уже были в его распоряжении. Не думаю, что он получил что-либо в дополнение к тому, чем уже обладал.
Зачем Назарбаев отдал Токаеву пост главы АНК?
Азаттык: Но с точки зрения истории что, по-вашему мнению, напоминает нынешняя структура казахстанской власти, где над главой государства стоит другой лидер: это Китай эпохи Дэн Сяопина или Иран с президентом и аятоллой?
Кейт Маллинсон: Думаю, это попытка «отзеркалить» Сингапур с министром-наставником [Ли Куан Ю]. Но эта модель двоевластия необычна и для Центральной Азии беспрецедентна.
Транзит президентской власти в стране не завершен. Это несет риски, поскольку настоящий транзит от первого президента, а также его ближайшего окружения и его семьи к следующему главе государства всё еще впереди. Нынешняя ситуация замедлила развитие Казахстана. Наблюдающие за событиями эксперты, граждане страны, ее элиты последние десятилетия беспокоились о будущем Казахстана, полагая, что после ухода Назарбаева изменится вся выстроенная им сложная политэкономическая система, на вершине которой он находится и которой управляет, балансируя между различными группами и игроками. Если его убрать, вся структура резко изменится. Но, став первым президентом, он не ушел, а фактор риска и неопределенность сохранились.
Многие люди, с которыми я общаюсь в Казахстане, говорят о стагнации — застое, как при Брежневе, когда в стране нет правительства, способного принимать решения, которые помогут ей противостоять различным вызовам как на глобальном, так и на внутреннем уровне. Так что Казахстан не сможет перейти на следующий этап развития до полного завершения транзита.
Азаттык: В докладе Chatham House «Казахстан: испытание транзитом» вы отмечаете: «Токаев первым указом в качестве временного президента переименовал столицу Казахстана в Нур-Султан в честь своего предшественника; это решение обернулось насмешками и подтвердило подозрения, что Токаев не более чем инструмент Назарбаева. Но позже он начал работать над тем, чтобы изменить имидж, отделить свое президентство от президентства предшественника и попытаться выстроить легитимность в восприятии населения». Насколько успешны эти попытки Токаева?
Кейт Маллинсон: Президент не внес радикальных изменений в политику своего предшественника, но несколько изменил тон и акценты. После вступления в должность он стремился решить две основные задачи: утвердиться в роли национального лидера в глазах населения и элит и найти пути решения растущего социально-экономического кризиса, с которым столкнулась страна после того, как в 2014 году закончился сырьевой бум. Он пытался установить свою легитимность, улучшая благосостояние населения сочетанием популистских мер и технократических реформ и очень старается позиционировать себя как реформатора, создавая, как он это называет, «слышащее государство». Но, знаете, ему очень трудно вносить существенные изменения в условиях ограниченности параметров его власти.
«Отвратительное подхалимство». Карьерный рост после хвалебных од Назарбаеву
Я думаю, люди и рады бы приветствовать такую риторику о реформах, но они знают, что всё проверяется на практике. И все мы наблюдали за недавними выборами и видели, что на деле мало что изменилось. Видели плохую работу госорганов во время пандемии и развертывания вакцинации. Токаев грозится отправить правительство в отставку, но на деле не может этого сделать и потому выглядит слабым и нерешительным.
Бывший президент [де-факто] переназначил действующего премьер-министра [Аскара] Мамина раньше, чем это сделал Токаев. Это стало своего рода «разоблачением»: Токаев не обладает нужным объемом власти и не способен назначать в правительство крупных независимых персон. Это в большой степени вызвано и короткой «скамейкой запасных» — по сути их нет, а Токаев окружен преданными Назарбаеву фигурами. Не имея своих людей во власти, ему очень сложно быть независимым.
Но, знаете, стать президентом — значит обрести определенную власть. Я думаю, люди в стране довольно позитивно отнеслись к нему. Но у него связаны руки. Что бы он ни пытался сделать, его действия обречены оставаться поверхностными. У него нет людей на местах, чтобы внедрять изменения, а зеленый свет ему включает первый президент, сидящий за его спиной.
