В конце апреля 1936 года вышло постановление Совета Народных Комиссаров СССР, согласно которому 15 тысяч польских и немецких семей должны были быть выселены с территории Украины и отправлены за несколько тысяч километров — в Карагандинскую область Казахской ССР. Всего в довоенный период из западных районов Украины в Казахстан было депортировано от 40 до 95 тысяч поляков (точные данные не установлены), они лишились дома и имущества. Это была первая полномасштабная операция по принудительной депортации по этническому признаку в СССР: в дальнейшем подобная судьба ждала корейцев, крымских татар, чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев и прочие народы. Потомки сосланных поляков, проживающие в Казахстане, хранят память о трагедии и передают рассказы своих предков, боровшихся за выживание в голодной степи.
Совершенно секретно
28 апреля 1936 г. Москва, Кремль
Совет Народных Комиссаров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Возложить на НКВнудел СССР переселение и организацию поселений в Карагандинской области Казахской АССР для польских и немецких семейств, переселяемых из УССР в количестве 15 000 хозяйств — 45 000 человек, по типу существующих сельскохозяйственных трудпосёлков НКВД.
Переселяемый контингент не ограничивается в гражданских правах и имеет право передвижения в пределах административного района расселения, но не имеет права выезда из места поселений.
2. Жилищно-хозяйственное и коммунально-бытовое строительство, а также сельскохозяйственное устройство контингента возложить на ГУЛАГ НКВД с привлечением сил и средств самих переселенцев…
Анастасия Маскевич, казахстанская преподавательница, социолог и писательница, этническая полька, родилась и выросла в Астане. В детстве ей никто не объяснял, почему её предки оказались в Казахстане. Бабушка говорила: «Мы — поляки, а значит — католики». И всё, больше никакой информации. О подробностях давней трагедии Анастасия узнала значительно позже.
Анастасия Маскевич. Из личного архива
— Началось моё изучение и исследование собственной идентичности, а также идентичности моей семьи с семейной же легенды. У нас фамилия заканчивается на -вич — это считается дворянской фамилией (польская шляхта), и есть легенда, что родной отец моего прадеда был паном. Когда я решила написать об этом книгу, возникло много сопутствующих вопросов, и в итоге вылилось всё это и вовсе в магистерскую диссертацию.
Бабушка рано научила нас молитвам и водила в костёл каждый раз, когда мы приезжали в гости в деревню. А дедушка с детства любил рассказывать нам истории, и я любила его внимательно слушать. Поэтому, когда у меня начались поиски самоидентификации, я обратилась к прошлому семьи. Я решила написать книгу об одной семейной легенде, возникло много сопутствующих вопросов. Тогда я узнала, что мои предки из Хмельницкой области, которая тогда была территорией Украины и политически, и фактически. И всю семью депортировали в 1937 году. Их поселили в Акмолинской области, точке #10 — сейчас эта деревня называется Каменка, — говорит Анастасия.
«В Казахстан добирались месяц. Ехали долго, было очень тяжело, подолгу стояли на станциях, пропускали эшелоны. Наконец в начале мая в 1936 году прибыли на станцию в Кокчетавской области. И лишь спустя три дня их посадили на грузовики, телеги и повезли в необжитые степи. Людей привезли в Северный Казахстан — вокруг голая степь и колышек. Сказали до зимы построить дома, иначе замёрзнете здесь. Дали инструменты, иногда даже на помощь приезжала небольшая техника. Построили полуземлянки, которые потом называли "сталинки".
Первая зима была на редкость тяжёлой, снежной, землянки заносило по крыши, что и посёлка не было видно. Люди очень много болели, потому что все жители были выходцы из Украины, приехали с тёплых краёв, где не было суровых зим. Умерло много младенцев, были также вспышки дифтерии, тифа. Далее началась война, трудный период. Всей стране было сложно жить, а депортированные особенно тяжело переносили те годы. Всё же люди как-то смогли пережить это время. Большую помощь оказало, конечно, местное население, потому что без поддержки казахов было бы очень тяжело».
