Бахыт Кенжеев — русский поэт, который родился в Шымкенте, в раннем детстве вместе с родителями переехал в Москву, а последние сорок лет живет на Западе: сначала — в Канаде, затем — в США. Недавно он приехал в Алматы на награждение премии Mecenat.kz за лучший роман о современном Казахстане — Кенжеев был в составе жюри. В Алматы поэт провел творческий вечер, встретился со старыми друзьями и нашел время на интервью для Азаттыка, в котором вспоминал о своем казахском происхождении, размышлял о статусе русского языка в современном мире и объяснил, почему любые попытки реформ в Казахстане он воспринимает с радостью и надеждой.
Пётр Троценко: Вы следили за январскими событиями в Казахстане?
Бахыт Кенжеев: Да, конечно, следил. Январские события в Казахстане меня очень сильно озадачили, как и всех, разумеется. Потом я понял, что всё не так просто или, как сейчас модно говорить, «всё неоднозначно». А последняя фраза господина Токаева на форуме в Санкт-Петербурге меня очень приятно удивила (на заседании Петербургского международного экономического форума Токаев заявил, что Казахстан не признает независимость так называемых «ДНР» и «ЛНР», считая их квазигосударственными территориями. — Ред.).
Пётр Троценко: Казахстан и до этого не признавал их независимость, и я думаю, что ответ Токаева не стал для Путина и его команды каким-то откровением.
Бахыт Кенжеев: Это было всё кулуарно. Я считаю, что это чрезвычайно ответственное заявление государственного деятеля. Так что это тот самый редкий случай, когда я на стороне президента этой страны.
Пётр Троценко: Ещё Токаев провозгласил курс на «Жаңа Қазақстан» («Новый Казахстан»).
Бахыт Кенжеев: И очень здорово. Мне бы хотелось надеяться, что эти новые реформы приведут к созданию нового Казахстана, поскольку Казахстану давно пора выбираться из постсоветских оков и становиться нормальной страной.
Пётр Троценко: А можно ли создавать новую страну со старыми государственными деятелями?
Бахыт Кенжеев: Петя, кто я такой, чтобы давать советы? Я не политик, я — нормальное частное лицо, я пишу стишки, смею надеяться, что люблю Господа Бога и всё, что с ним связано. Естественно, мне бы хотелось хороших реформ в стране. Сколько времени это займет, я просто не знаю. Например, были три маленькие-маленькие страны, которые когда-то были частью Советского Союза, сейчас стали абсолютно полноправными членами мирового сообщества, с нормальным уровнем жизни, без коррупции и так далее. Речь идет о странах Прибалтики.
Пётр Троценко: Страны Прибалтики никогда не были в полной мере частью Советского Союза.
Бахыт Кенжеев: Перестань. Прибалтика почти пятьдесят лет была частью Советского Союза. Тем не менее, как только прогнали большевиков, у этих ребят хватило ума и решимости, чтобы превратить свои страны в нормальные. Кстати, Прибалтика очень серьезно опиралась на мигрантов. Она стала зазывать к себе на государственные посты людей, которые родились в Америке, Канаде и так далее. И это, конечно, был очень правильный выход, потому что, если эти люди готовы приехать, надо дать им западные зарплаты и пусть живут, взяток не будут брать. И они действительно не берут взяток. В двух словах: я приветствую все попытки радикального реформирования любой постсоветской страны, и в частности моей родины — Казахстана.
«КАЗАХСТАН — ОДНА ИЗ МИШЕНЕЙ СОЛЖЕНИЦЫНА»
Пётр Троценко: За последние сто лет Россия переживала уже несколько крупных волн эмиграции и уезжали каждый раз лучшие люди. И вот сейчас из России многие уезжают, очередной отток интеллигенции, лучших людей.
Бахыт Кенжеев: Это всё неправда. Уезжают не лучшие люди, а «предатели», и без них в России будет вольнее дышаться.
Пётр Троценко: Вот только вопрос — кому?
Бахыт Кенжеев: Ну как кому? Нашим олигархам, нашим партайгеноссе — всем будет вольнее дышаться, потому что у них будет уходить меньше денег на то, чтобы избивать несогласных с Росгвардией и сажать в тюрьму. Так что в этом плане в воздухе посвежело. А кому нужен Шендерович в нынешней России? Никому. Кому нужен Михаил Шишкин, величайший русский поэт последних семидесяти лет? Никому. Без них стало гораздо лучше. Россия — удивительная страна. Она, кажется, занимает первое место среди стран, которые, процитирую Пушкина, «любить умеют только мертвых».
