В чем причины восстания казахов и других народов Средней Азии? Сколько человек погибло от рук карательных отрядов? Каковы последствия восстания? Почему изучению этой темы в Кыргызстане придают большее значение, чем в Казахстане? Почему в последние годы в России это восстание называют «общей трагедией»?
На эти и другие вопросы в интервью Азаттыку ответил преподаватель и научный сотрудник Нью-колледжа Оксфордского университета британский историк Александр Моррисон, изучающий восстание 1916 года и русский колониализм в Средней Азии. Он является одним из редакторов исследования «Восстание 1916 года в Центральной Азии. Распадающаяся империя в эпоху войны и революции (The Central Asian revolt of 1916. A Collapsing Empire in the Age of War and Revolution).
- Каковы причины восстания 1916 года?
- Как трактуют восстание западные исследователи?
- Почему в России не любят термин «колониализм»?
- Было ли обращение России с колониями равнозначно насилию, совершённому европейскими колониальными режимами?
- Есть ли сведения о примерном количестве казахов, кыргызов и других народов, погибших от рук карательных отрядов в Центральной Азии?
- Есть ли сведения о том, против какого количества восставших действовали карательные группы?
- Что вы думаете о последствиях восстания?
- Чему сопротивлялись сильнее: колониальному режиму или установлению советской власти?
- Почему в Кыргызстане политическим оценкам и историческим исследованиям о восстании 1916 года уделяют больше внимания, чем в Казахстане?
- Достаточно ли изучена эта тема в Казахстане?
ГЛАВНАЯ ПРИЧИНА ВОССТАНИЯ — ЗЕМЕЛЬНЫЙ ВОПРОС
Азаттык: После указа русского царя от 25 июня 1916 года в Центральной Азии вспыхнуло восстание. Первые протесты начались спустя несколько дней в Худжанде (ныне Таджикистан). Более крупные волнения, начавшиеся 12 июля в Джизаке (Узбекистан), продолжались две недели. В августе они перекинулись на Семиречье, преимущественно населенное казахами и кыргызами, а в сентябре в степи всколыхнуло хорошо организованное восстание, возглавленное тургайскими казахами. Многие историки считают, что поводом стал царский указ, но причины лежат глубже. Каковы эти причины, по вашему мнению?
Александр Моррисон: Думаю, было бы правильным разграничивать указ, который был прямой причиной восстания, и более глубокие проблемы. Если бы летом 1916 года в Центральной Азии всё было хорошо, вряд ли народ выступил бы против царского указа. Сказались как краткосрочные, так и долгосрочные факторы.
Среднесрочный фактор — это влияние Первой мировой войны. И до указа царя наблюдалось усиление требований к народам по сравнению с предшествовавшими 50 годами колониального правления. Повысились налоги, у казахов и кыргызов активно отбирали скот, особенно лошадей для армии. Война сильно ударила по всей Российской империи, в Центральной Азии наблюдалась инфляция цен на продукты питания. И это стало очень важным фактором, особенно в хлопководческих регионах. Государство хотело установить монополию на закупку хлопка по фиксированным ценам. Но эти регионы не выращивали продовольствие. Еду им надо было покупать, а цены на продукты росли очень быстро.
Восстание 1916 года
Если посмотреть на паттерны восстания, самым ожесточенным оно было в Семиречье. Волнения в оседлых регионах Туркестана — Худжанде, Джизаке, Фергане — быстро утихли, но продолжались в Семиречье, а затем в Тургае.
Очевидно, что основным двигателем в Семиречье стало переселение туда крестьян из европейской части России. Этот процесс продолжался с 1880-х годов, но не вызывал больших конфликтов, так как переселенцев было немного и они в основном селились вдоль стратегических путей.
Но в течение 10 лет до начала войны, с 1905–1906 годов, этот процесс резко ускорился. Переселенческое управление центрального правительства, которое ранее не работало в Туркестане, открыло там представительство и сосредоточилось на переселении крестьян в Семиречье. Подход управления был очень «научным». Оно пользовалось своими выкладками, чтобы определить так называемые «излишки земли», то есть определяли нужды кыргызских и казахских семей в земле при условии, что они ведут оседлый образ жизни. То есть мы берем количество семей, умножаем на количество земли и вычитаем получившееся число из общего объема земли в провинции. Получившееся считалось «излишком».
Разумеется, это был глупый способ делить землю. Участки настолько разнообразны: плодородные, неплодородные, орошаемые, неорошаемые, а также летовки или зимовки. Кочевники, переселявшиеся с низменностей на равнины, нуждались и в том и в другом.