Из воспоминаний председателя Костанайского областного польского общества Nadzieja Виктора Радомского
Из Кресов в Казахстан
Западная Украина и Беларусь долгое время принадлежали Польше. На территории, известной как «Восточные кресы» (или просто «кресы»), кроме самих поляков проживали немцы, украинцы, чехи, евреи, белорусы и русские.
Этот регион был местом «вавилонского» смешения языков и культур. Здесь поляки говорили по-украински, украинцы исповедовали католичество или протестантизм, идиш «встречался» с русским языком в говорах еврейских местечек, встречались также немецкие, чешские и даже шведские деревни.
В 1930-е годы советская модернизация добралась до самых «отсталых и отдалённых окраин». С точки зрения власти, «кресы» представляли собой архаичный хаос из диалектов, конфессий и традиций и нуждались в систематизации и упрощении. Одним из способов достичь этой цели была депортация «лишних» народов.
Именно по такой логике поляки из западных регионов Украинской ССР подверглись гонениям в первую очередь, и именно они были переселены в Казахстан в 1936 году.
— В итоге после того, как я разобралась с семейной легендой, то написала о ней небольшую книгу, скорее для родных, чем для широкой публики. Она называется «Анастасия», в честь прапрабабушки. Среди наших поляков такая разобщённость, столько разных мнений о происходившем — хотелось хоть что-то закрепить, зафиксировать, и я начала с маленькой легенды нашей семьи. Уверена, она похожа на тысячи других, потому что мне потом писали, не только поляки, что книга реально подвигла начать изучать корни, — говорит Анастасия. — Потом я окончила филологический в МГУ, и у меня был выбор между филологической магистратурой в России и социологической в НУ (Назарбаев Университет в Астане. — Ред.). В итоге я вернулась в Астану и в НУ подавалась уже с идеей изучения темы депортации — так честно и написала, что хочу книгу об этом написать, но фактологическую, разностороннюю. Меня приняли, и научными руководителями у меня были американец, наш казахстанец и поляк из Польши. Им тема очень понравилась, но только наш казахстанец боялся, что я буду предвзятой, ведь тема касается меня лично, и я могу быть ангажированной. Но невозможно быть предвзятой, когда не знаешь почти ничего, и поэтому сложно себя ассоциировать с тем, о чём пишешь. Я сказала, что моя причастность только в том, что у меня есть доступ к достаточно закрытому сообществу, которое неохотно рассказывает о себе, потому что несколько поколений испытали сильнейший страх. В итоге моя магистерская, которую я писала в Назарбаев Университете, так и называется «Из Кресов в Казахстан: три поколения польских меньшинств». Я много копалась в архивах, говорила с людьми, что застали депортацию, ещё будучи детьми.
Поляки «свои» и «чужие»
После начала Второй мировой войны и раздела Польши между СССР и Третьим рейхом начались вторая волна польской депортации. На этот раз выселению подверглись граждане Восточной Польши. Им, однако, разрешили репатриироваться на Родину уже в 1946-м. Тем, кто прошёл процедуру амнистии в августе 1941-го и не принял советское гражданство в 1943-м. Однако те люди, которые были сосланы в 1936 году, имели советские паспорта и статус «спецпереселенцев», не имели возможности не то что вернуться на родину, а даже покинуть без разрешения комендатуры место поселения.
— Всего к концу 1945 года, по данным НКВД, в спецпоселении находилось более двух миллионов человек, — говорит Анастасия.
Однако определить, сколько поляков было депортировано в Казахстан, довольно проблематично из-за большого количества советских репрессивных операций, пунктов дислокации и волн депортаций. Исследователи выделяют две основные волны депортации поляков: в 1936–1937 годах по Постановлению Совета Народных Комиссаров СССР № 776-120сс (45 000 человек, включая немецкое и польское население) и в 1940–1941 годах по Постановлению СНК СССР № 497-177сс (103 757 человек — официально поляки).
