2025-й выдался насыщенным на контакты центральноазиатского региона с Россией: в мае лидеры пяти «станов» побывали на юбилейном параде в Москве, который Кремль использует для демонстрации военной мощи; в октябре в Душанбе прошел саммит «Центральная Азия — Россия»; затем российский лидер нанес визит в Бишкек, где принял участие в заседании Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), позже побывал в Ашхабаде, выступив на форуме, приуроченном к 30-летию нейтралитета Туркменистана.
В ноябре Владимир Путин принимал в Москве президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева. Он прибыл в Россию через неделю после саммита «Центральная Азия — США» в американской столице, где были заключены договоренности о совместной добыче минералов в Казахстане и Узбекистане, и подписаны сделки о приобретении американской техники и оборудования.
После хвалебных высказываний о президенте США Дональде Трампе в Вашингтоне Токаеву предстояло подписать в Москве Декларацию о всеобъемлющем стратегическом партнерстве и союзничестве с Россией — эпизод, подтверждающий лавирование Астаны и других столиц региона во внешней политике.
«Нет ни одной сферы, где бы мы не соприкасались. Каких-либо серьезных проблем между нашими государствами не существует», — заявил в Кремле кадровый дипломат Токаев.
«У меня есть некоторые соображения, наблюдения, которыми я хотел бы с большим удовольствием поделиться с вами как со старшим товарищем», — продолжил Токаев, обращаясь к Путину, который старше него всего на полгода.
Разговоры об ослаблении российского влияния, появившиеся после начала войны против Украины, были во многом преувеличены, отмечают западные исследователи, изучающие Центральную Азию.
«Война не положила конец российскому влиянию, но она коренным образом изменила его характер и баланс сил. Россия по-прежнему присутствует и активна в регионе, — подчёркивает исследовательница Центральной Азии, директор Центра управления и рынков Университета Питтсбурга в США Дженнифер Брик-Муртазашвили. — Широкомасштабная дипломатия — визиты Путина в Душанбе, Кыргызстан и Туркменистан, а также участие лидеров центральноазиатских стран в мероприятиях в Москве — свидетельствует о том, что Россия прилагает значительные усилия для демонстрации своей значимости и преемственности. Но эти усилия сами по себе показательны. Россия больше не может воспринимать Центральную Азию как нечто само собой разумеющееся и должна активно управлять отношениями, которые когда-то более комфортно основывались на инерции».
Тренд признают и прокремлевские эксперты, традиционно рассуждающие с позиций великодержавности. Руководитель Центра экспертного сопровождения политических процессов Алексей Ярошенко, которого цитируют российские СМИ, говорит о случившемся «сломе парадигмы» и важности корректировки внешнеполитического вектора.
«Печальный украинский опыт показал, что если этими странами не занимаемся мы, ими занимаются наши враги, против наших интересов. Это сломало парадигму, при которой мы считали, что бывшие советские республики никуда от России не денутся и будут нашими вечными союзниками. Мы увидели, что это не так. После слома этой парадигмы мы видим изменения в векторах внешней политики России в отношении постсоветских стран. И работы здесь предстоит еще много, чтобы сделать их действительно нашими долгосрочными партнерами», — заявил политолог.
Под занавес года лидеры стран Центральной Азии отправились в Россию для участия в заседании Евразийского экономического союза (его членами являются Казахстан и Кыргызстан, помимо России, Беларуси и Армении) и неформальном саммите СНГ. Формат декабрьского саммита Содружества Независимых Государств стал для Кремля своеобразным ритуалом демонстрации политической устойчивости. На фоне войны против Украины, санкций и усиливающейся конкуренции за влияние со стороны Китая, Запада и региональных игроков Россия стремится показать, что её связи с соседями не ослабли: Кремль на питерских встречах подводит итоги и одновременно напоминает о том, что он никуда не уходит.
