В день выборов, 10 января, несколько десятков активистов инициативной группы по созданию Демократической партии и участники движения «Oyan, Qazaqstan!» в Алматы вышли на протест и попали в окружение спецназа полиции. Активисты скандировали: «Бойкот выборам!» и «Назарбаев, кет!» После 13 часов на подступах к площади прошли задержания: полицейские хватали людей, приближающихся к пересечению проспекта Назарбаева и улицы Сатпаева, — они хотели поддержать взятых в оцепление активистов. В окружении полицейских активисты провели от шести до десяти часов при минусовой температуре.
Айзат Абильсеит, 25 лет: «Мне было плохо. В голове был вопрос: «Когда я смогу прилечь?»
Айзат — студентка-медик, параллельно директор отдела маркетинга в компании по продаже медицинских изделий. Она — участница движения за политические реформы «Oyan, Qazaqstan!» — не раз выходила митинги. 10 января Айзат исполнилось 25 лет. В этот день она до семи вечера провела в оцеплении СОБРа вместе со своими соратниками.
Нас взяли в кольцо и стали отодвигать подальше от пешеходной дороги. Нас, грубо говоря, волокли по земле.
Около 12 [часов] мы собрались в «Рамсторе» [недалеко от площади Республики] с ребятами из «Оян», чтобы вместе пойти на площадь, но за нами уже наблюдали со стороны люди в гражданском: 12-15 человек, и даже больше. Мы приняли решение обойти оцепленный периметр, пройти с Ленина [ныне Достык] по Сатпаева до площади, где уже окружили участников ДПК [Демократическая партия Казахстана]. Мы шли по Сатпаева, и в 13:22 нас окружил СОБР. Нас взяли в кольцо и стали отодвигать подальше от пешеходной дороги. Нас, грубо говоря, волокли по земле. В какой-то момент я подумала, что мне сломали руку: было невыносимо больно. Айсана упала, Айгак порвали обувь. Всё очень быстро произошло, мы не успели даже понять, что происходит. При этом никто не кричал лозунги, мы просто мирно шли.
Мы требовали объяснить, по какой причине нас задержали: мы же не на площади, без плакатов и без лозунгов, шли и никого не трогали. Нам никто не ответил, и нас не выпускали из круга. Произошло незаконное задержание, и мы звонили журналистам (репортеры Азаттыка тут же прибыли на место. — Ред.) и всем знакомым. Мобильные данные не ловили, интернет нигде в радиусе нескольких километров не работал. После нескольких минут мы начали кричать лозунги «За честные выборы» и так далее. Стояли в кругу, записывали на рупор кричалки «Босат!» («Освободи!»), «Позор!».
Примерно через час с крыши здания, возле которого мы стояли, упала сосулька на Айнур, осколок попал также в Айдоса. Айнура сразу упала на землю, схватилась за глаз. Мы все испугались, просили вызвать «скорую». Ее вызвали журналисты Vlast.kz, «скорая» приехала минут через семь-десять, они проверили Айнур. Она не стала писать и фиксировать и вернулась к нам.
Они кричали в нашу сторону «п***ры, ЛГБТ» и рвались к нам настроенные на драку.
Откуда-то появились человек 20–30 со стороны остановки по [улице] Сатпаева, они кричали в нашу сторону «п***ры, ЛГБТ» и рвались к нам настроенные на драку. Мы сразу решили, что это провокация. Полиция их якобы сдерживала, и потом их всех посадили в один автобус и увезли непонятно куда. Нам передавали одежду, еду и напитки представители МИСК (объединение «Молодежная информационная служба Казахстана». — Ред.), а также люди, которые узнали о задержании из новостей, наши друзья. В пятом часу подошли люди из акимата и сказали, что опустят нас, но по одному и довезут сами до дома. Мы отказались и начали скандировать: «Один за всех, и все за одного!» Во время задержания мы говорили свою позицию, что мы против этих выборов, мы за их отмену, за честные выборы.