Первая волна включала в себя в основном сельское население из Житомирской, Винницкой и Киевской областей, которые были юридически зарегистрированы как кулаки и «подрывники» советской власти. Вторая волна включала членов семей военнопленных и офицеров польской армии, полиции, сотрудников разведки, а также «беженцев с территории бывшей Польши, отошедшей к Германии, изъявивших желание выехать из СССР на территорию, ныне занятую немцами, и не принятых германским правительством» (цитата по постановлению Совнаркома). Советский и российский историк Николай Бугай указывает на то, что в основном это были жители Восточной Польши, большинство беженцев были из украинско-польского (Львовская и Галицкая области) и белорусско-польского пограничья (Брестская и Гродненская области).
Маскевич отмечает, что эти две группы поляков в Казахстане практически не пересекались.
— Их даже селили в разные районы. Большинство «поляков из Польши» всё-таки вернулись после конца войны, но режим спецпоселения для поляков в Казахстане был отменён лишь после смерти Сталина.
«Освободило» предков Анастасии постановление от 17 января 1956 года «О снятии ограничений по спецпоселению с лиц польской национальности, выселенных в 1936 году из приграничных с Польшей районов Украинской ССР». Тем не менее это постановление не предусматривало ни выдачи компенсаций, ни возврата конфискованного имущества, особенно недвижимого, ни тем более возмещения морального ущерба. Кроме того, все спецпереселенцы были обязаны подписать соглашение о том, что они не имеют права вернуться проживать в места, из которых были высланы.
«В 1936 году, во время репрессий, из нашего села Хмирин выслали 20 семей поляков в Казахстан без права переписки. Тайком мы привезли с собой иконы, распятие, молитвенник, рукописные песенники на польском языке. До Уштобе с мамой и братом ехали в товарных вагонах почти месяц. Мы оказались в селе Гавриловка в колхозе "Новый быт". Местные жители встретили переселенцев доброжелательно, помогали чем могли. Все мужчины были на учёте в комендатуре, ходили на отметку. Жили мы в землянках». Отрывок из книги «Алтыншаш», воспоминания Елены Порсевой
Процесс реабилитации «неблагонадёжных» народов начался лишь после подписания Указа Президента СССР от 13 августа 1990 года «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20–50-х годов» и завершился в июне 1991 года с принятием «Закона о реабилитации репрессированных народов». Советскому государству понадобилось 50 лет, чтобы «понять» правомерность своих действий.
Полония
Одним из заметных в Казахстане деятелей «полонии», то есть польской диаспоры за пределами самой Польши, является известный казахстанский писатель и культуролог Юрий Серебрянский, редактор журнала польской диаспоры Республики Казахстан Ałmatyński Kurier Polonijny при Центре польской культуры города Алматы «Вензь». Рождённый и проживающий в Казахстане Серебрянский не раз становился лауреатом международных премий. В России он стал дважды лауреатом «Русской премии»: в 2010 году — в номинации «Малая проза» за повесть «Destination. Дорожная пастораль», и в 2014 году — за повесть «Пражаки»; в Казахстане же ранее за повесть «Чёрная звезда» он получил национальную премию «Алтын Калам».
Однако последняя его награда важна не только для биографии самого писателя, но и для культуры поляков в Казахстане в принципе. Осенью прошлого года его роман «Алтыншаш» («златовласка»,«золотые волосы», характерное для казахов составное женское имя. — Ред.) получил орден «Құрмет» и Государственную премию за «лучшие работы в области литературы и журналистики по укреплению межкультурного и межэтнического согласия».
«Алтыншаш» — это книга, состоящая из двух частей: художественной повести о депортированной в Казахстан польской семье и истории поляков-спецпереселенцев. Главная героиня повести — девочка Генка, а точнее, Геновефа, что застаёт депортацию, будучи маленькой, а после — взрослеет, ощущая на себе всю тяжесть судьбы спецпереселенца. Сама книга ещё не напечатана, но должна выйти в этом году.