На практике переселенческое управление определило как излишки ареалы, где уже осели казахи или кыргызы. В тот период наблюдалась тенденция оседания казахов и кыргызов на территориях зимовок. Они начали строить дома, заниматься посевами, отходить от кочевого образа жизни. Самым простым для переселенческого управления было прийти к мысли: если казахи и кыргызы сочли эти места подходящими для поселения, мы эти участки отберем и отдадим переселенцам, поскольку земли, куда могут откочевать казахи и кыргызы, достаточно. Разумеется, это привело к множеству конфликтов.
Понимая это, многие местные чиновники Туркестана выступили против. Они знали, что это приведет к раздорам и насилию. Однако их возражения проигнорировали и программу переселения реализовали. Так, в пригородах Верного, в Пишпекском и Пржевальском округах заселение шло особенно интенсивно. Там и произошли самые ожесточенные восстания.
ТРАКТОВКИ РАЗНЫХ ЭПОХ
Азаттык: Восстание в разные исторические периоды характеризовали по-разному. При советской власти оно рассматривалось как «классовая борьба», в которой народы Центральной Азии вместе с поселенцами из России стремились противостоять царскому режиму. После распада Союза местные историки расценили восстание как национально-освободительное движение. Как относятся к этому вопросу западные исследователи?
Александр Моррисон: Среди историков, особенно западных, существует миф о том, что эта тема в Советском Союзе не изучалась. Но это совсем не так. Особенно активно эта тема изучалась в 1920–1930-е годы. Именно тогда была создана историография, охватившая наиболее интересные исследования. Например, публикации Турара Рыскулова. Да, есть идеологические искажения, но нельзя отрицать анализ и интерпретацию истории Рыскуловым. В то время многие документы были опубликованы в таких журналах, как «Красный Архив», поскольку восстание 1916 года могло служить хорошим доказательством для аргумента, что «в Центральной Азии революционная традиция существовала и до революции в Петрограде в 1917 году».
Трения проявились в основном в 1930-е годы, когда начался отход от «колонизации» к «самоопределению» в Центральной Азии. Упор на роль русского народа и элемент межэтнического конфликта, который в 1916 году был неизбежным фактором, в 1930-е стал выглядеть проблематичным.
В 1920-е эти события можно было называть восстанием антиколониальным и антироссийским, можно было критиковать политику царского режима в Центральной Азии. Однако к 1930-м годам идеологические рамки сместились и выдвигать такие аргументы стало сложнее. Эти события стали рассматривать как такое гибридное восстание — против колонизации, но с элементами национальной самоидентификации. Отсюда и появилось название — национально-освободительное движение. Но [при этом в нем усматривали] и элементы классового конфликта.
Всё это было очень сложно привести к общему знаменателю. В результате мы видим, как историки начинали заявлять, что, когда переселенцев атаковали, это были «нападения на кулаков». То есть на них нападали потому, что они были зажиточными, а не потому, что они были русскими, а это неправда.
Между тем природа восстания еще более сложная. В 1880–1890 годах отношения между коренными народами и так называемыми «старыми жильцами» были куда лучше, чем с поздними переселенцами. Потому что прибывшие позднее крестьяне не получили свои наделы и поселились на землях казахов и кыргызов. Именно они находились в авангарде карательных отрядов, с особой жестокостью подавивших восстание. Конечно, то, что основные переселенцы прибегали к наибольшему насилию, противоречило марксистской интерпретации. Это объяснение было отброшено. Вместо этого объясняли, что национальное восстание, с одной стороны, сформировало революционное сознание казахов, кыргызов и узбеков, с другой — оно было несомненно классовым: местные и русские крестьяне объединились против царского режима и восстали против колониальных властей, богачей и представителей среднего класса.
Однако это противоречит характеру восстания в некоторых областях. В одних его возглавляла местная элита. В других повстанцы нападали на волостных, аульных старост и старейшин, потому что они составляли списки мобилизованных на тыловые работы и часто были коррумпированны.
В постсоветский период Центральная Азия в своей письменной истории отказалась от определения конфликта как классового, но сохранила национальный элемент. В некоторой степени это шаг вперед. Проблема в том, что продолжается проецирование в прошлое национальной идентичности, которая в то время либо отсутствовала, либо только зарождалась.
Если сказать, что кыргызы создавали собственное национально-освободительное движение в одной части Семиречья, а казахи — в другой, это не поможет нам понять природу восстания, потому что кыргызы и казахи восстали по одной причине: это был протест против русских переселенцев и царского указа. Мы знаем, что, когда восстание произошло, между этими группами происходило много взаимодействия. Казахи восстали частично потому, что получили информацию от кыргызов.