«СТРАНА В СОСТОЯНИИ ЗАСТОЯ»
Азаттык: Сразу после последних президентских выборов в 2019 году мы стали свидетелями беспрецедентных массовых протестов. Только по официальным данным, задержаниям подвергли более четырех тысяч человек. Однако в настоящее время митингов относительно немного, они в основном приобрели местный характер. Почему наблюдается этот спад? Означает ли он снижение протестных настроений?
Кейт Маллинсон: На мой взгляд, к массовым протестам привела ухудшившаяся за последнее десятилетие социально-экономическая ситуация, а июнь 2019 года стал временем выплеска [этого недовольства] наружу. Смена правительства, отсутствие первого президента Назарбаева, многочисленные коррупционные скандалы и обещанные Токаевым реформы вывели на улицы самые разные группы. Появились новые оппозиционные движения, придававшие дополнительный стимул протесту против низкого уровня жизни и требованиям политических и экономических реформ.
Соглашусь, что с конца 2019 года началось значительное рассеивание этого импульса. С одной стороны, это связано с обещаниями Токаева провести реформы, с другой — с тем, что главным объединяющим элементом для различных фракций были выборы. Сейчас особого желания организовывать протесты нет. Оппозиция слаба, а службы безопасности продемонстрировали, что готовы применять силу и задерживать любого, кто просто идет по улице в день митинга.
«Назарбаев, кет», «Бойкот». Протест в Алматы и задержания (10 января 2021 года)
Важно отметить, что население также озабочено пандемией и ее экономическими последствиями. Эти проблемы, возможно, волнуют людей больше и не позволяют им протестовать. Думаю, именно поэтому власти объединили выборы в законодательные органы (мажилис и маслихаты в январе 2021 года. — Ред.), а само голосование прошло мирно.
Но [населению] обещали много реформ. И если правительству не удастся показать, что оно действительно проводит эти реформы, а чувство политической и экономической стагнации продолжит расти и крепнуть, это повлечет проблемы в будущем. Люди привыкли к более высокому уровню жизни. По мере ухудшения социально-экономической ситуации и роста цен они всё больше чувствуют, что страна не движется в правильном направлении, находится в состоянии застоя. И эти настроения точно не исчезнут.
Азаттык: Два года назад, сразу после президентских выборов, Токаев объявил курс на политические реформы. После этого в стране снизили минимальное количество членов для регистрации партий (с 40 до 20 тысяч), ввели 30-процентную квоту для женщин и молодежи в избирательных списках партий. Недавно уменьшили порог для прохождения партий в мажилис — с семи до пяти процентов, собираются вернуть в бюллетени графу «против всех» и провести прямые выборы сельских акимов. Это можно назвать политическими реформами?
Кейт Маллинсон: Всё это — попытки реформирования. Но у нас есть пример недавних парламентских выборов, которые международные организации признали несправедливыми. На них не было зарегистрировано ни одной продемократической оппозиционной партии. Продолжались политические преследования, многих участников протестов, проходивших во время выборов, подвергли арестам и задержаниям.
Власти снизили порог для партий с семи до пяти процентов — это позитивный шаг, как и переход к избранию местных акимов, но в конечном итоге политическая конкуренция в стране находится под жестким контролем, поэтому этими реформами очень трудно оказать реальный эффект на систему.
«МАЛЕНЬКАЯ РЫБКА СРЕДИ АКУЛ»
Азаттык: В феврале Европарламент принял новую резолюцию о ситуации с правами человека в Казахстане, в которой осуждалось преследование организаций гражданского общества в стране, нарушения прав человека, несправедливость избирательной системы, ограничения свободы слова. Президент Токаев позже сказал, что «авторитетные эксперты положительно относятся» к политическим реформам в Казахстане, а критику в адрес руководства страны назвал «поверхностной». «Мы проводим реформы не для того, чтобы кому-то понравиться или чтобы перед кем-то отчитаться. Мы будем реализовывать реформы без оглядки на кого-либо», — сказал он. В свое время Назарбаев тоже неоднократно заявлял, что Казахстан «находится на пути к демократии». Показывает ли заявление Токаева, что он сторонник той же закрытой политики, что и его предшественник?