Пётр Троценко: Солженицына, кстати, в современной России сейчас тоже не любят, хотя в свои поздние годы он говорил и писал такие вещи, которые в нынешней России должны восприниматься на «ура».
Бахыт Кенжеев: Мы сейчас находимся в Казахстане. Казахстан — одна из основных мишеней Солженицына: Александр Исаевич любил говорить, что Северный Казахстан, то есть Южная Сибирь, — это исконно русская земля и что ее надо вернуть огнем и мечом. Я очень люблю Солженицына за его заслуги в разрушении советской власти, но, будучи казахом, мне было очень странно это читать, поэтому я недавно решил свериться с историей. И выяснил, что действительно в 18-м веке в Северном Казахстане стали появляться казацкие поселения, а казахи там пасли своих овечек еще в 6-м веке. Так что давайте мы не будем слушать эти державные глупости.
Пётр Троценко: Вы тоже эмигрант, уехали из СССР в 1982 году.
Бахыт Кенжеев: Я женился по расчету на канадской гражданке. Лорочка, Лаура Бераха, ныне завкафедрой русского языка в Монреальском университете, была в Москве стажером. А я очень хотел уехать и немножко дружил с разными иностранными девушками. Мы, значит, подружились с этой иностранной девушкой, и тут я почувствовал, что мы не просто подружились, что как-то я в нее немножко влюбился. Лорочка, говорю, давай ты за меня замуж выйдешь. А Лорочка, не будь дурой, говорит мне: «Бахытик, я же вижу, что ты уехать хочешь. Пожалуйста, я готова за тебя фиктивно выйти замуж, я тебя увезу, и ты будешь счастливым эмигрантом». Я отвечаю: «Лорочка, но я же тебя как-то люблю, поэтому либо серьезно, либо никак». Она очень озадачилась. Очень. Некоторое время мы продолжаем счастливо друг друга любить, потом я говорю: «Лорочка, ну ты вообще думаешь за меня замуж выходить?» Она отвечает: «Ну ладно, хорошо, я готова за тебя выйти замуж, хотя и очень сомневаюсь, что из этого что-то выйдет». Мы подаем с ней документы в ЗАГС, ждем три месяца, — наконец, приходим регистрировать свой законный брак с целью отъезда за границу и получения иностранных документов, нас благополучно регистрируют, мы едем с Лорочкой домой на «Волге» на какое-то нищенское празднование нашей свадьбы, и Лорочка говорит: «Ну что, мне через месяц уезжать, как у меня с документами?» И я говорю лучшую фразу в своей жизни: «Лорочка, в Москве распространилось мнение, что я женился на тебе не по любви, а чтобы уехать за границу. И чтобы никто никогда в жизни не мог этого сказать, ты никуда не едешь и мы будем жить в Москве. Мы найдем тебе работу, будем жить бедно, но честно, потому что я женился по любви, а не за иностранный паспорт».
Мы найдем тебе работу, будем жить бедно, но честно, потому что я женился по любви, а не за иностранный паспорт.
Мы четыре года прожили в Москве, а потом начались обыски дома, вызовы в КГБ, и на одном из вызовов мне сказали: «Бахыт Шукуруллаевич, мы от вас устали, вы печатаетесь за границей, вы устроили из своей квартиры антисоветский притон, но у вас есть выбор: вы можете уехать на восток или на запад. Вам повезло, у вас жена — иностранка». Выбор был очевиден. На самом деле, если бы не это, то куда мне ехать-то? Мне было так хорошо в Москве, я дружил с самым цветом московской литературы: поэты Пригов, Рубинштейн, Гандлевский не выходили из моего дома, за водкой мне бегали.
Пётр Троценко: В «Википедии» написано немного обидно: Бахыт Шкуруллаевич, хотя вы — Шукуруллаевич. Недавно Путин назвал Токаева чем-то вроде «Кемельжемельшемельевича», а ваше имя-отчество часто коверкают?