Примечательно, что за последнее десятилетие по этой теме было опубликовано много работ. Одной из них стала совместная работа историков из Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, России, Японии, Италии, США, Франции, Германии и Великобритании, я был одним из ее редакторов. При ее написании мы пытались в какой-то мере осмыслить восстание таким, каким оно виделось людям той эпохи. Мы широко использовали источники на языках местных народов. Это нужно не для опровержения российских архивов, а для понимания того, каким восстание виделось очевидцам.
Так, понять, какое значение имело восстание для его участников, помогают поэзия и устная литература 1920-х годов. Например, трагедия Уркуна, когда кыргызы были вынуждены бежать в Китай, — эти события очень важны в формировании кыргызского национального самосознания. На мой взгляд, это касается и Тургайского восстания, которое было организовано гораздо лучше, чем в Семиречье: было четкое политическое требование, попытка создать альтернативную политическую структуру.
В России трактовка восстания до сих пор политизирована. Знаю от коллег, что в 2016 году там поручили провести конференции по опровержению нарратива из Центральной Азии, особенно из Кыргызстана. В России есть две интерпретации. Одна — жесткая, военного историка Андрея Гарлина. По его словам, «восстание было актом отвратительного предательства в военное время и за ним последовало нападение кыргызов и казахов на невинных переселенцев, а насилие нужно было остановить, его нельзя было игнорировать».
Вторая, более мягкая трактовка: восстание — это «общая для всех трагедия». То есть это результат несостоятельности государства, но никто не виноват. Проблема этой интерпретации заключается в том, что она не принимает во внимание человеческие потери с обеих сторон. Погибло 3,5 тысячи русских. Мы не знаем точно, сколько казахов и кыргызов погибло в Семиречье, по крайней мере около 150 тысяч человек. Разница в человеческих потерях настолько велика, что это нельзя назвать «общей трагедией». Насилие с одной стороны было более значительным, чем с другой. Это отражение колониальной ситуации того времени.
«РОССИЯ СЛОВО "КОЛОНИАЛИЗМ" ВОСПРИНИМАЕТ КАК ОСКОРБЛЕНИЕ»
Азаттык: Почему Россия начала выступать против нарратива?
Александр Моррисон: Я думаю, за этим стоит политическая причина. Потому что есть группы, которые приравнивают подавление восстания к геноциду. Но это также не тот нарратив, который помогает [понять произошедшее]. Я не считаю подавление восстания геноцидом. Такие обвинения доводят до того, что становится невозможным вести дискуссию.
В России есть еще одна проблема — это аллергия людей и власти на использование термина «колониализм» при описании прошлого России. Они воспринимают это слово как оскорбление. Когда я говорю, что «Россия была колониальной империей», это не клевета на страну или ее народ. Британия также была колониальной империей, что было общим фактом для обеих стран. Это делается не для того, чтобы осуждать или делать оценочные заявления, а для того, чтобы понять культурные практики, существовавшие в определенное время, отношение власти и их последствия сегодня. Если мы сегодня будем отрицать это и лгать, что Россия отличалась от других колониальных империй в Европе, что существовало политическое, расовое равенство, мы не поймем этого процесса.
Я, кстати, не могу сказать, что русский колониализм был особенно жестоким. Фактически насилие 1916 года было во многом нехарактерным для российского государства. Правда, что во время завоевания [Средней Азии] были массовые убийства, особенно туркменов, но по международным стандартам русское завоевание Средней Азии было не таким жестоким, как французское завоевание Алжира. По сравнению с британским колониализмом в русском колониализме не было особой экономической эксплуатации.
Так что здесь нет намерения заявить, что Россия «плохая» и ужасней других колониальных империй Европы. Мы просто говорим, что между ними есть определенное сходство. Русские того времени сами считали, что их действия в Центральной Азии были схожи с тем, что делали британцы в Индии или французы в Северной Африке, потому что это был типичный европейский колониализм. Но есть некоторые особенности. Британцы обособлялись расово, а для русских важна была религия.
Сегодня Россия выступает против исторических нарративов, потому что это угрожает ее отношениям с центральноазиатскими членами Евразийского экономического союза, такими как Казахстан и Кыргызстан.
Азаттык: Вы сказали, что завоевание Россией Центральной Азии было не таким жестоким, как завоевание Индии Великобританией или завоевание Алжира Францией. Однако очевидно, что российский колониальный режим, подавляя восстание в 1916 году, проводил этнические чистки. Можно ли сравнивать это с насилием в Алжире и на северо-западе Индии? Было ли обращение России с колониями равнозначно насилию, совершённому европейскими колониальными режимами?
