Нерациональное использование воды для полива хлопка и риса в Центральной Азии ведёт к истощению Сырдарьи, угрожая сельскому хозяйству и экосистемам региона. Между Казахстаном и Узбекистаном существуют договорённости по распределению водных ресурсов, однако изношенные мелиоративные системы и отсутствие скоординированных действий лишь усугубляют водный кризис, ставя под сомнение устойчивость водообеспечения в будущем. Как страны справляются с этими вызовами и какие шаги необходимо предпринять сегодня, чтобы ускорить решение проблемы? Мы обсудили эти вопросы с экспертом по изменению климата и координатором общественного фонда «Водное партнёрство Казахстана» Куралай Яхиевой.

Сырдарья — крупнейшая река Центральной Азии — протянулась через четыре страны: Кыргызстан, Таджикистан, Узбекистан и Казахстан, в конце своего пути впадая в Аральское море. Журналист и фотограф Азаттыка Пётр Троценко отправился в путешествие вдоль Сырдарьи и её притоков, чтобы рассказать о нынешнем состоянии реки через истории живущих на её берегах простых людей — рыбаков, торговцев, фермеров, а также поговорил с экспертами, которые изучают проблемы бассейна Сырдарьи и ищут пути их решения.

«МЫ ТЕРЯЕМ 50 ПРОЦЕНТОВ ВОДЫ»

Пётр Троценко: Насколько сельское хозяйство в Центральной Азии влияет на водность бассейна Сырдарьи?

Куралай Яхиева: Если говорить о бассейне Сырдарьи в Узбекистане и Казахстане, то здесь в основном занимаются орошаемым земледелием, то есть сельским хозяйством, основанным исключительно на поливе. Нет воды — нет урожая. В Казахстане почти 70 процентов от всей потребляемой населением поверхностной воды Сырдарьи уходит на сельское хозяйство. Остальное тратится на коммунальные нужды, промышленность и так далее. В Узбекистане потребление воды для сельского хозяйства значительно выше и может доходить до 90 процентов, потому что вдоль реки расположены большие орошаемые массивы.

Пётр Троценко: Почему на орошение уходит так много воды?

Куралай Яхиева: Возьмём, к примеру, Кызылординскую область, которая расположена в низовье реки Сырдарьи. Здесь орошаемые земли используются меньше, чем в советское время. Площадь таких земель уменьшилась почти на 30 процентов по сравнению с 80–90-ми годами прошлого века. Тем не менее воды всё равно не хватает. Причина в том, что мелиоративная система, то есть система орошения, включающая земельные участки, каналы и гидротехнические сооружения, сильно изношена. За 30 лет в неё практически не было вложено средств, в результате чего коэффициент полезного действия каналов снизился вполовину. Особенно это касается земляных каналов, которые изначально имели значительные потери воды, а сейчас ситуация ещё хуже. Представьте себе: мы теряем 50 процентов воды только при её транспортировке от реки до точки полива.

Пётр Троценко: Пытаются ли как-нибудь решить эту проблему? Если да, то каким образом?

Куралай Яхиева: Этот вопрос поднимался, но с распадом Советского Союза были расформированы большие колхозы и совхозы, на их место пришли мелкие крестьянские хозяйства, которые не в состоянии самостоятельно ремонтировать каналы. Сейчас эти каналы проходят через несколько хозяйств, и для их ремонта нужно, чтобы хозяйства объединились и действовали сообща.

Чтобы решить проблему, крестьянские хозяйства объединялись в СПК (сельскохозяйственные производственные кооперативы), которые служили посредником по доставке поливной воды, они же должны были содержать систему, по которой подаётся вода. Никакого контрольного механизма над ними не было, цены росли, люди деньги платили, но оросительные каналы не ремонтировались. То есть СПК попросту перепродавали им воду. И в конце концов фермеры отказались от этой идеи.

Пётр Троценко: Среди экологов и экспертов по сельскому хозяйству популярно мнение, что хорошим решением будет значительное сокращение посевов хлопка и риса, так как на их выращивание уходит много воды. Именно так, мол, можно сохранить водные ресурсы.

Куралай Яхиева: Многие говорят: если не хватает воды, давайте сажать другую культуру. Но специалисты по водным ресурсам с этим не согласны. Земля Кызылординской области засолена, и она засолится ещё больше, если там сажать не рис, а что-нибудь другое. Дело в том, что рис является промывной культурой. На третий день после посадки рисовые поля заливают водой, которую спускают через коллекторы только тогда, когда рис полностью созреет. Эта вода смывает с собой соль. Поэтому полностью отказаться от риса мы не можем. Однако есть понятие севооборота — чередование культур на полях, при котором основная культура должна занимать не более 60 процентов посевной площади. Это значит, что, если у вас 10 полей, шесть из них должен занимать рис, а на оставшихся нужно сажать другие культуры, оставляя одно поле свободным. На этом поле обычно сажают многолетние травы для восстановления земли. И так нужно двигаться из года в год, чередуя поля для посева и отдыха.