Мы стояли в оцеплении очень долго. Дархан и Асем сильно замерзли, и мы вызвали им «скорую», их забрали с обморожением. Мне было плохо: у меня простуда и голова очень болела. Когда мы ходили по кругу, чтобы согреться, я думала, что сознание потеряю, поэтому села на землю: уже сил не было. У меня в голове был вопрос: «Когда я смогу прилечь?»
Так мы простояли еще пару часов. За это время к нам с объяснениями никто не подошёл. Мы стояли на холоде, хотели в туалет — не разрешали. Отпустили только двух девочек в туалет, и то потому, что и правозащитники, и мы сами просили в рупор отпустить. Остальные терпели до конца. Мальчики справляли нужду в стаканчики и бутылки. Один парень писает, а трое или четверо его прикрывают, позади окружал СОБР. Так поддерживали друг друга как могли. Это же неприятно, когда столько людей вокруг и на холоде надо справить нужду.
К нам приехала девушка, не активистка. Она узнала о нашем задержании по новостям и привезла кофе. Но мы пошли отдать его активистам ДПК, потому что их все ещё держали в оцеплении.
В конце, когда приехали две машины «скорой», кто-то подошёл в «гражданке», сказал распускать, но чтобы все точно шли домой. Кольцо распустили, мы собрали картонки и мусор и пошли в «Колибри», чтобы сходить в туалет и погреться. К нам приехала девушка, не активистка. Она узнала о нашем задержании по новостям и привезла кофе. Но мы пошли отдать его активистам ДПК, потому что их все ещё держали в оцеплении, но по Фурманова [ныне проспект Назарбаева] полиция не пропустила к ним. Мы обошли и зашли с улицы Байсеитовой, и Нагашыбек надел жилет журналиста, и то ему еле-еле позволили передать напитки.
Каждый митинг сложный на самом деле для активистов в психологическом и физическом смысле, но, конечно, эти шесть часов на холоде были очень трудными — ты не знаешь, сколько так еще продержат, и при этом тебе плохо, хочешь в туалет, вокруг снимают какие-то люди в штатском и подходят провоцируют, это давит. Мы пытались донести свою мысль до окружающих, когда кричали «За честные выборы!», «Босат!» и «Позор!», и сейчас даже говорить больно. А еще когда всё закончилось и нас отпустили, ноги просто не хотели идти, потому что из-за холода и от стояния на одном месте было сложно передвигаться. Мы просто не чувствовали ног. Отмечу, что СОБР за время нашего задержания сменялся каждый час, у них автобус стоял [на обочине]. Ключевые моменты — это кеттлинг [оцепление, при котором силовики окружают протестующих с четырех сторон, встав в круг], три [машины] «скорой», провокация и практически шесть часов задержания. Абсурдность ведь в том, что сотрудники КНБ, или кто эти люди в «гражданке», преследовали с дома до места встречи, о которой мы не говорили нигде, а потом и вовсе СОБР задержал ни за что, не на площади — на пешеходной дороге, хотя мы просто мирно шли.
Айгерим Тилеужан, 35 лет: «Было унизительно ходить в туалет в окружении СОБРа»
Айгерим — переводчица с казахского и русского языков, член инициативной группы по созданию Демократической партии. Не раз выходила на митинги ДПК.
Всю ночь за нами следили. Мы встретились в 11:00 на пересечении [улиц] Сейфуллина и Шевченко. К нам присоединилась Асем Жапишева. В 11:30 мы были на площади, и нас сразу же взяли в кольцо. Были еще «ояновцы» [участники движения «Oyan, Qazaqstan!»], которые стояли на пересечении [с улицей] Фурманова. Они хотели присоединиться к нам, но им не дали. В итоге стояли две группы в оцеплении.
Суть в том, чтобы спровоцировать драку и показать нас маргиналами. При этом, когда меня ударили, полицейские, собровцы стояли и смотрели.