Бахыт Кенжеев: Мое отчество тоже всегда коверкают. У меня в паспорте вообще не было отчества, а еще у меня есть любимая сестренка Галка (Галия — родная сестра Бахыта Кенжеева. — Ред.), которая, в отличие от меня, на вид вылитая казашка, поэтому я ее очень люблю таскать по литературным мероприятиям в качестве доказательства моего казахского происхождения, и у нее e-mail — Shukurulla, что мне очень понравилось, потому что она очень папочку любила. Папочка был замечательный человек, всю жизнь прожил в эмиграции и был женат на иностранке, ровно как я. Человек, выросший в Шымкенте, в мусульманской культуре, знавший арабский язык, всю жизнь прожил в Москве, будучи женатым на русской. Это было очень тяжело для него.
Но жизнь его не состоялась, никакой большой карьеры он не сделал, хотя в нормальной стране, я думаю, он был бы профессором или замминистра каким-нибудь, потому что человек был умный, талантливый. Но товарищ Сталин и советская власть этого сделать не позволили.
А еще он был сыном ишана Южного Казахстана, история про которого называется «советское счастье». В 1925 году моего дедушку Кенже — он был большой лошадник — ударила в висок копытом любимая лошадь и он умер, что спасло его детей, потому что через несколько лет его бы расстреляли, а детей бы отправили в детдом для врагов народа. А так они кое-как, по родственникам, по нормальным детдомам, но всё-таки достигли зрелости. Ишан, чёрт возьми, «архиепископ» Южного Казахстана. А теперь ишан Южного Казахстана — я, поскольку я старший сын старшего сына ишана, так что я этим очень-очень сильно горжусь.
«НА ЧТО ОБИЖАЮТСЯ РУССКИЕ ЛАТЫШИ?»
Пётр Троценко: В одном из своих выступлениях писатель и публицист Виктор Шендерович сказал, что теперь отношение к русскому языку во всём мире поменяется: он будет восприниматься как язык агрессора, как в сороковых годах прошлого века воспринимался немецкий язык.
Бахыт Кенжеев: Я бы не драматизировал. Самой провинившейся страной 20-го века с точки зрения истории считается Германия, да. Но на статусе немецкого языка и немецкой культуры по большому счету это не очень отразилось. По-прежнему изучают Гёте, по-прежнему есть Институт Гёте, который занимается описанием немецкой культуры по всему миру. Но, правда, и Германия после войны стала другой страной, причем принципиально другой. То есть одной из самых передовых, продвинутых, демократических, чудесных стран мира. Так что я думаю, что это всё не на века. То, что сейчас города Европы переполнены украинскими беженцами, и то, что сейчас все эти беженцы рассказывают европейцам о том, как бомбили квартиры, то, конечно, это не может не отразиться на репутации нынешней России под руководством нынешнего режима. Но я не думаю, что будет нанесен какой-то серьезный ущерб русскому языку. Русский язык — это язык Платонова, Мандельштама, Бабеля. Это язык нынешних Сорокина, Айзенберга, Лёвочки Рубинштейна (писатель Владимир Сорокин, поэт Михаил Айзенберг и поэт, публицист Лев Рубинштейн. — Ред.), и даже Пелевина, к которому у меня сложное отношение. Но, тем не менее, это люди, которые делают русский язык и реальное русское сознание. А то, что творится сейчас, я думаю, дело проходящее.
Тут еще есть одна проблема. Очень сильно в социальных сетях сердятся, что в Украине собираются запретить изучение русской литературы в школе. Я долго над этим думал, потом сообразил: а что, вот был Советский Союз, такая цитадель русского языка, где в программах русских школ никогда не было Платонова, Мандельштама и Бабеля. И что? Ничего от этого не изменилось. А наше-то какое дело, ребята? Хотите — изучайте, не хотите — нет. Это вообще не проблема.
Пётр Троценко: Поменялось ли сейчас отношение к русским в США?
Бахыт Кенжеев: Отношение к русским в США не поменялось. Как было, так и есть.
Пётр Троценко: Понятно, что в Штатах у вас свой круг общения, который довольно сильно отличается от общей массы…
Бахыт Кенжеев: Да, он довольно сильно отличается от общей массы. Я приехал в Нью-Йорк, что называется, на готовое. Потому что Ленка, моя вторая жена, человек с четырьмя высшими образованиями, высококвалифицированный юрист, и у нее схвачена буквально вся русскоязычная интеллигенция Нью-Йорка. И среди этой русскоязычной интеллигенции, в которую я вписался бесшовно, у меня никогда не было проблем. Но, разумеется, есть на Брайтон-Бич люди, которые скучают по России… Но точно так же и в странах Прибалтики есть русское население, которое очень-очень скучает по России, но при этом ни один из них почему-то не уезжает. И я не очень понимаю, на что обижаются русские латыши, а главное, что же мешает переехать через границу и жить в Псковской области? В реальности это всё — отвратительное лицемерие.
