40-летний Жаслан Сулейменов освободился из колонии города Степногорска Акмолинской области в начале февраля. 14 марта его пригласили прийти в суд, чтобы наложить на него административный трехлетний надзор. Такая мера, по его словам, применяется к таким, как он, — тем, кто не раскаялся и свои взгляды не поменял.
В ноябре 2009 года Алматинский районный суд № 2 Астаны признал Жаслана Сулейменова и его двоюродного брата Куата Жоболаева виновными в пропаганде терроризма, публичных призывах к совершениям актов терроризма, в создании террористической группы и руководстве ею и приговорил к восьми годам тюрьмы. Как рассказывал тогда Азаттык, по версии казахстанских спецслужб, Жаслан Сулейменов с группой молодых жителей Астаны поехали в Минеральные Воды на Кавказе, чтобы примкнуть к «вооруженным бандформированиям и помочь братьям-мусульманам в борьбе против неверных». По словам Жаслана Сулейменова, — о чем он говорит и сейчас — он ехал на Кавказ, чтобы лечиться у народного лекаря и начать снова ходить. Репортеру Азаттыка он показал газету тех лет, где говорится о целителе.
В 1996 году, учась на первом курсе Евразийского университета, он упал с пятого этажа, когда устанавливал телевизионную антенну, и получил травму спинного мозга. Сейчас у Жаслана Сулейменова бессрочная форма инвалидности первой группы.
И раньше, и сейчас самостоятельно пойти в суд он не может, как и выйти из квартиры на втором этаже. Живет вместе с матерью и двоюродным братом Куатом Жоболаевым, который тоже недавно освободился из тюрьмы, в обычной пятиэтажке в спальном районе Астаны. В таких домах нет ни лифтов, ни пандусов, никаких приспособлений, чтобы человек с ограниченными возможностями жил полноценной жизнью. Также и суды в Астане, куда его пригласили, не оснащены ничем подобным.
С ИНВАЛИДНОСТЬЮ В ЗОНЕ
С самого начала заключения, еще со времени пребывания в следственном изоляторе, говорит Жаслан Сулейменов, о его инвалидности в прокуратуру города не предоставили никакой информации, а он значился «как безработный и здоровый человек». По его словам, до суда он год пролежал в следственном изоляторе Астаны № 12 пристегнутым к стенке. Из подручных средств у кровати были тазик и бутылка с водой. Помогать ему администрация следственного изолятора назначила осуждённых, которые имели короткие сроки наказания и отбывали в СИЗО Астаны, где занимались хозяйственными работами.
Как в изоляторе, так и в колониях, где побывал Жаслан Сулейменов, не было создано условий для отбывания наказания для людей с ограниченными возможностями.
— Там нет даже пандусов, они вынуждены были положить рельсу. Я много раз обращался с жалобами. Из рекомендаций ОНК [общественно-наблюдательная комиссия] они [администрация колонии] сделали пандус в «сангороде». Я издалека видел, что там еще есть люди на колясках, — говорит Сулейменов о своем пребывании и в так называемом санитарном городке — тюремной лечебнице.
В колонии в душевую комнату Сулейменова возили на инвалидной коляске, где сажали на старый «венский» стул со спинкой и давали лейку, чтобы он помылся. Раз в день вывозили на прогулку на полтора часа, как и всех заключенных. Поручали это делать тоже другим заключенным, которых назначила администрация колонии. Только в это время Жаслан Сулейменов мог принять сидячее положение. Когда он возвращался в свою одиночную камеру, инвалидную коляску у него забирали — и он всё оставшееся время лежал на кровати.
— Когда я стал писать жалобы, они вообще меня лишили прогулок. Это была одна из форм давления на меня. Они из той одиночной камеры, где я находился, закрыли меня в инфекционный изолятор. Это было наподобие карцера — ухудшение положения. И на улицу не выпускают, и домой звонить не дают, то есть от меня никакой информации уже не исходило, — говорит Жаслан Сулейменов.
По его словам, чем больше говоришь в колонии о своих правах, тем только хуже становится твое положение.
— В ОНК работают бывшие сотрудники ДУИС [департамент уголовно-исполнительной системы], они говорят мне: «Зачем вы жалуетесь?» Оказывают на меня психологическое давление. Приходит прокурор и просит написать, что претензий я не имею. Мне говорили, что если не прекращу писать жалобы, то на меня будут уже жаловаться другие осуждённые, — говорит мужчина.
Жаслан Сулейменов также рассказывает, что в тюрьме подвергался избиениям. При поступлении в колонию, в так называемый карантин, его «встряхнули для профилактики»: пинали ногами, когда он лежал на носилках. Из рассказов многих бывших заключенных и правозащитников следует, что вновь прибывших по этапу заключенных во многих тюрьмах принято избивать резиновыми дубинками, пока они бегут сквозь строй охранников.
