«Шалава — легкомысленная, беспутная женщина. Жарг. Проститутка», — объясняет словарь современного русского языка Кузнецова. Словари Даля и Ожегова отдельную статью этому слову не отводят, оставляя его за пределами языковой нормы. Мало ли как ругаются завсегдатаи портовых кабаков.
Зачем депутату мажилиса Владимиру Божко, никогда не отличавшемуся экстравагантностью, понадобилось использовать сленг пьяных матросов и обзывать «шалавой» политического деятеля иностранного государства (речь об украинском политике Ирине Фарион, которую Божко назвал «шалавой» на встрече с этнокультурными центрами в Караганде 10 июня. — Азаттык), на первый взгляд, совершенно непонятно. Причем сказано это было даже не в полемическом запале, а на обычной встрече с общественностью. Тут можно бы посетовать на банальную бескультурность человека, достигшего определенных высот власти, но дефицит политической культуры у нас обычно компенсирует строгость иерархии. Чтобы не «ляпнуть» лишнего, за благо почитается вообще так заметно не высказываться.
У процветающего стабильного Казахстана врагов не было — был только восторженный его достижениями мир. Не было блогеров, продающих родину даже не за тенге, а за доллары, или энпэошников, готовых за чемодан с деньгами вести подрывную деятельность. Раз теперь появились и те и другие, а теперь еще и «шалавы» — значит, враг совсем близко.
Казахстанская политическая риторика долгое время была буквальной копией брежневского времени. Бюрократический канцеляризм речи, обилие лозунгов, не имеющих связи с реальностью. Бесцветный язык, любовь к безличным глаголам, обезличивающим всякую ответственность, — не я сделаю, а будет сделано, не мы строим, а строится. Лишь один человек может зажигать своими словами сердца людей — отец говорит, дети слушают. Но и елбасы к политическому пафосу не расположен: трудно припомнить яркий выразительный спич президента, в котором чувствовалась бы страсть. Радостный повод или грустный, выступления президента подчеркнуто сухие, в иные минуты их можно счесть отстраненно-холодными. Правда, они изобилуют личной формой: я сделал, я построил, я сказал.
У нас была стабильность. Через много лет это время, возможно, назовут совсем другим, исторически уже однажды пройденным словом-этапом «застой». Его язык прекрасно ему соответствовал — серый и невыразительный, он не допускал признаков индивидуальности и эмоциональных эпитетов: не то что «шалав» — там немыслимо было представить каких-нибудь интеллигентских «проституток».
Вообще, в политической традиции, заведенной еще большевиками, последними словами обычно ругали настоящих, без всяких скидок на мирное время, врагов.
У процветающего стабильного Казахстана их не было — был только восторженный его достижениями мир. Соответственно, не было блогеров, продающих родину даже не за тенге, а за доллары, или энпэошников, готовых за чемодан с деньгами вести подрывную деятельность. Раз теперь появились и те и другие, а теперь еще и «шалавы» — значит, враг совсем близко. И дело не в том, что кто-то намеренно вложил в уста депутата Божко бранное слово, — это атмосфера — еще не ненависти, но подозрения — делает возможными слова, недопустимые вчера. И не только слова: депутат ясно выразил, на чьей стороне его симпатии в отношениях России и Украины. Ничего такого казахстанские политики себе тоже не позволяли: в любом конфликте в любой точке земного шара только обтекаемое «надо остановить кровопролитие». Так что депутат Божко вербально нарушил святой нейтралитет.
Когда враг у ворот, становится не до политеса: маски сорваны, и из уст былого функционера вместо скучных канцеляризмов срывается площадная брань. Респектабельную невозмутимость сменяет экспрессия.
Вчера казахстанцам говорили, что они — лучшие ученики в классе, а сегодня, как хроническим неудачникам, начинают делать внушение, что во всех бедах виновата заграница. Митинги, религиозные радикалы, девальвация — всё оттуда. Где-то там за рубежом сидят враги, которые готовят государственный переворот. А когда враг у ворот, становится не до политеса: маски сорваны и из уст былого функционера вместо скучных канцеляризмов срывается площадная брань. Респектабельную невозмутимость сменяет экспрессия. «Политические проститутки», «фашистские гадины», дерьмо в адрес интеллигенции — всё это рождалось в моменты жестоких исторических противостояний. В трудный час надо найти врага и навесить на него ярлык. Правда, «шалава» в отношении общественного деятеля иностранного государства — это все-таки новая высота в окопной риторике.
Политические манеры меняются исподволь — по мере новых трудностей и в целом понимания того, что всё идет не так, как надо, а дальше может быть еще хуже. Всё это сильно напоминает эксцентричный информационный фон, который постепенно складывался в одной большой, не чуждой нам стране. Но, следуя в фарватере великого северного соседа неосознанно или подражая ему намеренно, мы ведь катастрофически не дотягиваем в масштабах. Поэтому в итоге будем похожи не на тех, кто при всех своих недостатках становится человеком года и попадает на обложку «Тайм», а на какое-нибудь экзотическое государство, которое постоянно сердится на проклятый Запад. Таких стран немало, над ними посмеиваются и не принимают всерьез до тех пор, пока те не переходят от слов к делу и не решают смастерить что-нибудь вроде атомной бомбы.
В блогах на сайте Азаттык авторы выражают свою позицию, которая может не совпадать с позицией редакции.