«СТИХИ КАК ЗАРИФМОВАННЫЙ ПЕРЕСКАЗ МЕТОДИЧКИ ФСБ»
Пётр Троценко: Глядя на многих российских деятелей искусства, которые, будучи людьми обеспеченными, всё равно поддерживают действующую власть, не могу понять, как сочетается в людях огромный талант с мракобесием и подлостью?
Бахыт Кенжеев: Это одна из моих любимых тем, но я не могу дать ответа на этот вопрос. Я думаю, что Господь велик и на своих детей роняет из лейки и талант, и безнравственность. Иногда это сочетается.
Пётр Троценко: Да-да, талант — как прыщ, может вскочить на лице, а может — на заднице.
Бахыт Кенжеев: Совершенно верно. Вот, например, сейчас идут споры относительно того, как строить свои отношения с фашистами, поскольку многие мои друзья стали фашистами. Я до сих пор немного озадачен: вижу, что некоторые мои друзья, которые стали фашистами, стали писать фашистские произведения. Я не буду называть имен, чтобы не разжигать огня. Просто здесь мои отношения с ними кончаются раз и навсегда, потому что писать поэтические произведения — это как интимная жизнь девушки: если уж ты это делаешь, то надо делать только по любви и абсолютно честно. А когда талантливый человек начинает сочинять агитки в духе журнала «Крокодил» 1930-х годов, у меня встают волосы дыбом, и я прекращаю с ним всякие отношения, потому что это совершенно невозможно, это по-русски называется «проституция». Но есть тоньше вещи. У человека могут быть любые политические убеждения. Я плюралист, я либерал, я уважаю политические убеждения моих врагов. Тем не менее я писатель, я считаю, что писательская деятельность — это совсем святое. Писатель рожден для того, чтобы, как написал, кажется, Лермонтов, «провозглашать я стал любви и правдой чистые ученья» («Пророк» — Михаил Лермонтов. — Ред.). А как только писатель начинает ставить свое творчество в подчинение своим политическим убеждениям — если, конечно, они не являются убеждением всеобщей любви и равенства, — то тут становится очень плохо и неприятно. Когда моя бывшая подруга пишет серьезные, хорошо рифмованные стихи про трагедию в Буче и эти стихи являются зарифмованной пересказкой методички ФСБ, извините, после этого я не могу подать ей руки.
У меня есть два любимых писателя: один — Достоевский, другой — Тютчев. Оба они по политическим взглядам были абсолютные рептилоиды.
У меня есть два любимых писателя: один — Достоевский, другой — Тютчев. Оба они по политическим взглядам были абсолютные рептилоиды, просто стыдно даже читать их политические воззрения. При этом Тютчев, живя в Германии с иностранкой-женой, считал, что главная сила мира — это Россия. Потому что в Европе зреет революция, а мы должны захватить проливы, захватить Турцию, прибить щит к вратам Царьграда, после этого всех европейцев уничтожить, и тогда нам будет хорошо. То же самое и с Достоевским. Сейчас я говорю о том, что есть черта, которую нельзя переходить. И Тютчев, и Достоевский ни разу не перешли эту черту в своем творчестве. А все свои политические убеждения они оставили в своей публицистике, которую никто сейчас не читает — и слава богу.
Пётр Троценко: Нынешняя ситуация в России никого не заставляет быть подлецом, за убеждения там пока что не расстреливают. Тем более, люди обеспеченные, талантливые, которые в любой момент могут уехать из России и безбедно существовать в любой стране мира. Что их заставляет выступать за нападение на Украину и действующий режим? Неужели убеждения?
Бахыт Кенжеев: Напомню тебе замечательные хрестоматийные слова Воланда из «Мастера и Маргариты»: «Хорошие люди, только квартирный вопрос испортил их». Они очень хорошо живут. Люди продают свою честь за деньги и делают с удовольствием, потому что деньги — это очень хорошо. На них можно много чего купить: квартирку, машинку. Человек, продающий честь, перестает быть честным человеком, и мне очень жалко этих людей.
КОММЕНТАРИИ