85 лет назад, в конце ноября 1937 года, завершилась депортация с Дальнего Востока этнических корейцев. Они стали одним из первых народов, насильственно подвергнутых тотальному переселению в годы СССР. За время долгого пути в товарных вагонах многие погибли, еще больше не пережили голодной и холодной зимы, когда их доставили в Казахстан и Узбекистан. Потомки депортированных рассказали «Сибирь.Реалии», как они потеряли родных и почему жертв могло быть еще больше.
ИСТОРИИ ДЕПОРТИРОВАННЫХ
Маю Хвану в 1937 году было 7 лет. Его депортировали из Приморья вместе с родителями. Он помнит, как ехали они в вагоне для скота и не знали, куда их везут. Состав часто останавливался на станциях. Военные кричали: «Быстро набирайте воду!» Взрослые выбегали с чайниками и ведрами, набирали воду и спешили обратно в вагон. Но больше всего в память ему врезались остановки в степи: поезд останавливался, открывались двери — и из вагона вываливали трупы детей, женщин, стариков. Времени рыть могилы не было, и их просто заваливали камнями. Делали горки из камней… Сегодня Май Унденович Хван живет в Казахстане. Он — прославленный тренер по конькобежному спорту, профессор Казахской академии спорта и туризма, кандидат биологических наук, член Ассоциации корейцев в Казахстане. Говорит, что каждый раз, когда ему приходится ехать по железной дороге и видеть эти «бугорки», он вспоминает, что под ними лежат тела погибших во время депортации.
— Руководство СССР строило планы по переселению корейцев из пограничных районов Приморья в отдаленные территории Хабаровского края еще с конца 1920-х годов. Однако лишь в 1937 году эти планы были реализованы. 21 августа 1937 года было принято постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) № 1428-326 «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края». Депортация оправдывалась целями «пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край». В постановлении говорилось: «К выселению приступить немедленно и закончить к 1 января 1938 года, — говорит историк Игорь Ким. — 25 октября нарком внутренних дел Ежов доложил в Кремль, что «выселение корейцев из ДВК закончено»: свыше 170 тысяч человек погрузили в товарные вагоны и под конвоем отправили в Казахстан и Узбекистан. Остальных корейцев с Камчатки и других отдаленных районов предполагалось отправить сборным эшелоном до 1 ноября. Время следования до «станций разгрузки» занимало 30–40 дней, и к концу ноября депортация была завершена. Сколько точно человек при этом погибло, установить очень сложно. Достоверно можно сказать только одно: в пути скончались несколько сотен человек и прежде всего — дети и старики.
Среди тех, кто не смог пережить тяготы пути, — родной дед Людмилы Пак, руководителя Ассоциации корейцев Павлодарской области Somang.
«Родители моего отца Федор Елисеевич Пак и Татьяна Андреевна Ким встретились и поженились на Дальнем Востоке, — рассказывает Людмила Пак. — В нашей семье сохранилась история о том, как дедушка Федор с двумя своими друзьями пошел пешком в Москву поступать в университет. На перекладных, автостопом они добрались до цели. Федор Елисеевич поступил в МГУ имени Ломоносова, защитил кандидатскую диссертацию и какое-то время преподавал высшую математику в МХТИ имени Менделеева.
Затем Федор Пак вернулся во Владивосток и работал доцентом кафедры математики Корейского пединститута.
17 сентября 1937 года был получен приказ депортировать коллектив Корейского пединститута, и моего дедушку Федора отправили вместе со всеми, отдельно от семей. Из Владивостока сотрудники института выехали, предположительно, вечером 24 или утром 25 сентября. На это указывает телеграмма, отправленная ими в Хабаровск 25 сентября 1937 года в 14:45 с железнодорожной станции Губерово, расположенной в 445 км от Владивостока, — "следуем эшелоном корейского пединститута". Дальнейший текст телеграммы свидетельствует о сложностях, с которыми пришлось столкнуться переселенцам: "Станции не обеспечивают кипятком. Начиная с Ворошилова (ныне город Уссурийск, что в 112 километрах от Владивостока. — Ред.) продажа хлеба не организована".
Бабушке пришлось одной добираться с двумя маленькими детьми. Моему папе Славе было два с половиной года, а его сестре Алле не было и года.