Кейт Маллинсон: Токаев — ставленник Назарбаева. Тот выбрал его много лет назад для осуществления этого полутранзита. Он не собирается радикально отходить от закрытой политической системы Назарбаева. Токаев прекрасно понимает, что его поставили не для борьбы с системой, а для работы в рамках, которые ему обозначили.
Но в казахстанской власти знают: социально-экономическое положение населения ухудшилось, популизм растет и необходимо что-то предпринимать. Поэтому — «слышащее государство»: Токаеву нужно быть этим «слышащим лидером». Он более активен в социальных сетях, ему не присущ свойственный Назарбаеву более выраженный авторитарный стиль правления. Но у него нет пространства для маневра, а в потенциале и желания менять систему. Когда он вступал в должность, он уже знал, какой будет его власть, понимал, что его крылья будут подрезаны и он не сможет проводить полноценные политические и экономические реформы.
Достаточно взглянуть на фонд «Самрук-Казына». Это крупнейший экономический институт в стране, а у Токаева нет на него ровно никакого влияния. Отношения между политикой и бизнесом в стране очень тесные, и они складываются на далеком от большинства людей уровне, в том числе и от Токаева.
Он интересно говорит о реформах антимонопольного законодательства и изменениях в законе о закупках. Но Токаев не сможет влиять на политическую экономию, пока он не в состоянии противостоять определенным источникам обогащения и разрушить хотя бы часть этих монополий.
Азаттык: В Казахстане время от времени возникают разговоры об имеющемся противостоянии Акорды (администрация президента) и «библиотеки» (кабинет экс-президента). Какой ситуация видится со стороны? Есть ли между Токаевым и Назарбаевым реальные противоречия? Если да, будут ли они усугубляться и обостряться?
Кейт Маллинсон: Да, очевидно, что некоторая напряженность наблюдалась, например, во время переназначения премьер-министра или в том, какой была реакция на акции протеста. За кулисами возникает определенная напряженность, принятие решений осложнено, оно неловкое, забюрократизированное. Но, как я уже говорила, основные институты в стране находятся под контролем Назарбаева.
Думаю, в будущем многое будет зависеть от здоровья экс-президента и его решимости оставаться у власти. Если его здоровье ухудшится, но он не откажется от правления, вакуум, который уже заметен, будет расширяться, а решения станут еще более хаотичными.
И в этом таится опасность. Каковы планы экс-президента, неизвестно. Мы слышим, что из страны выводятся крупные средства. Это может говорить о том, что здоровье Назарбаева куда хуже, чем предполагается, что, возможно, всё движется в сторону его решения [уйти окончательно].
Но если он будет держаться за власть, а страна не будет развиваться в правильном направлении и жизнь граждан не улучшится, люди могут встать на сторону Токаева и поддержать его. Токаев был выбран ставленником потому, что он нейтрален, не принадлежит ни к какой бизнес- или элитной группе, а это означает, что он слаб и управляем. Поэтому всё зависит от того, поддержит ли Токаева одна из политических бизнес-групп. В таком случае это будет мощная сила. А в одиночестве Токаев похож на маленькую рыбку, плавающую среди акул.
«МЕЖДУ РОССИЕЙ И КИТАЕМ»
Азаттык: В отчете «Казахстан: испытание транзитом» вы писали, что «конкуренция между Назарбаевым и Токаевым может привести к нестабильности». Если напряженность между ними приведет к конфликтам, сделает ли это страну уязвимой для внешних игроков? Не угрожает ли это территориальной целостности страны?
Кейт Маллинсон: Россия внимательно следит за тем, что происходит в Казахстане. Она приложила усилия, чтобы к власти пришли люди, удобные Кремлю. Россия считает Казахстан одним из своих ближайших союзников в мире, особенно в свете ухудшения ее отношений с Западом.
Россия хотела бы, чтобы Казахстан двигался в нужном ей направлении, а это сложно в условиях, при которых население страны из года в год естественным образом уходит всё дальше от советского ига. Демографическая ситуация в Казахстане сейчас совсем иная, страна кардинально изменилась с тех пор, как покинула Советский Союз, и Россия не слишком хочет это признавать.