Юрий Серебрянский. Фото Абуазиза Мадьярова
«У тёти Терезы и дяди Бронислава зимой родился малыш, мальчик. Дом у них был с синим забором. Мальчика назвали Эдуардом, и он родился через полтора года после Романа, младшего брата Гени. Эдик больше всех не хотел ехать в этом поезде. Он плакал часто и ночью. Он вообще не различал день и ночь. Хотел вернуться в дом с синим забором. И ещё он хотел ехать в чистых пелёнках, и ему не нравился этот вагон, и много незнакомых людей вокруг.
У дяди Бронислава слишком много времени уходит на то, чтобы набрать воды в ведро в вагоне-цистерне на станции, очередь большая. Он всё время не успевал её принести и уж тем более согреть на костре. Пелёнки оставались грязными до следующей станции. Но в этот раз успел, и пока Генка бегала проведать вагон-коровник, дядя Бронислав развёл огонь и поставил ведро сразу с пеленками. Генке доверили держать на руках Эдика. Он молчал и наблюдал за всем довольно равнодушно и мирно. Тётя Тереза стала стирать пелёнки прямо в ведре над костром. Генка почувствовала на плечах руки папы, подхватившего её, отдала Эдика дяде и все оказалась в вагоне, и тотчас же покатились. Солдат крикнул что-то тёте Терезе, она начала вытаскивать пелёнки, словно большую разварившуюся серую лапшу, но солдат тянул её в поезд, и она упала, опрокинув ведро и уронив все пеленки, поднялась и побежала, зажав в руках только одну, с которой капала на землю вода всё время, пока тётя Тереза догоняла поезд.
Следующей ночью Эдик подслушал, как она тихо плачет, и решил дальше не ехать. Он решил насовсем остаться на опушке рощи, где росли кусты и закрывали его от поездов. Вот застучали стыки вагонов и снова качнуло, а Генка смотрит и пытается запомнить это место.
Мелькнул столб, ещё один, ещё, быстрее, и остался в голове тонкий и кислый запах раскопанной сырой земли».
Отрывок из повести «Алтыншаш» Юрия Серебрянского
«Сибирь.Реалии»: В вашей книге художественной текст соседствует с документами о депортации поляков и воспоминаниями спецпереселенцев. Почему решились на такой монтаж?
Юрий Серебрянский: Светлана Алексиевич, получив Нобелевскую премию за свои книги, по сути, утвердила права жанра нон-фикшен в большой литературе. К тому же накопился запас историй в портфеле журнала Ałmatyński Kurier Polonijny, в котором мы больше десяти лет подряд публиковали воспоминания поляков о трагедии депортации. Тогда я и сел за повесть, сразу держа в голове, что воспоминания — это часть книги, а не приложение.
«Сибирь.Реалии»: Почему вам захотелось «превратить» воспоминания депортированных поляков в повесть?
Юрий Серебрянский: Возможно, «превратить» — это не то слово. Собирая истории для журнала (несколько раз я записывал интервью с участниками событий), я понял, какое мощное эмоциональное воздействие они оказывают, если прочитать все разом, и что у меня может получиться не спекуляция на трагедии. Дело в том, что истории поляков во многом похожи, как похожи они и на истории других депортированных народов — корейцев, немцев, крымских татар. Поэтому я создавал образ главной героини как собирательный — хотелось добиться баланса вымысла с документальностью воспоминаний. К тому же стоит оставить читателю возможность для маневра, додумать название города, в который она по сюжету так стремится уехать, судьбы некоторых персонажей. Мне всегда было интересно поколение, которое смотрело на реальность СССР через призму опыта прошлого «при старом режиме». У меня и самого есть подобный опыт, но возвращать ничего не хочется. Потому что кроме пионерских лагерей были и спецпоселения – именно поэтому. Но кто-то ведь хочет вернуться. Об этом хорошо написано у Ильфа и Петрова, «Союз меча и орала». Только кому-то действительно дали парабеллум.
«Сибирь.Реалии»: Почему именно эту историю вы захотели рассказать?