Сейчас уже всем известно, в каких условиях корейцев доставляли до места назначения. Дедушка Федор в дороге заболел чахоткой и умер, ему было всего 29 лет. Телефонной связи не было, и бабушка ничего не знала о его смерти, пока не приехала в узбекский город Фергану. Только там, спустя несколько месяцев, она узнала от земляков о судьбе мужа. Жить было негде, пришлось скитаться с детьми по углам. И тогда моя бабушка осмелилась написать письмо Сталину. Она была грамотной, умела писать и читать по-корейски, даже преподавала корейский язык на Дальнем Востоке, но по-русски говорила плохо и писать вряд ли умела. Видимо, кто-то помог ей составить письмо в Москву.
Не знаю, дошло это письмо до адресата или нет, помогло ли. Как бы то ни было, бабушка получила комнату, а точнее — подвальное помещение в каком-то доме. Тетя Алла рассказывала, что окна в этой комнатке были на уровне асфальта и они с братом могли видеть только ноги прохожих. У них была такая игра: они по ногам и обуви выбирали себе папу…»
ПОМОГЛИ ВЫЖИТЬ ПРОСТЫЕ ЛЮДИ КАЗАХСТАНА
Родители Константина Кима, главного редактора корейской газеты «Корё Ильбо», родились уже в Казахстане. Депортированы были его бабушки и дедушки.
«Моя бабушка со стороны мамы Шек Бон Чун из крестьянской семьи, — говорит Константин Ким. — Подавляющее большинство депортированных корейцев были простыми людьми — рабочими, крестьянами. Конечно, не все: кто-то работал в газете, в театре. Там, на Дальнем Востоке, было корейское педучилище и пединститут. Но интеллигенции было не так много.
Бабушка 1914 года рождения, и на момент депортации была совсем молодой, плохо владела русским языком. Почти сразу после приезда в Казахстан устроилась работать в совхоз, всю жизнь там и проработала — и дояркой была, и разнорабочей. Уже на новом месте вышла замуж, родила детей. И моя мама, и мой папа родились уже после переселения в Казахстан.
Предки с папиной стороны были более интеллигентными. Дедушка Константин Ким — в честь него меня и назвали — был школьным учителем. Бабушка Надежда Сон была намного моложе его — ее депортировали совсем ребенком, в шесть лет. Они оба знали русский язык, в Казахстане устроились работать в госструктуры: бабушка — в торговлю, дедушка — в школу. Они были полностью ассимилированы, были абсолютно советскими гражданами».
«Сибирь.Реалии»: Они задавались вопросом, за что их депортировали?
Константин Ким: Тему эту наши предки — люди советской формации — предпочитали не обсуждать. Они понимали, что с ними поступили неправильно, несправедливо. Это преступление против целого народа. Но осуждать государство как истинные патриоты своей страны они не могли. Они воспринимали депортацию как данность. Говорили: «Ну, а что? Нас казахи приняли. Мы тут, что, плохо живем? Хорошо живем. Крыша над головой есть, работа у всех есть».
«Сибирь.Реалии»: Но почему было столько погибших?
Константин Ким: Представьте. Середина осени. Вагоны для скота, сколоченные из досок, щели огромные. Везут детей, женщин, стариков. Нет нормальной еды, нет отопления. Много тысяч людей не выдерживали таких условий. Бабушка рассказывала, что их привезли в октябре. Уже похолодало, температура минусовая, сильный ветер, а вокруг голая казахская степь. Их просто выкинули в этой голой степи под горой. Бабушка говорила: «Может, в надежде на то, что мы все умрем, не выживем?» И тогда они начали руками рыть землю, чтобы было где ночевать. Вырыли землянки — ямы метра полтора глубиной. Рядом рос камыш, они накрыли ямы камышом и разожгли внутри огонь. И там, в этих землянках, они уже обустраивались. Так появилось первое корейское поселение в Казахстане. Железнодорожная станция Уштобе.
Корейцы были «врагами народа», поэтому энкавэдэшники поначалу не допускали к ним никого из местных. Бабушка вспоминала, что они видели, как где-то там далеко скачут казахи на лошадях, бегают и смотрят на них дети. Казахи не знали ни русского языка, ни, естественно, корейского. Наши предки тоже не знали ни русского, ни казахского. Поэтому объясниться они не могли и не знали, как к ним отнесутся.