На мой взгляд, отношения между Путиным и Назарбаевым основаны на взаимном уважении. Путин не сохранит тот же уровень уважения к тому, кто идет после, потому что трудно сравниться с Назарбаевым в плане возраста, престижа, опыта.
Думаю, мы уже наблюдаем напряженность в отношениях. Россия продолжит внимательно следить за страной, особенно на следующем этапе транзита, чтобы не допустить слишком стремительного ухода Казахстана с ее политической орбиты.
Сомневаюсь, что это повлияет на территориальную целостность Казахстана. Но в то же время есть фактор китайского влияния. У Китая есть деньги и капитал для инвестирования в Казахстан, а у России — нет. Аппетит Китая к ресурсам Казахстана ненасытен. Россия не может это контролировать, особенно потому, что казахстанское руководство живет краткосрочным планированием. Они не заглядывают на 30–50 лет вперед, поэтому отношения с Китаем им выгодны. А у России нет ни средств, ни, возможно, необходимости делать масштабные инвестиции. Так что существует эта динамика — между Россией и Китаем. Она в перспективе может иметь огромное влияние, в том числе на территорию и суверенитет государства в среднесрочной и долгосрочной перспективе. И это тревожит население.
Азаттык: Сейчас Путина, похоже, устраивает статус-кво в Казахстане. Однако нельзя забывать и о примере Украины, потерявшей Крым во время политического транзита. Есть ли вероятность схожих сценариев для Казахстана?
Кейт Маллинсон: Действительно, мы живем в мире, где нужно учитывать вероятность самого худшего сценария, как то, что случилось в Украине. Это удивило всех. Поэтому нам необходимо рассматривать и возможный сценарий, при котором Россия нарушит границы Казахстана. Я думаю, этот риск есть в случае, если после Назарбаева к власти придет националистический лидер, который не будет высказывать того же уважения Путину или другому российскому лидеру и не будет пользоваться их уважением.
Россия знает, что у нее есть механизмы влияния. В последние годы мы слышали различные противоречивые заявления из этой страны, которые вызвали опасения относительно российского экспансионизма, особенно в отношении общей границы с Казахстаном. Россия знает, что в одном из северных регионов Казахстана однажды ночью могут появиться «вежливые люди» и спровоцировать дестабилизацию, но я думаю, что в силу особенностей стран (Украины и Казахстана) полная аннексия маловероятна. Однако Россия может использовать имеющиеся у нее рычаги воздействия, чтобы запугать любое правительство постназарбаевской эпохи.
Азаттык: На недавнем заседании Совета безопасности Назарбаев говорил о готовности к любой угрозе, необходимости усилить границу и армию и поручил развивать приграничные населенные пункты. Казахстан проводит многовекторную внешнюю политику, поддерживает дружеские отношения со своими соседями, и Назарбаев неоднократно заявлял, что у государства «нет нерешенных пограничных вопросов ни с одной страной». Ранее российские политики делали неоднозначные заявления о том, что территория Казахстана была «большим подарком» России и Советского Союза. Есть ли связь между высказываниями Назарбаева в Совете безопасности и заявлениями российских политиков?
Кейт Маллинсон: Да, мы видим меняющуюся риторику России и ответы Казахстана. Видно, что Токаев пытается обуздать амбиции Кремля, особенно в Евразийском экономическом союзе. Назарбаев обычно любит разговаривать с Путиным за кулисами, но отношения между двумя странами, похоже, ухудшились. Мне известно о некоторых секретных коммерческих договоренностях, которые тоже так «проговариваются» на публике: комментариями [министра иностранных дел России] Лаврова, комментариями Назарбаева. Токаев также открыто озвучивал озабоченность страны. Эти публичные заявления Токаева и Назарбаева показывают, насколько сложны отношения между странами. Это своего рода постоянный отпор России, сопротивление ее снисходительному и потенциально агрессивному отношению к Казахстану как к младшему брату.
«ЕСЛИ ПЕРВЫЙ ПРЕЗИДЕНТ УМРЕТ…»
Азаттык: Некоторые эксперты в Казахстане говорят, что Токаев — президент временный и не станет вновь баллотироваться на пост. Каково ваше мнение на этот счет?