Юрий Серебрянский: В семейных историях авторы концентрируются на фактах, хотелось воспроизвести эмоциональную сторону, да и некоторые события, выведенные мазками в воспоминаниях, запомнились. Поэтому я сделал ставку как раз на них.
«Сибирь.Реалии»: Геня, главная героиня, как вы сказали, это собирательный образ польки — из чего он был соткан?
Юрий Серебрянский: Генезис имени героини — отдельная сюжетная линия: мой конек — тема идентичности. Я провел небольшое документальное исследование, конечно. Геновефа, Евгения, Генка, Женя, Джейн, Юджиния, в разных языках и культурах по-разному звучит. Но тогда должен присутствовать сквозной след греческой культуры во всех Женях? Вряд ли так. Это все о связи языка и культуры, в том числе и русского языка. К вопросу о том, может ли один язык представлять несколько культур? Ответ уже есть — конечно. Поэтому не люблю, кстати, выражение «обрусевшие казахи» — носитель русского может быть казахом или поляком и жить внутри своей культуры.
«Сибирь.Реалии»: Для понимания вашей повести очень важен не проговариваемый, но понятный для казахстанских поляков, контекст и подтекст, который обрамляет фабулу — вы ощущали разницу в оценках своего произведения в Казахстане, России, Польше и Украине?
Юрий Серебрянский: Даже название романа, думаю, нужно объяснять читателю в России, не знакомому с тюркскими языками. «Алтыншаш» с казахского переводится как «Златовласка». Это не вымышленное имя, я позаимствовал его у автора одной из историй. Есть и другие языковые особенности — топонимы например. Но это казахстанская книга о казахстанской реальности. Если у читателя будет интерес – он обязательно разберется.
На тему депортации написано немало, в том числе и в Польше. В Казахстане фрагмент романа публиковался в коллективной монографии «Живая память», основной посыл этого сборника — все имена жертв должны быть названы, все документы доступны, и это путь к преодолению колониальной травмы. Меня возмутило закрытие общества «Мемориал» в России — право на коллективную память принадлежит не только России.
«Сибирь.Реалии»: Если в Казахстане есть большой запрос на проработку и осмысления феномена коллективной памяти и её травмы, то как по-вашему, в России обстоят дела с этим?
Юрий Серебрянский: В качестве примера: живя в Польше, я ходил на мемориальные кладбища, и меня всегда поражало, что все польские могилы солдат, даже периода Первой мировой — с фамилиями. Соседний участок — братская могила советских солдат без фамилий. В этом коренное отличие ментальности — Армию генерала Андерса собирали на территории Казахстана из поляков со всего СССР, каждый был важен и остается важен. Не помню аналога выражению «Бабы новых нарожают» в польском языке.
«Сибирь.Реалии»: Этнически вы полуполяк, получуваш; вы родились при социализме, живёте в независимом Казахстане и пишете по-русски. Вы считаете себя «постсоветским» человеком или выстраиваете свою идентичность как-то иначе?
Юрий Серебрянский: Для меня Советский Союз окончательно закончился 24 февраля 2022 года, с началом боевых действий против Украины. Было физически плохо, но не из-за коллективной вины, которой нет, а просто лопался пузырь счастливого советского мифа. До распада СССР мы были советскими детьми. С 1991 года начались поиски, переезды в Германию, Польшу, Россию, возвращение в Казахстан этнических казахов.
Но было и есть поколение, для которого СССР так и не закончился, головой они не в суверенном Казахстане. Я много пишу об идентичности, почти все именно об этом. Что значит быть казахстанцем? Для меня это вопрос ментальности, в первую очередь. Которая сложилась здесь из качеств многих этносов. Положительных и отрицательных. Русский язык как колониальное наследие. Больной вопрос. Но я считаю, что будущее в стране за билингвами, как минимум. Знающими казахский и русский, в идеале еще и английский.
«Антисоветские» поляки
О причинах, которые побудили советское руководство, к столь кровавому решению «польского вопроса», в интервью «Сибирь.Реалии» рассказал российский историк Войцех (имя героя изменено из соображений безопасности).
