В Алматинском районном суде Астаны рассматривается заявление матери гражданского активиста Макса Бокаева Рахилы Кожасовой о незаконности направления его в колонию ЕС-164/3 в Северо-Казахстанской области. Активист был осуждён после стихийного митинга против инициированной правительством земельной реформы 24 апреля 2016 года в городе Атырау.
Судебное заседание началось 25 января в 17 часов с выступления этапированного в Петропавловск 45-летнего Макса Бокаева посредством видеосвязи. Бокаев заявил ходатайство с требованием обеспечить ему встречу с адвокатом без участия сотрудников тюрьмы или суда. Он также сказал, что администрация тюрьмы наложила на него ряд взысканий после того, как он отказался выполнять зарядку в 25-градусный мороз по состоянию здоровья.
Фрагмент видеосвязи с Максом Бокаевым на судебном заседании в Астане. 25 января 2018 года.
– Последние несколько недель условия пребывания моего в тюрьме приняли характер информационной блокады. Мои письма и сообщения не передаются. Пусть на меня наденут наручники, рядом поставят сотрудника полиции, но пусть представители тюрьмы и суда дадут мне возможность лично побеседовать с моим адвокатом, – сказал Бокаев через видеосвязь.
Судья на процессе по делу Макса Бокаева Даурен Байменов.
Его адвокат Айман Умарова выразила недоверие суду, который не сумел обязать комитет уголовно-исполнительной системы предъявить документы, на основании которых Бокаев отбывает наказание в трех тысячах километров от места своего проживания, и заявила отвод председательствующему судье Даурену Байменову. Несмотря на ее требование о рассмотрении дела другим судьей, судья Байменов сообщил, что «требование адвоката в письменном виде не подавалось, и суд будет продолжен». Он объявил, что следующее судебное заседание состоится 26 января в 16 часов.
Во время перерыва в судебном заседании репортеру Азаттыка удалось взять интервью у Макса Бокаева, который отбывает наказание в исправительном учреждении в Северо-Казахстанской области.
Азаттык: Макс, каковы бытовые условия в тюрьме, в каком положении находятся заключенные? Оказывают ли давление? Мы слышали, что у вас ухудшилось состояние здоровья, и вы находились на лечении в больнице?
Еда на «зоне» иногда похожа на баланду времен ГУЛАГА. Некоторые заключенные говорят, что не наедаются. Я делюсь с ними продуктами, которые получаю из дома. Из барака, в котором я нахожусь, прошлым летом двоих перевели в колонию, где проходят лечение от туберкулеза.
Макс Бокаев: В целом всё хорошо, однако неожиданно подвело здоровье. Дали о себе знать старые болячки [в тюрьме], появились новые. Холод севера, неприятный тюремный воздух не проходят бесследно. Тем не менее в ближайшее время я, кажется, не умру (смеется. – Азаттык). Еда на «зоне» иногда похожа на баланду времен ГУЛАГА. Некоторые заключенные говорят, что не наедаются. Я делюсь с ними продуктами, которые получаю из дома. Из барака, в котором я нахожусь, прошлым летом двоих перевели в колонию, где проходят лечение от туберкулеза. Вполне вероятно, что они заболели из-за недоедания. Тем не менее от голода, как это было в 1990-е годы, никто не умирает.
Если говорить о ситуации в тюрьме, уголовно-исполнительная система берет начало с ГУЛАГа, поэтому от нее недалеко ушла, по-другому быть не может. Потому что в политической системе 19-го века пенитенциарная система соответствовала 19-му веку. К сожалению, это до сих пор не изменилось. Весь мир перешел на камерные тюрьмы, в Казахстане всё еще сохраняется лагерный режим. На меня прямого давления не оказывали, однако большинство нормативно-правовых актов устарели, что оскорбляет достоинство человека, унижает его. Из-за этого возникает недопонимание. В связи с этим я и обращался с жалобами.
Учреждение ЕС-164/3, в котором я отбываю наказание, считается среди казахстанских тюрем одним из образцовых. Среди осуждённых есть бездомные люди, которые никогда в жизни не спали на чисто заправленных кроватях. Пусть эти условия и не соответствуют европейским стандартам, но им, конечно, нравится.
Адвокат Айман Умарова (стоит) и Жанаргуль Бокаева. 25 января 2018 года.
Азаттык: Вас принуждали выходить в холодную погоду на улицу для выполнения физзарядки? Когда это было?
Макс Бокаев: Нет, не принуждали. Однако в связи с ухудшением состояния здоровья 28 ноября я обратился с просьбой позволить мне делать утреннюю физическую зарядку в здании. Термометр в тюрьме, как выяснилось, работал неисправно. Он показывал температуру 21 градус, хотя на самом деле на улице было 25 градусов. Дело в том, что я не могу наступать на ногу, и у меня есть трещина в позвоночнике. Поэтому врач запретил мне выходить на улицу. Утренняя зарядка необходима для здоровья. Поэтому я и обратился с просьбой позволить выполнять ее в помещении. В нашем отряде насчитывается 76 человек. Все они поднимаются в шесть утра, и при любой погоде их выводят на улицу на утреннюю зарядку. Не умывшись, не заправив постель, они выбегают на улицу. Стоят в строю на морозе по 20 минут. Я считаю это пыткой.