«Москва вкладывает усилия, чтобы укрепить свои позиции и, если угодно, сохранить доминирование в регионе. При этом страны Центральной Азии ясно дали понять, что не заинтересованы в каком-либо разрыве отношений с Россией. Все государства региона в разной степени демонстрируют, что ценят партнёрство с Москвой, считают его важным и не хотят его утратить. В отдельных случаях это включало помощь России в обходе санкций, что является для Москвы важным фактором», — отмечает британская журналистка Джоанна Лиллис, живущая в Алматы и много лет пишущая о Центральной Азии.
УЖЕ НЕ БЕЗУСЛОВНЫЙ ГЕГЕМОН
В то же время государства Центральной Азии стремятся балансировать во внешней политике и расширять взаимодействие с другими игроками. В 2025-м президенты Казахстана, Кыргыстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана участвовали в ряде встреч в формате «С5+1». В апреле прошел саммит «Центральная Азия — Европейский союз», в июне Астана принимала саммит «Центральная Азия — Китай», в ноябре в Вашингтоне состоялся саммит «Центральная Азия — США», в декабре в Токио — «Центральная Азия — Япония».
Как отмечает Джоанна Лиллис, которая ещё в 2023 году в статье для британского издания Economist прогнозировала усиление связей стран Центральной Азии с альтернативными партнёрами — Китаем и Западом — речь идёт не столько о выходе региона из орбиты России, сколько о попытке сместиться ближе к её периферии этой орбиты.
«Сам факт многочисленных дипломатических контактов стран Центральной Азии с внешним миром за пределами России за последний год — включая саммиты с Соединёнными Штатами, Европейским союзом, а в последнее время и с арабским миром в формате так называемых саммитов C5+1, говорит о многом. Сейчас формат C5 фактически превратился в C6 с участием Азербайджана, и это также показательно», — считает Лиллис, автор книг «Мрачные тени: тайны политического закулисья Казахстана» и «Шёлковый мираж: в Узбекистан сквозь Зазеркалье».
Баку присоединился к центральноазиатскому клубу в ноябре: на саммите в Ташкенте было объявлено, что формат консультативных встреч, собиравший лидеров региона, трансформируется в «Центральную Азию и Азербайджан». Активизирующееся сотрудничество региона с южнокавказской страной настораживает Москву, которая понимает, что развитие Срединного коридора — маршрута из Китая в Европу через Каспийское море в обход России — сокращает поставки через конкурирующий Северный маршрут, проходящий по российской территории.
Азербайджан — один из ближайших союзников Турции, которая, в свою очередь, заинтересована в расширении своего влияния в Центральной Азии. Три из пяти государств Центральной Азии (Казахстан, Кыргызстан и Узбекистан) входят в Организацию тюркских государств, ключевой силой в котором считается Анкара, продвигающая идею «тюркского мира». Туркменистан выступает наблюдателем. Западные эксперты говорят об ОТГ как о противовесе России.
Эдвард Лемон, эксперт по Центральной Азии Техасского университета A&M, отмечает, что правительства стран региона всё чаще обращаются к альтернативам России — в лице США, Китая, Турции, государств Персидского залива и стран Европейского союза. С его точки зрения, усиливается и внутрирегиональное взаимодействие.
«Страны региона стремятся одновременно к партнерству с Россией, Ираном, Китаем и США, не принимая чью-либо сторону. Конечно, Казахстан и Узбекистан, как самые влиятельные государства, находятся в наилучшем положении для того, чтобы избежать зависимости и сбалансировать эти отношения», — говорит Лемон.
Сотрудничая с другими игроками, центральноазиатский регион получает расширенное пространство для манёвра, считает Брик-Муртазашвили.
«Инвестиции стран Персидского залива в энергетику, возобновляемые источники энергии и логистику особенно важны, поскольку они соответствуют приоритетам Центральной Азии, не повторяя при этом политического доминирования России. Многовекторная внешняя политика перестала быть просто риторикой; теперь это центральный организующий принцип региональной дипломатии», — говорит американская исследовательница.