Раньше, когда были большие хозяйства типа совхозов и колхозов, планировали, где и что сажать, и соблюдали севооборот. Когда появились мелкие крестьянские хозяйства, каждый начал сажать то, что выгоднее выращивать и что приносит прибыль. В результате нередко получалось так, что вдоль одного канала с водой несколько фермеров одновременно засеивали свои поля и поливали их в одно и то же время, из-за чего пропускная способность канала не справлялась с нагрузкой и начиналась нехватка воды.

Поэтому должен быть график посева, который бы способствовал рациональному использованию воды. Этим должны заниматься местные акиматы и управления сельского хозяйства совместно с водохозяйственными организациями. Они должны работать с крестьянами, проводить разъяснительную работу, составлять общий план: кто что сажает, согласовывать, кому и когда подавать воду. К сожалению, ничего этого у нас нет.

«В УЗБЕКИСТАНЕ КАЖДЫЙ ВТОРОЙ ЧИНОВНИК – ВОДНИК»

Пётр Троценко: Насколько уверенно можно утверждать, что именно хлопководство и рисоводство погубили Аральское море?

Куралай Яхиева: Во времена СССР рисоводы и хлопководы гнались за рекордами, для них были важны цифры и показатели. Поэтому нередко под поля использовали больше земли, чем планировалось. Например, колхоз сажает хлопок на 12 гектарах, а по документам урожай собирают будто бы с десяти. Общий итог делили на меньшую площадь, занимаясь показухой. Сейчас ни в Узбекистане, ни в Казахстане нет необходимости убирать рис и хлопок с полей, следует лишь уменьшить площадь посевов.

Если говорить про бассейн Сырдарьи, то Кыргызстан и Таджикистан практически не используют воду для орошений, в основном её применяют для гидроэнергетики. Однако в периоды, когда нужно накапливать воду в водохранилищах, они, наоборот, её спускают, потому что им нужна электроэнергия. Изначально Нарын-Сырдарьинский каскад ГЭС был рассчитан на ирригационный режим, то есть подача воды совпадала со временем полива, но этот расчёт провалился, когда ГЭС перешли на гидроэнергетический режим. В результате вода поступает в реку с осени до весны, а летом её, наоборот, не хватает. Бывали случаи, когда затапливало низовья Сырдарьи, включая Кызылординскую область. Чтобы защититься от наводнений и покрыть хотя бы часть потребности в поливной воде в летнее время, в Казахстане построили контррегулятор — Коксарайское водохранилище.

Пётр Троценко: Между Казахстаном, Кыргызстаном и Узбекистаном существует соглашение об использовании водно-энергетических ресурсов бассейна Сырдарьи. Выходит, оно не соблюдается?

Куралай Яхиева: По соглашению между странами мы свой объём воды получаем. Подвох в том, что она приходит не в то время года, когда это нужно. Этот вопрос должны регулировать министерства, проводить встречи, заседания, переговоры. На этих встречах они должны чётко согласовать, когда и сколько воды должно поступать в Казахстан с верховьев Сырдарьи. Я лично принимала участие во многих переговорах подобного рода.

Но вот в чём дело: 1 сентября министерству водных ресурсов и ирригации Казахстана исполнился только год, а до этого профильного министерства у нас вообще не было. В то время как в Узбекистане даже страной управляет президент-водник (в 1977–1981 годах Шавкат Мирзиёев учился в Ташкентском институте ирригации и мелиорации, а позже получил степень доктора технологических наук. — Ред.). Более того, в Узбекистане каждый второй чиновник имеет образование, связанное с водными ресурсами.

На переговоры по использованию водных ресурсов от Казахстана обычно отправляли вице-министра или министра сельского хозяйства и окружающей среды, которые не понимали тонкостей вопросов. Они подписывали документы, предложенные Узбекистаном, чтобы был общий итог и совпадали соглашения.

От каждой стороны на такие переговоры обычно приходят до 20 человек, среди которых сотрудники погранслужбы, министерства иностранных дел, акиматов и других госаппаратов. И среди этой делегации только один-два настоящих специалиста по водным ресурсам, которые готовят материалы, доклады и предложения. Однако эти специалисты значительно ниже по рангу остальных участников делегации, и их мнения никто не слушает. Даже если встречаются несколько стран, чтобы обсудить вопросы по трансграничным рекам, в основном принимаются предложения по водным ресурсам, выдвинутые Узбекистаном, потому что их министр — водник (министр водного хозяйства Шавкат Хамраев также окончил Ташкентский институт ирригации и мелиорации. — Ред.). И он каждое своё предложение докажет и обоснует.

Более 30 лет у нас не было своего министерства водных ресурсов и ирригации. Теперь оно создано, но пока ещё сырое, и туда идут чиновники без профильного образования, которые ранее работали в акиматах. Конечно, управлять водой должен чиновник, но этот чиновник должен быть с профильным образованием. Впрочем, это уже совсем другая история.