— Фоном для депортации народов при Сталине служили изменения — при этом не радикальные, а вполне «внутренне последовательные» — в советской национальной политике. После Гражданской войны большевики, чья легитимность была далека от абсолютной, решили использовать «национальный фактор» для усиления советской власти и собственного присутствия, особенно в пограничных зонах. Основная идея заключалась в том, чтобы взрастить политические нации в духе социалистического строительства, и тем самым «произвести» лояльную советскому проекту местную элиту (т. н. национальные кадры). Это касалось и поляков, издревле и достаточно кучно проживавших в Правобережной Украине и в той части Беларуси, что осталась за СССР в результате Рижского договора с Польшей в 1921 г. («кресы» по-польски). Польская община получила не только польские школы, театры и газеты, но и два национальных района, расположенных в УССР и БССР, соответственно. Следствием этой политики, известной как коренизация, стало не только появление национальных элит, но и разделение этносов на три типа: советские, потенциально «советизируемые» и безнадежно антисоветские.
Ничего удивительного в негативном отношении к полякам со стороны советской власти не было. Будучи наследником Российской империи, СССР унаследовал представления о поляках как о неблагонадежном народе. В представлении власти поляки должны были тяготеть к враждебной СССР второй Польской республике. Кроме того, вульгаризированный марксизм представлял поляков в качестве классово чуждых элементов — сплошных «куркулей» (кулаков) и буржуев. Смесь классовых и национальных предрассудков вкупе с близостью поляков к стратегически важным — и, после катастрофической коллективизации, крайне уязвимым — регионам привела к демонтажу автономных районов, а затем и выселению вглубь страны. Сначала в восточные области Украины, а затем в Казахстан. При этом из враждебных элементов — пособников «белополяков» — депортированные превратились в колонистов, т. е. в крестьян, призванных заселить степь (обезлюдевшую после голода), и экономически ее преобразовать. Таким образом, депортация поляков (и параллельно проходившая депортация немцев) решала две проблемы сразу: изъятие поляков из «кресов» должно было ослабить потенциальную «пятую колонну» в виду ожидаемой большой войны, а их расселение в Казахстане наполняло пространство экономически продуктивным (с точки зрения властей) элементом, что автоматически превращало переселенцев в вынужденных агентов империи, — говорит историк.
Казахстанские поляки
В Казахстане сегодня живет больше 30 тысяч этнических поляков. На севере республики уже несколько лет вещает телеканал «Полония». Программы этнического ТВ посвящены жизни диаспоры, истории Польши и современным событиям — таким, как война в Украине. О ней, в частности, рассказывает недавно снятый репортаж, посвященный польским добровольцам в составе ВСУ.
с 2001-го года в Казахстане существует программа репатриации в Польшу, аналогичная немецкой и греческой. Польское консульство активно содействует изучению родного языка в казахстанских школах, организует летние языковые лагери и устраивает поездки на историческую родину.
Впрочем, не все поляки горят идеей репатриации. Спустя столько лет для многих Казахстан стал домом. И какую страну им нужно считать исторической Родиной — Польшу или Украину?
— Мы в семье много думали, много говорили о возможности репатриации, — говорит Анастасия Маскевич. — Один мой дядя с семьей репатриировался еще в начале 2000-х, второй дядя с семьей — в 2020-х. Я дважды подавалась на магистерскую программу для потомков депортированных, но не прошла, и я этому абсолютно не удивлена — наверное, как-то несерьезно я к этому относилась. Кажется, в нашей семье к репатриации относятся как к самому последнему варианту. Вообще странно репатриироваться в страну, к которой имеешь какое-то расплывчатое отношение. Наверно, логичнее нам было бы репатриироваться в Украину, но это тоже странно звучит в нынешних реалиях. Хотя мои дедушки, бабушки до сих пор говорят на суржике, и всегда на нём говорили. Нам приятнее (и привычнее) быть казахскими русскоговорящими поляками из Украины.