Тем не менее, о снижении политического влияния России говорить не приходится. Регулярные встречи лидеров с Владимиром Путиным — как в двустороннем формате, так и в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), ОДКБ и СНГ — показывают, что Москва встроена в политическую и институциональную архитектуру региона, даже если её влияние уже не безусловное, отмечает эксперт по Центральной Азии Техасского университета A&M Эдвард Лемон.
«Хотя вторжение в Украину и воспринимаемое бездействие ОДКБ в ходе конфликта между Кыргызстаном и Таджикистаном ослабили имидж России как гаранта безопасности и привели к росту негативного отношения к ней — особенно в Казахстане, где уровень негативных настроений вырос с 5 процентов в 2017 году до 33 процентов в 2023 году, — в целом политическое влияние России и её роль в сфере безопасности остаются значительными», — подчеркивает Лемон.
«Но ни одно государство Центральной Азии не может позволить себе оттолкнуть Россию, и в любом случае они заинтересованы в сохранении политического, экономического и безопасного партнёрства», — подчёркивает Джоанна Лиллис.
ЗАМЕДЛЕНИЕ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ. НОВЫЕ РЫЧАГИ В РУКАХ СОСЕДЕЙ?
Западные эксперты обращают внимание на экономическое измерение происходящих изменений. На саммите в Душанбе Россия не обещала участия в крупных инвестиционных проектах. В Казахстане Москва отказалась от строительства угольных ТЭЦ в Кокшетау, Семее и Усть-Каменогорске, несмотря на достигнутые в 2024 году договоренности: российская сторона заявила о финансовых трудностях.
Российская экономика, демонстрировавшая рост после перестройки на военные рельсы, в последнее время сталкивается с замедлением роста и рядом серьёзных проблем.
Эдвард Лемон говорит, что Россия уже не выступает доминирующим внешним экономическим игроком в регионе: за последние два десятилетия её обогнал Китай по объёмам торговли, инвестиций и кредитования. Товарооборот региона с Москвой, по официальным данным, в 2024-м составил 45 миллиардов долларов, с Китаем — 95 миллиардов долларов.
«Ключевые рычаги экономического влияния Москвы по-прежнему сосредоточены в отдельных сферах — трудовой миграции (в особенности экономики Таджикистана, Кыргызстана и Узбекистана зависят от переводов мигрантов из России), энергетике (более 90 процентов казахстанской нефти транспортируется через территорию России), а также в секторе критически важных полезных ископаемых, где российские компании сохраняют заметные позиции», — отмечает эксперт.
Об исчезновении экономического влияния России речь не идет, подчеркивает Лиллис. Выстроенные за десятилетия хозяйственные связи и инвестиционные проекты продолжают работать. Но российские позиции в экономике региона могут ослабнуть, хотя не исключено, что это окажется временным явлением — многое будет зависеть от исхода войны. Однако уже сейчас Центральная Азия видит более уязвимую российскую экономику и менее привлекательного экономического партнёра.
«Когда [страны Центральной Азии] наблюдают, что Россия готова наносить подобный экономический ущерб самой себе ради ведения войны против соседнего государства, это подрывает её позиции и снижает влияние. В этой ситуации главным бенефициаром становится Китай, который уже является ключевым торговым партнёром для большинства стран региона и во многих случаях обошёл Россию по объёмам торговли. Таким образом, выигравшей стороной здесь, без сомнений, оказывается Китай», — говорит она.
В долгосрочной перспективе экономические возможности России станут более ограниченными, прогнозирует Брик-Муртазашвили. Фундаментальные факторы остаются неблагоприятными: санкции, технологическая изоляция, демографический спад и потеря значительной части трудоспособного мужского населения. «Россия теперь сильно зависит от рабочей силы из Центральной Азии для поддержания ключевых секторов своей экономики. Это важное, но часто упускаемое из виду влияние», — говорит она.
По оценке американской исследовательницы, «эта зависимость даёт государствам Центральной Азии рычаги влияния, которых у них раньше не было. Россия по-прежнему способна сохранять экономическое присутствие в регионе, но всё чаще — на условиях, более выгодных для центральноазиатских правительств, чем в прошлом».