— Меня привезли и тут же избили. Я лежал на носилках, меня просто запинали ногами. Положили на носилках, на землю принесли, там карцер у них, они сразу встречают. Если у них есть кто-то из числа осуждённых, они говорят им: «Вынесите его из автозака». За руки, за ноги, как угодно. Меня с Павлодара вывозили, просто в этот железный автозак, как дрова, закинули одного, и я там валялся. Но им смешно, когда начинаешь им говорить за свои права, о кодексе чести госслужащего. Они начинают истерически смеяться, — вспоминает Жаслан Сулейменов.
За время восьмилетнего заключения, как говорит Сулейменов, он выписывал две республиканские газеты за свой счет: «Казахстанскую правду» и «Егемен Казахстан». Но, по его словам, их ему сначала вообще не приносили, потом, ссылаясь на, что какой-то номер не прошел их цензуру, не выдавали.
— Там почти на каждом листе фотография президента. Если там правозащитники провели круглый стол, это можно заретушировать или вырезать, но не дать же целый номер газеты и сказать, что цензуру не прошла республиканская пресса, — говорит Жаслан Сулейменов.
По его словам, у него во время заключения выявилась болезнь сердца и ему стали сначала выдавать таблетки валерианы, но и в ней позже отказали из-за его обращения с жалобами. Говорили также, что он «терррорист» и скоро его лишат гражданства Казахстана. Также он рассказывает, что в колонии в Степногорске не мог вылечить зуб с кариесом, пришлось удалить сразу два зуба, потому что стоматолог приехал в колонию без пломбировочного материала. Когда врач вырвал зуб, он повредил и еще один рядом, который также пришлось удалить.
«ДЖАМААТ АЛЬ-ФАРАБИ»
По истечении восьми лет заключения Жаслан Сулейменов говорит, что ни в каком джамаате не состоял и только на суде 2009 года узнал, что означает это слово. Его и брата Куата Жоболаева спецслужбы обвинили в том, что они создали террористическую организацию «Джамаат Аль-Фараби».
— Когда задали вопрос старшему следователю Тажигулову на суде: «Откуда вообще появилось название террористическая организация «Джамаат Аль-Фараби?» — он сказал, что разве всем присутствующим не известно, что любое объединение верующих именуется джамаатом: в мечети — джамаат, двое верующих молятся. Это слово я оставлю, как оно есть. Аль-Фараби — по месту проживания. Все эти свидетели проживают по этому микрорайону, а я-то проживал по проспекту Аблайхана — сейчас улица Манаса, переименовали. Но в Аль-Фараби я никогда не жил, но их отпускают как бы за деятельное раскаяние, за то, что они на нас указали якобы, хотя эти трое ребят, которые с нами ехали, они с нашего района. Ехали вчетвером отдыхать на южный курорт, — говорит Жаслан Сулейменов.
Он отмечает, что с этими ребятами до ареста вместе ездили на пятничную молитву в мечеть. Также в обвинительном приговоре есть слова, «что они призывали не пить, не курить, не сквернословить».
За восемь лет, что я сидел, они мне говорят, что вот так делай, читай эти книги, слушай вот эти диски. Но через год эти диски попадают в список запрещенных и их литература, и тут они забывают, что они сами привезли их.
— Мой дедушка был муллой, и к нему никаких претензий не было. Как он меня научил, как молиться, поститься, — этому мы следуем с детства. Никогда от своей бабушки и дедушки не слышали, что там существуют какие-то направления, секты, понятие «экстремизм» и прочее. И теперь в двух тысячи каких годах меня пытаются отрезвить, что, оказывается, я всю жизнь неправильно жил и что религия моих предков неправильная и еще что-то. Притом что у меня нет теологического образования, чтобы что-то принять от них или опровергнуть. Я видел, как мой дедушка делал, так я и делаю. Ко мне какие претензии? За восемь лет, что я сидел, они мне говорят, что вот так делай, читай эти книги, слушай вот эти диски. Но через год эти диски попадают в список запрещенных и их литература, и тут они забывают, что они сами привезли их. И получается, что они должны уже «лечить» от того, что они навязывали год назад. Через год еще выясняется, что этот проповедник в черный список попал, — говорит Сулейменов.
В колонии, по его словам, с ним ежемесячно проводили «воспитательную работу». От него требовалось, чтобы он содействовал сотрудникам комитета национальной безопасности и раскаялся, даже мнимо. Потом он должен был пройти «полиграф», быть активистом в зоне и чтобы с ним поговорил психолог и «увидел раскаяние в его глазах».
— Признание вины — это значит, что свое раскаяние надо записать на видеокамеру в присутствии администрации, только тогда считается, что «встал на путь исправления». Я это не сделал, — говорит молодой мужчина.
По словам Жаслана Сулейменова, он себя ни к какой исламской группе верующих не относил, так и сейчас не относит, а «придерживается традиции предков». За эти восемь лет заключения, говорит он, ничего не изменилось у него внутри, а только вера стала еще больше.