Изначально нас [группа активистов ДПК] было 25 человек — 10 женщин, 15 мужчин. В центре круга в первые часы нам еще могли передавать еду, но во второй раз и далее не пропускали людей. К часам двенадцати к нам пришел Ермахан (Ибраимов, олимпийский чемпион по боксу. — Ред.) и сказал: «Решу ваши проблемы». Наши просили уйти. Он пытался спровоцировать драку. Он пытался ударить Абзала, и рукой задел меня по лицу — рука тяжелая, боксер. Однозначно, думаю, что его отправили. С чего ему приходить туда? Такая же ситуация с Талгатом Рыскулбековым. Он тоже хотел драки. Суть в том, чтобы спровоцировать драку и показать нас маргиналами. При этом, когда меня ударили, полицейские, собровцы стояли и смотрели. Собровцы не просто смотрели. Кто-то из них исподтишка пнул Диану. Круг, в который нас взяли, был очень узким. Мы подошли: «Кто из вас, покажи лицо», а он скрутил мне руку и очень сильно оттолкнул, и я упала на землю. Сегодня утром всё тело болит, — видимо, вчера из-за адреналина не чувствовала боли. По их глазам было видно, что они готовы избить нас, если им дадут приказ.
Асем Жапишева за день до этого говорила, что власти готовят «титушек» к нашим митингам. СОБР, разомкнув круг, запускал к нам трех провокаторов, каждый из которых хотел вырвать рупор. Мы трижды отбились. Мало того что они хватались за рупор, они тоже рвались драться. Если первые два человека тянулись к рупору, то третий целенаправленно размахивал кулаками. Мы его из круга вывели.
После того как Ермахан вышел из круга, со стороны на нас кричали люди, пришедшие со своим рупором: «Мамай — саткын (предатель)!» Мы их перекрикивали. Среди них была пожилая женщина и мужчина плотного телосложения, мы его пытались сфотографировать, но у него маска на лице близко к глазам, и шапку он до глаз спустил. Они поднимались на лавочку и кричали. Они долго не выдержали. Когда у них ничего не вышло, поставили очень громкую музыку. Вначале мы под нее пели. Но потом она повторялась и повторялась и прекратилась лишь тогда, когда села батарея у колонки.
Со второго круга исподтишка летели кулаки, кто-то пинал. После этого мы сами начали их отталкивать, когда становилось невозможно так плотно друг к другу стоять.
Нас держали около десяти часов. Я даже слышала, что нас продержат до утра. СОБР круг смыкал очень сильно, и во время карантина ни о какой социальной дистанции речи не шло. Они окружали двумя кругами. Со второго круга исподтишка летели кулаки, кто-то пинал. После этого мы сами начали их отталкивать, когда становилось невозможно так плотно друг к другу стоять. Вот когда нас сильно сжимали, Асем [Жапишева] получила травмы.
Ощущения были самые ужасные — унизительно писать в кругу, когда собровцы стоят и смотрят на тебя. Хотя бы один сказал: «Ладно, девушка, сходите». Ближе к вечеру столько раз просили выпустить беременную женщину. Не выпускали. Потом поднялось давление у Аружан, ей стало очень плохо: она с утра ничего не ела, голова закружилась. И она просто села на холодную землю. Ноги тряслись очень сильно. Ей 21 год. Когда вызвали ей «скорую», лишь тогда выпустили и Диану. Ее надо было осмотреть, но «скорая» не забрала. Забрали Аружан, она поехала, а после ее поджидали у дома и забрали в Медеуское РОВД «в качестве свидетеля по уголовному делу» — продержали там около трех часов.
Всё это говорит о том, что если кто-то питал надежды, что эта система может измениться сама, без вмешательства оппозиционных сил, то, я думаю, теперь все отбросили свои надежды. Особенно те, кто поддерживал Токаева, противопоставляя его Назарбаеву. Поняли, что он тоже дитя системы, последователь Назарбаева. [Поняли] что мы живем в диктатуре, фашистском режиме. По-другому это никак нельзя назвать, если они молодых девушек и женщин в возрасте держат на морозе, не давая им возможности сходить в туалет. Это фашизм, это пытка.