Александр Моррисон: На мой взгляд, насилие во время этого восстания можно сравнить с самым жестоким насилием. Хотя это не то же самое, что германский геноцид племени гереро в юго-восточной Африке, но сравнимо с происходившим в Марокко во время Рифской войны 1920 года.
«ПОГИБЛО ОКОЛО 150 ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК»
Азаттык: Вы сказали, что количество жертв насилия при подавлении восстания неизвестно. Итальянский историк Марко Буттино, изучавший восстание 1916 года, революцию и гражданскую войну, пишет, что число погибших в Семиречье составляет от 150 до 270 тысяч человек. Есть ли сведения о примерном количестве казахов, кыргызов и других народов, погибших от рук карательных отрядов в Центральной Азии?
Александр Моррисон: Проблема здесь в отсутствии точных данных. Перепись 1917 года не была завершена по понятным причинам. Таким образом, у нас нет этих данных для сопоставления. Данные Буттино получены из налоговой отчетности. Но это не точное число. Это говорит нам не о количестве убитых, а о пропавших без вести. То есть, по этим данным, в Семиречье после войны жило на 270 тысяч человек меньше, чем по ожиданиям. Итак, куда они делись? Некоторая часть бежала в Китай и не вернулась. Восстания, революция и гражданские войны снизили показатели рождаемости. Также сюда входят умершие от голода, потому что в то время на большей территории Центральной Азии был голод. Мы не знаем, сколько человек было убито и сколько умерло по дороге в Китай. Следовательно, 150 тысяч человек — это примерное количество погибших. Однако очевидно одно: восстание и революционные годы нанесли серьезный ущерб демографии Центральной Азии. Исчезло около трети населения.
Азаттык: Есть ли сведения о том, против какого количества восставших действовали карательные группы?
Александр Моррисон: На это также нет полного ответа. Работая в архивах Алматы и Бишкека, я обнаружил информацию об отдельных инцидентах. Например, нам известен случай, когда карательный отряд из 200 солдат и поселенцев убил 70 человек. Но для полной картины случившегося необходимо в системном порядке изучить архивные документы.
Другая проблема заключается в том, что большинство событий вообще не зафиксировано в архивных записях. Потому что для того, чтобы это было зарегистрировано в архивах, обвиняемых в убийстве должны были привлечь к суду. Но, похоже, никого не осудили. Есть отдельные события, которые расследовались, но их немного. Поэтому эти данные всегда будут приблизительными.
По нашим оценкам, в восстании Жанбосынова в Тургае участвовало от 40 до 50 тысяч человек. Количество участников восстания в Жетысу может быть меньше, но это не точно.
Азаттык: Что вы думаете о последствиях восстания? Насилие в отношении местного населения и убийства продолжались даже после подавления. Казахстанские историки утверждают, что зимой 1917 года в Семиречье начался голод, длившийся несколько лет. Что вы можете сказать о других исторически значимых последствиях голода и восстания?
Александр Моррисон: Жетысу был житницей, зерновым резервом Туркестана. Там выращивали зерна больше, чем требовалось местным потребителям. Это зерно должно было быть отправлено в хлопководческие районы. Когда началась война, русские начали строительство Семиреченской железной дороги, которая в 1916 году дошла до Аулие-Аты. Железная дорога должна была соединить Семиречье с хлопковыми регионами Центральной Азии. Но во время войны строительство остановилось. Восстание 1916 года привело к снижению производства зерна в Семиречье, но тогда ситуация не была катастрофической.
К 1917 году положение ухудшилось значительно. Частично потому, что люди покинули свои поля, не засеяли их. Это еще больше отразилось на жителях хлопковых регионов, потому что они никогда не выращивали достаточно зерна, чтобы себя прокормить. Настоящий удар был нанесен в 1918 году, когда атаман Дутов перекрыл железную дорогу Оренбург — Ташкент, а значит, поставки сибирской пшеницы. Так начался ужасный голод в регионе. Многие животные погибли из-за нехватки корма и бегства людей в Китай.
«СЛАБЫЙ КОЛОНИАЛЬНЫЙ РЕЖИМ» И «АМБИЦИЯ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ»
Азаттык: В 1916 году казахский народ восстал против колониального режима. Борьба против системы продолжалась и после падения царского правительства и установления советской власти. Чему сопротивлялись сильнее?
