Год назад власти Казахстана объявили об отказе поддерживать тенге в заданном коридоре, отправив национальную валюту «плавать». За 12 месяцев тенге потерял более 80 процентов стоимости по отношению к доллару. Кто выиграл, кто проиграл из-за обесценения казахстанской валюты? Почему после девальвации прогресс в сокращении бедности приостановился? Эти и другие вопросы Азаттык задал экономисту Меруерт Махмутовой, директору Центра анализа общественных проблем.
КУРС ТЕНГЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФАКТОР
Азаттык: Год назад Национальный банк Казахстана отпустил тенге в «свободное плавание», объявив о переходе к политике «инфляционного таргетирования». Можно ли назвать проводимую сейчас Нацбанком политику «инфляционным таргетированием»?
Меруерт Махмутова: Переход к инфляционному таргетированию был заявлен в августе [прошлого года], но по факту произошел он в ноябре. С ноября (в разные периоды с разной степенью успешности) мы наблюдаем плавающий курс тенге. Есть в этом определенные тренды: тенге следует скорее за российским рублем, чем за ценами на нефть. Но того фиксированного курса, который был прежде, уже нет. Сейчас Национальный банк, на мой взгляд, пытается проводить политику инфляционного таргетирования.
Азаттык: Был ли переход к этой политике своевременным и эффективным?
Меруерт Махмутова: Конечно, он не был своевременным. В декабре 2014 года, когда обвалился российский рубль, Национальный банк заявлял, что к Казахстану это не имеет отношения, и практически зафиксировал курс тенге. До августа 2015 года Нацбанк потратил миллиарды долларов золотовалютных резервов на поддержку курса. Президент Казахстана сказал, что сожгли 28 миллиардов; если посмотреть данные Национального фонда, то там несколько меньше. По сути власти поддержали российскую экономику. Население и бизнес в этот период инвестировали в российские товары и услуги, которые были дешевле казахстанских. Бизнес терял конкурентные преимущества, и, на мой взгляд, в это время в казахстанской экономике произошли необратимые изменения.
Азаттык: Почему, по-вашему, удерживали курс, игнорируя рыночные тенденции?
Меруерт Махмутова: На мой взгляд, сыграл роль политический фактор. Осенью 2014 года я говорила, что сложившаяся ситуация напоминает мне 1998–1999 годы. В августе 1998 года обрушился российский рубль, был кризис в Юго-Восточной Азии, в российской экономике был свой доморощенный кризис. Но курс тенге держали до весны, сжигая резервы. Счет не шел на миллиарды долларов, в конце 1990-х это выражалось в других цифрах. Тогда на носу тоже были выборы. И в прошлом году Нацбанк шел против рыночных тенденций из-за политического фактора, я считаю. До выборов курс держали, продержали его для приличия после выборов, а вслед за юбилеем президента его отпустили.
«ВЫХОДА НЕ БЫЛО»
Азаттык: Был ли переход к политике «свободного плавания» эффективным?
Меруерт Махмутова: На мой взгляд, другого выхода не было. Либо курс устанавливается рыночными методами, следуя тем тенденциям, которые есть, либо действуют волюнтаристские методы. Фиксированный курс я называю волюнтаризмом — кто-то решает, каким должен быть курс, в результате теряем мы все. Конечно, я, как и другие граждане, теряю от девальвации. Но если здраво рассуждать, в противном случае мы теряем гораздо больше — свою экономическую устойчивость, долгосрочные перспективы роста.
Азаттык: Вместе с «инфляционным таргетированием» власти Казахстана говорили и о необходимости дедолларизации…
Меруерт Махмутова: Дедолларизация, на мой взгляд, самое глупое заявление наших властей. Когда они говорят о дедолларизации, они не учитывают природу казахстанской экономики. Говорить о дедолларизации по меньшей мере несерьезно, поскольку мы свой основной ресурс — нефть — продаем за доллары, активы Нацфонда, в котором аккумулируются доходы от нефтяного сектора, номинированы в основном в долларах.
В России дедолларизация — это политический фактор, Москва находится под санкциями Запада. И эта всеобщая истерия, наверное инициируемая Кремлем, условно говоря, под лозунгом политиков прошлой эпохи «покажем Америке кузькину мать», укладывается в русло проводимой политики.
«КОЛИЧЕСТВО БЕДНЫХ БУДЕТ РАСТИ»
Азаттык: Спустя год после девальвации можно сделать выводы, какие отрасли выиграли от обесценения тенге? Кто проиграл?
Меруерт Махмутова: Девальвация всегда на руку тем секторам экономики, которым есть что продавать за твердую валюту. Сырьевики выигрывают в первую очередь. Сектора казахстанской экономики, которые ориентированы на внутренний рынок, сильно зависят от импорта. Импортный компонент обходится дороже. Жизнь дорожает — каждый ощущает это по своим расходам. Даже то, что производится внутри страны, возьмем сахар, к примеру, стоит дороже, потому что сырец и оборудование завозятся из-за рубежа.
Азаттык: В своем недавнем отчете о состоянии экономики Казахстана Всемирный банк отмечает, что переход к свободно плавающему обменному курсу тенге привел к повышению инфляции, повлиял на снижение реальных зарплат и покупательной способности населения; прогресс в сокращении бедности приостановился. По вашему мнению, насколько долгосрочными могут быть эти тренды — снижение реальных зарплат и ухудшение статистики в вопросе бедности?
Меруерт Махмутова: Они долгосрочны ровно настолько, насколько экономика будет пребывать в состоянии неустойчивости. На данный момент внешние факторы играют отнюдь не стабилизирующую роль, а внутренних источников для устойчивости нет. Более половины доходов госбюджета формируются за счет нефтяного сектора; на сколько упали цены на нефть, на столько же примерно упали доходы бюджета. Общее падение доходов сказывается на всех: цены растут, доходы падают. Количество бедных, по официальной статистике, меняется не так ощутимо, как оно меняется на самом деле. Порог бедности в стране определяется через установленный волюнтаристским статистическим методом прожиточный минимум. Если человек живет в месяц меньше чем на девять тысяч тенге — 40 процентов от прожиточного минимума, — он может рассчитывать на адресную социальную помощь от государства. Говорить о том, что кто-то сможет прожить в Казахстане примерно на девять тысяч тенге целый месяц, — это утопия. Но такое определение бедности было принято, и даже в самые тучные годы Казахстан придерживался этих параметров. Сейчас количество бедных однозначно будет расти, снижение доходов будет ощущаться и дальше.
Азаттык: Как долго это будет продолжаться, как вы думаете?
Меруерт Махмутова: Без диверсификации экономики восстановление невозможно. Это может длиться и 10 лет, и 20. Мы будем долго зависеть от внешних факторов, в данный момент мы к ним просто привязаны.
Азаттык: В прошлом месяце правительство Казахстана заявило, что по итогам первого полугодия рост экономики «вышел в положительную зону». Согласны ли вы с этим?
Меруерт Махмутова: Я бы не обманывалась такими заявлениями [правительства]. 0,1–0,3 процента большой роли не играют, имеют значение долгосрочные тенденции. Думать, что без структурных реформ мы сможем добиться стабильной устойчивой экономики, — это иллюзии и самообман.
Азаттык: Правительство не первый год провозглашает курс на структурные реформы в экономике. Есть ли ощутимые подвижки и достижения в этом плане, по-вашему?
Меруерт Махмутова: Я их не вижу.
Азаттык: Спасибо за интервью.