Нам запрещали даже справлять нужду. Трем женщинам пришлось ходить в туалет там же.
Нам запрещали даже справлять нужду. Трем женщинам пришлось ходить в туалет там же. Мужчины держались до последнего. И лишь ближе к девяти часам командир дал приказ, чтобы по одному выпускали в туалет — к дереву. Они выходили из круга, подходили к дереву…
Вчера пришли [в ряды протестующих] новые люди. Их задерживали и отправляли в РОВД. Я думаю, была такая тактика — задерживать и отправлять людей, которые в первый раз вышли, чтобы запугать их. Им не давали присоединиться к нашим сторонникам. Некоторых задерживали, остальные ушли вниз на Старую площадь — их там задержали. Наших сторонников со стороны [улицы] Желтоксан тоже не пускали.
В первые часы задержания к нам подходили из акимата: Бекжан, фамилию забыла, кричал, что у нас незаконный митинг. После этого ни один представитель акимата не подходил к нам. Они все подальше от нас держались. Только «титушки», которые кричали свои кричалки. В конце, когда снова просились в туалет, подошли Эльдар и Бекжан и спросили, чего мы хотим. Мы сказали, чтобы они расступились, а мы сами дальше решим, куда пойдем.
Чем больше им хотелось нас сломать, тем больше нам хотелось стоять до конца. Нас отпустили, потому что СОБР устал.
Мы простояли с 11:30 до 9:30 вечера. Это был самый тяжелый митинг лично для меня. Ощущения безысходности не было, потому что уже после обеда поняли, что нас задержат. Мы были готовы к тому, что простоим до утра. В отличие от ребят, которые стояли среди собровцев, мы-то вышли с принципами. И собровцы менялись каждые полчаса. К шести вечера их восемь раз меняли, потом уже перестали считать. Чем больше им хотелось нас сломать, тем больше нам хотелось стоять до конца. Нас отпустили, потому что СОБР устал. Последний СОБР долго не меняли, полтора часа стояли — для них это очень много. И к тому же они понимали, что у них не так много СОБРа, и половину отправляли в РОВД, по автозакам. Но невозможность сходить в туалет — это ужасно. У меня детей нет, и стоять на холоде и справлять нужду — очень опасно для женщины, которая ни разу не рожала, это может привести к бесплодию.
Стоять на холоде девять часов было не так страшно. Физически были готовы выдержать дольше, но морально было ужасно: ведь попрали наши права. И делали это ребята, которые должны охранять нас, которые содержатся за счет наших налогов. Возможно, у некоторых из них было сожаление, но в глазах некоторых собровцев проглядывалось, что они настолько зомбированы, что, если бы им приказали избить нас, унизить, они готовы были исполнить такие приказы.
Активисты в Алматы не впервые сталкиваются с кеттлингом. Во время протеста 16 декабря, в День Независимости, участники «Oyan, Qazaqstan!» и сторонники Мамая простояли в окружении спецназа около трех часов. Правозащитник Татьяна Чернобиль, консультант международной правозащитной организации Amnesty International в Центральной Азии, назвала удержание людей в окружении спецназа нарушением закона. Западные правозащитники осудили многочасовое удержание активистов, которые пытались провести протест в день парламентских выборов в Алматы, в кольце полицейского спецназа. Они назвали кеттлинг — прием, к которому прибегла полиция, чтобы блокировать участников протеста, — «репрессивной» стратегией и тактикой, направленной против мирных демонстрантов.
Представители МВД и Генпрокуратуры на брифинге 10 января проигнорировали вопросы Азаттыка о кеттлинге и преследованиях активистов.
КОММЕНТАРИИ