Александр Моррисон: На этот вопрос сложно ответить. Последствия восстания 1916 года были разрушительными. Если рассматривать период 50-летнего колониализма России в Центральной Азии до последнего притока переселенцев, можно заметить, что колониальный режим был очень слабым государством. Он мало делал для улучшения здравоохранения, образования, жизни людей. С другой стороны, колониальный режим не пытался централизовать власть, не отбирал скот, не вмешивался в дела религии. Можно сказать, что он был настолько слаб, что не мог вмешиваться в жизнь людей и контролировать их.
Между тем амбиции Советского Союза были более значительными. Советская власть — это модернистский режим, который хотел изменить, создать людей новой формации. Это означает, что она сделала больше в сферах здравоохранения, образования, развития инфраструктуры. В 1920–1930 годах Советский Союз признал казахов нацией. Была основана Казахская АССР, и в школах начали преподавать на казахском языке. При советской власти открыли академию наук, оперный театр и институты в Казахстане.
Но с другой стороны, при ней конфисковали имущество «баев» и «кулаков». Это коснулось не только богатых, но и небогатых людей. Затем в казахских степях была кампания коллективизации, которая, как известно, привела к катастрофе: 40 процентов населения умерло от голода. При царском режиме не было такого бедствия. Несомненно, это был сознательный акт [совершённый] даже несмотря на то, что Казахская ССР была членом Cоюза.
Эти события, например коллективизация, вызвали протесты. В нашей работе говорится, что восстание имело непрерывный характер в определенных районах, особенно в Тургае. В начале 19 века это место было центром восстания Кенесары. В 1916 году там тоже произошло восстание. В 1930-е годы в Тургае был крупный центр сопротивления коллективизации.
В Советском Союзе было определенное пространство для национальной культуры, национальной идентичности. Все мы знаем, что романы Ильяса Есенберлина, написанные в советское время, важны для современного казахстанского национального самосознания. Это был элемент культурной свободы. Однако именно в это время резко сократилось использование казахского языка. Думаю, это парадокс. За годы своего руководства Кунаев привлек в Казахстан финансы из центра и благоустроил Алматы. При нем количество казахов, занимающих определенные политические должности, увеличилось с 30 до 60 процентов. Но в то же время использование языка сократилось.
Еще одно неоспоримое «наследие» Советского Союза — нанесение ущерба окружающей среде. Ядерные испытания на полигоне и гибель Аральского моря отразятся на будущих поколениях.
«ВОССТАНИЕ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПОЛИТИЧЕСКИМ ВОПРОСОМ В КАЗАХСТАНЕ НА ТАКОМ ЖЕ ВЫСОКОМ УРОВНЕ, КАК В КЫРГЫЗСТАНЕ»
Азаттык: По сравнению с Казахстаном в Кыргызстане политическим оценкам и историческим исследованиям о восстании 1916 года уделяют больше внимания. К 100-летию восстания правительство Кыргызстана профинансировало ряд мероприятий. Несмотря на то что в Тургайской степи погибло много людей, в Казахстане таких мероприятий не проводилось.
Александр Моррисон: Думаю, для этого есть как минимум две причины. Последствия восстания сильнее отразились на кыргызах, чем на казахах, и пропорционально погибших кыргызов больше. Это оказало большое влияние на формирование кыргызского национального самосознания, в то время как формирование казахского национального самосознания началось раньше.
Вторая причина — политическая. В Кыргызстане есть свобода в сфере образования и культуры. Я не думаю, что власти Казахстана поддержат вопрос, который может привести к напряженности в отношениях с Россией. Но я считаю, что на научном уровне проделана хорошая работа. На мой взгляд, в Казахстане это не тот политический вопрос, который будет подниматься на таком же высоком уровне, как в Кыргызстане.
Азаттык: Достаточно ли изучена эта тема в Казахстане?
Александр Моррисон: Думаю, есть признаки того, что ведется интересная работа. Основные источники о восстании в Семиречье находятся в архивах в Казахстане. Я всегда советую своим кыргызским коллегам поехать в Алматы для изучения этой темы, потому что Верный был столицей Семиречья. Там хранятся записи Жетысуского областного управления, в Бишкеке документов мало. [Манаш] Козыбаев издал важный сборник в 90-е годы. В последние годы мои коллеги изучают, что произошло в некоторых волостях, в Алматы. Еще есть что изучать.
На мой взгляд, здесь не хватает регионального партнерства. Думаю, казахстанским историкам важно знать, что пишут по этой теме историки из Кыргызстана или Узбекистана.
КОММЕНТАРИИ