После третьего постановления меня посадили в дисциплинарную изоляционную камеру. В эти камеры солнечный свет днем не поступает, однако там есть спальное помещение. Там запрещены телефонные звонки, в зимнее время дают лишь одно краткосрочное свидание.
Из числа заключенных назначают «смотровщика». Он как-то подошел ко мне и поинтересовался, почему я не выхожу на улицу. Я сказал, что не выхожу на улицу по состоянию здоровья и считаю пыткой выведение людей на улицу в морозную погоду. Заставили написать объяснительную. Руководитель учреждения на ее основании вынес постановление. После третьего постановления меня посадили в дисциплинарную изоляционную камеру. В эти камеры солнечный свет днем не поступает, однако там есть спальное помещение. Там запрещены телефонные звонки, в зимнее время дают лишь одно краткосрочное свидание. Поэтому считается, что там строгий режим. Я обратился с семью-восемью жалобами в связи с этими постановлениями.
Азаттык: Другим заключенным удается защищать свои права и подавать заявления, как это делаете вы?
Макс Бокаев: Если честно, «обитатели» зоны – это в основном выходцы из рабочей и крестьянской среды. Среди них мало политических узников и тех, кто знает законы. Большинство из них, даже 95 процентов, – обычные сельские жители. Тем не менее, все находят друг с другом общий язык. У них есть желание подать соответствующие заявления, но им не хватает юридической грамотности, или они опасаются, что это может навредить их условно-досрочному освобождению. Можно сказать, что людей, способных защитить свои права, почти нет.
Фрагмент трансляции суда по делу Макса Бокаева. Астана - Петропавловск, 25 января 2018 года.
Азаттык: Вы, возможно, слышали, что парламент принял поправки к земельному кодексу. Как вы считаете, означает ли это, что ваши требования, выдвинутые на митинге против земельной реформы в Атырау в 2016 году, из-за которого вас привлекли к суду, выполнены?
Макс Бокаев: Я знаю о внесении поправок в земельный кодекс. К сожалению, два пункта принятой на митинге резолюции, касающиеся публикации полного списка фирм, владеющих сельхозугодьями, и запрета на размещение иностранных военных полигонов на территории Казахстана, вообще не включили. Однако в руки этот документ ко мне так и не попал, поэтому прочитать его полностью мне не удалось.
Азаттык: Как относятся к вам другие заключенные в тюрьме? Вы жалеете о прошлом?
Макс Бокаев (в центре с мегафоном) на митинге по "земельному вопросу". Атырау, 24 апреля 2016 года.
Макс Бокаев: 90 процентов заключенных в тюрьме – молодые люди в возрасте от 20 до 30 лет. Когда узнают, за что я сижу, говорят, что «сделал правильно», и выражают поддержку. Я ни о чем не жалею, и вообще такого чувства не было. К тому же при нынешних обстоятельствах сидеть в тюрьме не стыдно, и это не стоит сожалений.
После приговора суда 28 ноября 2016 года нас четверых готовились этапировать. Однако двоих оставили в Атырау, а меня и Талгата Аяна, несмотря на то что в приговоре местом отбытия наказания указывался Атырау, этапировали в Актобе. Почему? Я считаю это дискриминацией. Моя мать преклонного возраста. Из Атырау до Петропавловска нет прямого поезда или самолета. Моей матери придется пережить немало сложностей, чтобы приехать ко мне на двухчасовое свидание. Это и вызывает досаду.
Азаттык: Спасибо за интервью.
Поправки к земельному законодательству, внесенные указом президента Казахстана Нурсултана Назарбаева осенью 2015 года, вызвали широкий общественный резонанс и спровоцировали земельные митинги весной 2016 года. Первый мирный митинг против статей закона, согласно которым предусматривалась продажа аграрных земель и возможность передачи угодий в длительную аренду иностранцам и компаниям с иностранным участием от 10 до 25 лет, состоялся 24 апреля 2016 года в городе Атырау. В ноябре 2016 года местные активисты Макс Бокаев и Талгат Аян были приговорены судом в Атырау к пяти годам тюрьмы каждый по обвинению в «разжигании розни», «распространении заведомо ложной информации» и «нарушении порядка проведения митинга» и привлечены к штрафам в особо крупном размере.
Из Атырау до Петропавловска нет прямого поезда или самолета. Моей матери придется пережить немало сложностей, чтобы приехать ко мне на двухчасовое свидание. Это и вызывает досаду.
После вынесения приговора Бокаев и Аян были этапированы в исправительное учреждение ЕС-164/3 в Северо-Казахстанской области. Заключенные и их адвокаты неоднократно обращались с заявлением о их переводе в колонии по постоянному месту жительства. В августе 2017 года Талгат Аян был переведен из исправительного учреждения ЕС-164/3 в Северо-Казахстанской области в колонию К -168/2 в городе Актобе.
Сторонники Бокаева и Аяна и правозащитники приговор в отношении активистов считают политически мотивированным.
Международные правозащитные организации и страны Запада заявили, что приговор в отношении Бокаева и Аяна противоречит международным обязательствам Казахстана в области прав человека, и призвали Астану освободить их.