Кейт Маллинсон: На мой взгляд, Назарбаев превыше всего ставит стабильность. Вот почему он не хочет часто менять президентов. Это работает в пользу Токаева. Если бы Назарбаев в ходе текущего президентского срока сменил его, это могло бы создать впечатление, что транзит провалился. Токаев удобен: у него нет партии, поддержки, он в долгу перед Назарбаевым, он хороший технократ. Он идеально подходит на роль во многих отношениях, и это наводит на мысль, что он продержится до конца срока. Более того, сейчас нет другой нейтральной фигуры, которая могла бы стать президентом. По этой причине Токаев, вероятно, сохранит пост.
Будет ли он баллотироваться на второй срок — другой вопрос. Во многом это будет определяться состоянием здоровья первого президента. Если он останется у власти, думаю, может остаться и Токаев, чтобы обеспечить стабильность и контроль.
Если первый президент умрет, решение о преемнике может быть принято в течение 48 часов после его смерти. Мы уже видели эту «традицию» в Узбекистане и Туркменистане. В Казахстане есть и группы элит, которые хотят сохранить Токаева, и те, кто хочет отстранить его от должности. Всё будет зависеть от того, какая группа будет доминировать. Тогда мы и увидим значительные изменения: многие могут лишиться власти и выйти из игры.
Азаттык: Когда в мае прошлого года Токаев издал указ о прекращении полномочий дочери бывшего президента, спикера сената Дариги Назарбаевой, для многих это стало неожиданностью. Но в этом году Назарбаева вернулась в качестве избранного члена парламента — депутатом мажилиса от партии «Нур Отан», возглавляемой ее отцом. Можно ли рассматривать это как попытку Назарбаева сохранить баланс сил через парламент?
Кейт Маллинсон: Да, без сомнения, это попытка уравновесить силы. Это также наделяет Даригу Назарбаеву неприкосновенностью. Я думаю, это важно — защита от преследования. Мы видели большое количество компромата, юридических проблем, с которыми столкнулись члены семьи Назарбаева и в целом элиты. И это обычная практика — балансировать между ключевыми фигурами, включая его собственную семью.
Но поначалу ее всё же лишили поста спикера сената… Она перешла дорогу многим, выглядела слишком амбициозной, пыталась добиться дополнительной власти. Она настроила против себя и объединила элиты и Токаева. Им удалось от нее избавиться. Но она всё еще дочь первого президента. И он не хочет, чтобы у других было больше власти. Так что это попытка уравновесить силы в системе.
Как депутаты нового созыва удостоверения получали (14 января 2021 года)
Азаттык: Назарбаев создал хрупкую систему для одного человека. Она позволяет ему управлять страной за кулисами. Однако эта система работает только при его жизни. Что будет, когда он уйдет с политической арены? Выстоит ли его творение?
Кейт Маллинсон: Он создал эту политическую экономию, уравновешивал силы в ней последние 30 лет. Другими словами, сегодняшний Казахстан — это Казахстан Назарбаева: система одного человека. Она неформальна, закрыта, а институты слабы. Всё сводится к одной персоне. Всё зависит от того, кто в этой системе близок к Назарбаеву, а кто — далек от него. Стоит ему уйти, останутся только эти крайне враждебно настроенные по отношению друг к другу группы. И у них не будет арбитра.
В других странах Центральной Азии мы такого не наблюдали, потому что они не столь богаты, их элиты не имеют такой большой доли в экономике и они не так фрагментированы. Поэтому здесь риски куда больше. Несомненно, будут те, кто проиграет, и они, возможно, будут пытаться манипулировать ситуацией за кулисами. Никто не покинет игру добровольно. И, как мы уже видели на протяжении истории страны, эти группы игроков могут разжигать нестабильность.
Потенциально это также может создать вакуум власти. Вдобавок есть очень недовольное население. В основном оно аполитично, но звучат и довольно жесткие заявления, в них чувствуется, что людям тяжело, что они считают: руководство страны не действует в их интересах. Эти люди очень подвержены манипулированию со стороны различных групп, которые могут их использовать, чтобы выразить свое недовольство. Но я не хочу звучать слишком пессимистично.
КОММЕНТАРИИ