Через несколько дней мимо импровизированного поселения проскакал казах на лошади. Он начал швырять прямо в корейцев круглые белые камни. Наши подумали: «Ну вот, местное население, наверное, видит в нас врагов. Наверное, власти им сказали, что мы какие-то страшные люди. И чтобы выразить свою ненависть, они кидаются в нас камнями». Но потом мимо прошли казахские женщины и показали на эти круглые камни. Говорят: «Кушайте, кушайте, откусите». Они стали пробовать — и оказалось, что это не камни, а традиционное казахское блюдо курт — сыр, свернутый в комочки. Бабушка вспоминала: «Мы стали подбирать эти камни и откусывать, начали давать детям. Лишь благодаря этому у нас появилась хоть какая-то еда».
Потом, когда режим охраны начал смягчаться, казахи начали и лепешки приносить. А когда власти разрешили забирать беременных, стариков и детей, казахи приютили в своих домах самых слабых. Помогали чем могли, делились последним. Если бы не эта помощь, было бы еще больше жертв в первую зиму, которую корейцы провели в землянках. Она была самая сложная, самая тяжелая. Очень много людей погибло. Потом, с весны 1938 года, началось строительство, корейцы начали интегрироваться в местное общество, и всё пошло нормально.
Примечательный факт, о котором рассказывала бабушка. Им говорили, что можете взять с собой вещи первой необходимости, еду, одежду — вас будут переселять. Разумеется, не говорили, куда и как. А что для корейцев самое главное? Естественно, это рис. И многие вместо хлеба, вместо того, что можно есть в дороге, брали с собой семена риса. Потому что чувствовали: они едут в какие-то далекие края и больше никогда не вернутся назад. А там, на новом месте, нужно будет как-то выращивать рис, поскольку корейцы не могут без риса. И они брали с собой мешками семена риса. А когда приехали сюда, в Казахстан, то в первую же весну после страшной зимовки начали думать, что делать дальше. Они выжили — теперь нужно как-то жить. И вот эти мешки с семенами риса очень им помогли.
Переселенцы решили посадить семена, чтобы осенью получить урожай. Но что для риса самое главное? Вода. А ее-то и не было. Вокруг — глухая степь, рядом есть только одна речка — Каратал. Никакой оросительной системы нет. И тогда корейцы без техники, одними только лопатами начали вручную рыть каналы. За первую весну и лето они прокопали более 60 км оросительной сети. И все-таки посадили рис, представляете? Потому что знали: без риса они просто с голода помрут.
Кстати, даже семена риса были с собой далеко не у всех. Кто-то брал вместо них книги. Показательный пример — наша газета «Корё Ильбо». В следующем году ей исполняется 100 лет, это старейшее в мире корейское издание за пределами Кореи. Даже в самой Корее всего одна-две газеты со столетней историей. Так вот: наша газета тоже была депортирована с Дальнего Востока. Ее редакция была переселена в Кызылординскую область. Сотрудникам тоже сказали, что можно взять с собой сколько-то вещей первой необходимости. Однако они в первую очередь собрали не продукты или вещи, а корейские свинцовые шрифты, которыми набирали полосы. Они взяли с собой эти огромные, тяжелые буквы в надежде, что потом, на новом месте, смогут возобновить издание корейской газеты. Представляете? Людей пихают в скотские вагоны и везут непонятно куда, а они берут с собой не еду для детей, не теплую одежду, а свинцовые шрифты! Берут, чтобы снова начать издавать «Корё Ильбо» неизвестно где. Мы и сегодня благодарны тем, кто работал тогда в редакции, потому что газета выжила. Уже 1 марта 1938 года, меньше чем через полгода после переселения, вышел ее первый номер в Казахстане.
Корейцы, наши предки, отличались тягой к знаниям, к образованию. Знаете, какое первое здание они начали строить на новом месте в Уштобе весной 1938 года, после того как пережили страшную зиму? Школу. Не дома, хотя сами жили в землянках, — школу. А учителя привезли с собой с Дальнего Востока книги и рукописи. И так было во всем: труппа нашего театра, которому исполняется 90 лет, взяла с собой костюмы, реквизит. Корейцы в душе очень большие патриоты, с трепетным отношением к своим корням и самобытности.
«Сибирь.Реалии»: Сейчас корейцы Казахстана говорят в основном на русском языке. Это результат политики СССР по искоренению корейской культуры?
Константин Ким: Приведу пример моей мамы Зинаиды Ким. Ее отец, мой дед, работал в совхозе обычным рабочим. Он заболел туберкулезом и умер очень рано, когда мама была маленькой. Потом всю жизнь их растила бабушка. Она очень плохо владела русским, а поначалу не знала его совсем и общалась с местными наполовину жестами. И моя мама тоже не знала русского языка. Когда она пошла в первый класс, в их поселке жили только корейцы и была специальная школа, где преподавание шло исключительно на корейском языке. Так государство создало условия для получения образования, поскольку дети не знали русского. И моя мама до 4-го класса училась на корейском языке, а русским владела очень плохо.