При этом, подчёркивает Брик-Муртазашвили, сегодняшнее влияние Москвы всё в меньшей степени опирается на экономическую динамику и всё больше — на сочетание связей в сфере безопасности, личной дипломатии и фактора страха: «Россия остаётся наиболее укоренившимся игроком в системе региональной безопасности и неоднократно демонстрировала на постсоветском пространстве готовность выступать как стабилизатором, так и дестабилизатором. Эта способность заставляет государства Центральной Азии действовать осторожно: они опасаются не только чрезмерной зависимости, но и возможных ответных шагов или дестабилизации».
ЧТО БУДЕТ В ДОЛГОСРОЧНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ?
Говоря о перспективах долгосрочного доминирования России в Центральной Азии, эксперты сходятся в том, что однозначных прогнозов быть не может, однако влияние Москвы по-прежнему опирается на глубоко укоренённые связи.
Британская журналистка Джоанна Лиллис подчёркивает, что фактор истории по-прежнему играет значительную роль: «Россия присутствует в Центральной Азии на протяжении нескольких столетий». Речь идёт не только о политике и экономике, но и о языке, культуре и безопасности. Русский язык широко используется в странах региона.
«Существуют культурные связи, а кроме того — семейные и человеческие контакты. У многих жителей региона есть родственники, друзья и близкие в России», — говорит Лиллис.
Плотная сеть связей отличает Россию от других внешних партнёров, убеждена она.
«Все эти факторы в совокупности не имеют аналогов в отношениях стран Центральной Азии с какими-либо другими внешнеполитическими партнёрами. Китай является важным политическим, экономическим и геополитическим партнёром региона, однако у него нет такого уровня связей, — подчёркивает Лиллис. — Именно это, на мой взгляд, и удерживает страны Центральной Азии в тесных отношениях с Россией: глубокие, укоренённые связи, пронизывающие практически все сферы жизни — политику, экономику, безопасность, культуру и даже личную жизнь многих людей», — резюмирует Лиллис.
Однако долгосрочные демографические и социальные изменения в регионе способны изменить ситуацию, учитывая, что «государства, вышедшие из состава СССР, меняются, а новые поколения растут без какого-либо личного опыта жизни в СССР, без воспоминаний о советском прошлом», отмечает британская журналистка.
«История, география и социальные связи обеспечивают дальнейшее присутствие России, — рассуждает Брик-Муртазашвили. — Но я скептически отношусь к тому, что нынешнее влияние России будет устойчивым в долгосрочной перспективе. Большая часть того, что мы наблюдаем сегодня, отражает тактическую адаптацию, а не стратегическое обновление».
По словам Брик-Муртазашвили, на фоне санкций, внутреннего давления и зависимости от добычи и продажи сырья Россия может всё больше замыкаться в себе.
«В постпутинский период мы вполне можем увидеть Россию, которая будет более сдержанной, более избирательной и менее способной поддерживать доминирование в Центральной Азии», — считает исследовательница.
При этом она добавляет, что Россия остаётся важным актором в регионе, но уже не единственным и не тем, кто способен в одностороннем порядке задавать правила игры.
Эдвард Лемон разделяет аргументы о глубокой степени укоренённости российского влияния. Хотя экономическая роль Москвы в регионе снизилась, её позиции в сфере безопасности остаются относительно устойчивыми. Россия, напоминает Лемон, располагает десятью военными объектами в Центральной Азии, обеспечивает около двух третей всех поставок вооружений в страны региона и на неё приходится более трети совместных военных учений, проведённых с момента распада СССР. Кроме того, у Путина сохраняются рабочие отношения со всеми региональными лидерами, а влияние Москвы на политические процессы остаётся значительным.
«Российское влияние в регионе сохранится на высоком уровне в ближайшие десятилетия. В более долгосрочной перспективе, по мере ухода поколения, сформированного в советский период, и смены политического руководства, ситуация может измениться. Однако на данный момент Москва продолжит играть заметную роль в Центральной Азии», — считает Лемон.
