Любая культура есть смешение традиции и инновации, где в какой-то момент преобладает традиция, а в другой — ее та или иная альтернатива. Что касается казахстанской культуры, в ней очень сильно традиционное начало, настолько сильно, что поначалу кажется неколебимой.
Наша молодость и вхождение в творческую среду пришлись на период конца 80-х — начала 90-х. Мы застали начало и разгар Перестройки, эпоху распада Советского Союза и «парада суверенитетов», шоковый переход с советской социалистической экономики на экономику повальной «прихватизации» и дикого рынка, где и правительственные и теневые структуры были одинаково мафиозны.
В какой-то период в нашей республике были расформированы даже библиотеки и дома культуры как ненужное советское наследие в стране развивающегося капитализма.
Но вот отцвела пора горбачевского плюрализма и ельцинской демократии, среди бывших союзных республик на постсоветcком пространстве Казахстан постепенно выходит на положение регионального лидера. В связи с этим пора задуматься: сможем ли мы с таким же успехом лидировать в сфере культуры?
Положа руку на сердце скажем, что мы пока не поднимем такой ноши. И это проистекает из множества причин, и главная из них в том, что у нас нет внимания к современной культуре, то есть к той, которая созревает на наших глазах.
Мне уже приходилось писать о том, что культ парадигмы исторического самосознания был оправдан в эпоху колониализма, когда казахи как нация задыхались в оковах российского самодержавия и советского застойного партократизма. Он был оправдан также и в эпоху деколонизации, когда нужно было дистанцироваться от советско-социалистической парадигмы, чтобы прийти к самоосознанию достоинств национального суверенитета.
Но сейчас, когда наше государство готовится к такому солидному мероприятию, как ЭКСПО-2017, при всем уважении к нашим успехам, это невозможно, если у нас нет современной культуры.
В чем же ее отличие от культуры традиционной или официальной? А в том, что официальная культура копирует общепринятые образцы, а современная из себя самой, из своих собственных оснований, по собственной инициативе создает новую, или инновационную, культуру.
На понятие современности можно распространить кантовское определение возвышенного. Кант писал, что возвышенное есть непредставимое в представимом. Так вот, когда это непредставимое возможно определить и представить, тогда и возникает современное. Ведь что такое современность? Это соположенность времени, или временение как «зов бытия» (по Хайдеггеру).
Слово «современность» очень трудно перевести на казахский язык. Обычно переводят «қазіргі», «қазіргі заман», «заманауи». Но «заман» — арабское слово, а по-древнетюркски «время» обозначали «өт», в то же время «өту» означало «проходить», то есть мы видим в этих лексемах совмещение понятий времени и пространства в единое понятие времени-пространства, или ницшевское «прехождение-гибель».
В современном казахском «өткінші» сохранилось именно это значение преходящести. Всё проходит: и время, и люди по земле. В хождении мы преходящи. Поэтому по-казахски я перевел бы понятие современности, условно говоря, как «өткір өткіншілік», или «остроактуальное временение».
А суть ее в отказе от претензии на вечность, культ созидания-разрушения, когда нечто, продемонстрировав всё или кое-какие свои возможности, исчезает, чтобы, возможно, никогда не появиться на этой сцене. Здесь я закономерным образом перехожу к связи понятий современности, модерна и постмодерна. На мой взгляд, именно эти понятия создают параметры инновационных изменений в культуре Казахстана начала 21-го века.
Если модерн — это культ художника и элитарного искусства никак не совместимого с китчем, то постмодерн более терпим к последнему, ибо он построен на культе амбивалентности, очень похожем на даосское: истина есть и то, и это, и еще что угодно. Он заинтересован в порождении множества значений, но ставит их в зависимость от реакции аудитории.
В Казахстане сначала отнеслись к этому течению с глубоким равнодушием.
Нашими кумирами в 90-х были евразийцы, особенно евразийство в стиле Льва Гумилева, потом всех сразил Мурад Аджи со своей проповедью тенгрианства, Шуга Нурпеисова с горячностью удачно прозревшей неофитки посвящала в азы исламского традиционализма а-ля Генон, было много всяких антиглобалистов, в общем, философия приняла у нас характер какого-то геополитического противостояния всему на свете, хотя, честно говоря, в плане интеллектуальном никто нами нигде не интересовался.
И вот в этой абсолютно безнадежной ситуации у нас стали появляться тоненькие журналы с непонятным определением «культурологические»: сначала это был «Шахар», инициированный Альмирой Наурызбаевой, потом «Алматы-art» во главе с Земфирой Ержан и примерно в то же время появляется самый тоненький из них «Аполлинарий».
Позже всех, в 1999 году, появляется журнал «Тамыр», на плечах которого в стенах Национальной библиотеки возникают такие культурологические издания, как «Рух-Мирас» и «Айт», ныне мирно почившие за отсутствием спроса и предложения.
Здесь хочется отметить тот факт, что если в советское время были популярны «толстые» журналы, то эпоха Интернета и постмодернизма их очень ужала и они стали тонкими как лезвие бритвы. Но это говорило не столько об их актуальности, сколько об их самодостаточности. Здесь никто не лез на стенку, доказывая очевидные вещи, никто не становился в позу оппозиционера или непонятого гения, просто каждый предлагал свою тему и всячески ее продвигал порой на протяжении нескольких лет.
Так, например, случилось со статьей А. Хамидова «Феномен непристойности» в журнале «Тамыр» — первая ее часть вышла во 2-м номере, а последняя в 20-м, то есть эта тема звучала у нас на протяжении нескольких лет. Поскольку у нас не так много достойно пишущих авторов, журналу приходилось подлаживаться под них, а не им — под журнал. Вследствие этого у каждого журнала возник свой костяк авторов, которых уже трудно было спутать с другими.
Так, среди авторов журнала «Тамыр» особо хочется отметить Жаната Баймухаметова, Бекета Нуржанова, Алишера Акишева. Они оказались самыми интеллектуально состоятельными на вызовы эпохи глобализма и постмодерна.
В связи с этим особо хочется отметить недавно почившего в возрасте 65 лет доктора философских наук Бекета Нуржанова. Им написаны для нашего журнала замечательные статьи о философии Жака Деррида, Фредрика Джеймисона, эссе о различии города и степи, осуществлены переводы с французского «Фатальных стратегий» Жана Бодриара, «Трактата о номадологии» Жиля Делеза и Феликса Гваттари.
В последнее время им были написаны три внушительные монографии о постмодернистском повороте в философии, которые были отрецензированы тоже в нашем журнале.
В прошлом, 2014 году журналу «Тамыр» исполнилось 15 лет. Мы это отметили учреждением международной премии «Золотой асык», которой отметили не только наших отечественных, но и зарубежных авторов, таких как российский философ Алексей Грякалов, поэты из Украины Сергей и Татьяна Дзюба, наш соплеменник из США Бахыт Кенжеев.
В наше время журналы по культуре долго не живут. И если мы выжили, это благодаря нашей интеллектуальной оснащенности и упрямому нежеланию уступать новому варварству, наступление которого тотально и на территории России, и на территории Казахстана.
Мнение автора блога и позиция редакции Азаттыка могут не совпадать.