Вокруг появлялось все больше представителей разных национальностей, языком межнационального общения становился русский, а корейцы все равно знали его лишь на бытовом уровне. Поэтому родители учеников обратились к властям. Они сказали: «У наших детей, если они будут знать только корейский язык, нет будущего. Мы живем в Советском Союзе, где основной язык — русский. И наши дети должны его знать, чтобы не работать на полях, как мы, всю жизнь. Они должны поступать в институт, занимать государственные посты». Сами корейцы обратились к властям с просьбой ввести обучение на русском языке, уменьшить количество уроков на корейском. Они понимали: хоть это и родной язык, но неконкурентный.
«Сибирь.Реалии»: Значит, это не была инициатива государства?
Константин Ким: Да, не указка со стороны властей, а инициатива людей. После этого школы начали постепенно переводить на русский. Моя мама смогла окончить десять классов, поступила в техникум и стала банковским работником.
«Сибирь.Реалии»: Как сегодня корейцы воспринимают те события депортации?
Константин Ким: Как огромную трагедию для корейского народа, результат правления тоталитарного советского режима. Тысячи жертв. Сотни тысяч сломанных судеб. Но как говорится, история не знает сослагательного наклонения. Депортация свершилась, от этого факта никуда не денешься. Это уже история, а вспять ее не повернешь. Теперь мы живем здесь, в Казахстане. Нашим бабушкам и дедушкам, когда они были депортированы и оказались в голой степи, помогли выжить простые люди Казахстана. И мы должны быть благодарны казахскому народу, который протянул руку помощи и принял нас на своей земле. Причем принял в тяжелые времена, в конце 30-х — начале 40-х годов, когда казахи сами подвергались жестким политическим репрессиям, голодали. Но несмотря ни на что, казахи делились последним куском хлеба с совершенно чужими людьми, «врагами народа», которых закинули на их землю, давали корейским семьям приют в своих домах, помогли выжить.
И мы благодарны казахскому народу за то, что он проявил сострадание и милосердие к нашим предкам. Изменилась даже сама трактовка памятных дат. Раньше мы отмечали годовщины депортации корейцев Казахстана. А в 2012 году, в год 75-летия проживания на казахской земле, Ассоциация корейцев Казахстана установила на горе у станции Уштобе памятник благодарности казахскому народу от всех депортированных этносов. А в этом году мы отмечаем уже не 85-летие депортации, а 85 лет проживания корейцев на благодатной казахской земле. Этот смысл вышел на первый план.
От своих корней мы тоже не отказываемся. Корея — это наша историческая родина. Причем без разделения на северную и южную. Когда наши предки в 1863 году добровольно переселялись в Россию, это была единая Корея, не разделенная на две части. Поэтому нашу историческую родину мы воспринимаем целостной. Есть наши братья по крови — корейцы. Но наша настоящая, единственная родина — это Казахстан.
«Сибирь.Реалии»: К сожалению, история повторяется, и сегодня казахи принимают бегущих от войны и мобилизации россиян…
Константин Ким: И мы снова видим невероятное гостеприимство казахского народа. Это менталитет истинных кочевников: когда к ним приходит гость, он становится самым важным человеком в доме. Это заложено на генетическом уровне, впитано с молоком матери. Сейчас я вижу, как простые люди опять помогают, делятся последним. Кто-то даже свои машины дает незнакомым людям — на, бери, если тебе нужно съездить на базар за продуктами.
Люди приезжают в Казахстан — и нам не важно почему. Они оказались в беде — и казахский народ, и мы, корейцы, как часть казахстанского народа, — мы их просто встречаем, и всё. Потому что им это нужно. Потому что они в беде.
В редакции нашей газеты работают люди разных национальностей. К одной из журналисток, русской женщине, приехали бывшие соседи. В свое время они уехали в Новосибирск, долго там жили, уже стали гражданами России. Дочка вышла замуж, а у зятя — призывной возраст, пришлось срочно уезжать. Найти квартиру в Алматы не получалось. И тогда наша журналистка сказала: «Вы же бывшие соседи. Живите сколько нужно, у нас, пока не найдете работу и жилье». Она приютила соседей — и они у нее живут.
История, да, наверное, повторяется. Снова трагедия, и снова люди Казахстана помогают, как в свое время помогали корейцам.
