— Господин Горюнов, как вы считаете, использовалась и используется ли художественная литература для пропаганды в России?
— Разумеется. Литература, бумажные медиа — это как наши сериалы и социальные сети, только два века назад. Сегодня россияне листают ленту и тратят уйму времени на сериалы. Два века назад они листали газеты и тратили уйму времени на бесконечно длинные «русские романы». Что касается пропаганды, то всякое государство стремится контролировать медиа, «влиять на умы». Россия здесь не исключение, а хрестоматийный пример. Ни у кого не вызывает сомнения пропагандистская суть советского искусства. О временах до революции у российских литературоведов есть специальный термин «антинигилистический роман».
Нигилист Евгений Базаров — это не очень успешная попытка нарисовать карикатуру на юношу, который получил в Германии диплом медика/инженера/агронома/геолога/филолога, вернулся в Россию и крайне недоволен тем, что видит.
Это роман, написанный в защиту монархии, против подданных, мечтающих об ускоренной европеизации страны. Тургеневские «Отцы и дети» — образец такой пропаганды. Нигилист Евгений Базаров — это не очень успешная попытка нарисовать карикатуру на юношу, который получил в Германии диплом медика/инженера/агронома/геолога/филолога, вернулся в Россию и крайне недоволен тем, что видит. Тургенев показывает, что его претензии к царю и империи — это блажь, глупость. Базаров — он, конечно, умный. Но дурак. Он не понимает мир. Он груб к женщине, которую любит, к родителям, к близким. И умирает по-дурацки. Тургенев намекает, что умных юношей с дипломами не надо слушать. Они умные в своем деле, в своей профессии, но в целом они не от мира сего. Надо отдать Тургеневу должное: Достоевский зашел куда дальше. В «Бесах» его Ставрогин (аналог Базарова) насилует девочку. Целая глава посвящена описанию. Сегодня канал НТВ снимает нечто подобное об оппозиции. Тургенев так низко не падал, но был у грани.
«Отцы и дети» вышли в «Русском Вестнике» у Михаила Каткова. Катков — это Дмитрий Киселев и Владимир Соловьев в одном лице. Мрачная, людоедская пропаганда того времени.
— То есть через литературу идет политика ассимиляции или давления?
— Ассимиляция и приучение к покорности. Достоевский и Тургенев учат быть покорными. В этом их главная ценность с точки зрения Москвы. На мой взгляд, меняя идентичность на российскую, человек усваивает специфическую московскую культуру покорности. Прежде всего, политической покорности, смирения перед императором. В этом смысле, ассимиляция нерусских — это приучение их к покорности как к главной «гражданской добродетели».
— Не приведет ли ассимиляция к распаду империи?
— Это сложный вопрос. С точки зрения Кремля, ассимиляция и распространение культуры покорности укрепят страну, делают ее монолитной.
Достоевский и Тургенев учат быть покорными. В этом их главная ценность с точки зрения Москвы.
Сейчас в стране более 30 разного рода национальных образований. Кремль хорошо помнит 1991 год, когда страна распалась по национальным границам. Есть история 1918 года, когда империя тоже распалась по национальным границам. Ну и общая история распада империй. Они ведь все распались, даже Югославия. Опять же, по национальным границам.
У Кремля, судя по его высказываниям, есть четкая связь — многонациональность означает неизбежность распада.
И отсюда решение: убрать нации с политической карты страны. Если получится, можно будет сохранять Россию в нынешних ее границах бесконечно долго.
Цифры, кстати, на стороне Кремля. Удмурты и чуваши теряют примерно один процент населения в год. Это не означает, что удмурты и чуваши вымирают. Просто люди решают, что они больше не удмурты и не чуваши, а русские.
— То есть, в конце концов, всех ассимилируют?
Удмурты и чуваши теряют примерно один процент населения в год. Это не означает, что удмурты и чуваши вымирают. Просто люди решают, что они больше не удмурты и не чуваши, а русские.
— Сложно сказать, но Кремль в это верит. И ему везет. Люди в самом деле отказываются от своей идентичности. Кремль просто помогает им принять выгодное ему решение. Отсюда, наверное, такие щедрые обещания тем, кто до сих пор не ассимилировался: новые учебные программы за счет бюджета, переподготовка преподавателей, учебники. Кремль уверен в успехе.
— Что-то может этому помешать?
— Экономика в первую очередь. Никто не знает, будет ли наше сырье пользоваться таким же спросом завтра? Если нет и средств вдруг не станет, неизвестно, к чему это приведет. В 1991-м, на фоне падения цен на нефть, империя лишилась своих лучших колоний.
— Получается, актуализация национального вопроса сильно зависит от состояния экономики страны?
— Национальная политика России вообще привязана к экономике. Мы поставляем на рынок сырье и ничего, кроме сырья. При этом в корневой России полезных ископаемые нет.
Сырье добывается в национальных окраинах. В колониях, если говорить языком 19-го века. ХМАО [Ханты-Мансийский автономный округ] — это примерно 60 процентов российской нефти. ЯНАО [Ямало-Ненецкий автономный округ] — это газ. Татарстан, Башкортостан — снова нефть. Якутия — это алмазы.
Россия экспортирует много зерна, но нужно понимать, что зерно — это Республика Адыгея, Ставропольский и Краснодарский края: регионы с сильной локальной идентичностью.
То есть очевидно, что Москва кровно заинтересована в том, чтобы республики и края стали покорными российскими областями, как Липецк и Рязань. Это вопрос выживания.
— Если вернуться к методам Китая и России. Получается, в деле ассимиляции меньшинств Китай грубо действует, а Россия — ювелирно?
— Да, получается. Но имейте в виду, что Российская империя стала мягче совсем недавно. Можно вспомнить, каким образом Беларусь стала православной. Она ведь была униатской, как Львов сегодня. Белорусы перешли в православие после большой войсковой операции по ликвидации унии. Войсковая, понимаете? С участием казаков. Чем это не китайский рецепт ассимиляции?
— А когда началось смягчение?
— Уже накануне Гражданской войны. Как пишет историк Алексей Миллер, ближе к концу Романовы начали делать фото в вышиванках. Ленин и его партия демонстративно отказались от ассимиляции. Ее заменила коренизация: политика уважения и поощрения нерусских идентичностей. Ленин заигрывал с окраинами, чтобы удержать их. Барон Врангель в последние месяцы был готов признать независимость Украины и соглашался на федерацию.
Как ни странно, в СССР отношение к нерусским было гораздо терпимее, чем при последних Романовых. Насилие в целом перестало быть массовым, стало точечным. Если вы рабочий/колхозник и говорите на удмуртском языке, вас не трогали. Более того, ваши национальные чувства уважали. Но если вы писатель, поэт, историк, вообще гуманитарий и у вас громкое имя, вы оказывались в зоне риска.
— То есть, вместо всего народа, как в Китае, в лагерь едут только его поэты и писатели с именем? В этом смягчение?
— Да, и учтите: это был большой прогресс для Российской империи. В наши дни, насколько я могу судить, отказались и от давления на поэтов. Остались только правозащитники. На фоне брутального российского прошлого и брутального китайского настоящего это почти травоядная политика.
Материал Рамазана Алпаута, корреспондента «Idel.Реалии» — Татаро-Башкирской редакции Азаттыка.
КОММЕНТАРИИ