«БОЛЕЕ СЛОЖНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ»
В издающейся в Вашингтоне газете Diplomat пишут, что постсоветский Казахстан, сохраняющий тесные связи с Россией, «неуклонно расширяет свои политические и экономические отношения с соседним Китаем». Пекин проявляет интерес к казахстанской нефти, газу, другим полезным ископаемым и извлекает значительную выгоду из сотрудничества с Нур-Султаном, говорится в публикации.
«За последние полтора десятилетия китайские фирмы вложили миллиарды долларов в различные отрасли промышленности, включая энергетику, инфраструктуру и нефтехимию. В то же время Казахстан нарастил экспорт нефти и природного газа и пообещал увеличить продажи зерна в Китай, — отмечается в статье. — Для Казахстана Китай является ключевым торговым партнером, а также крайне необходимым источником капитала для развития страны».
За «радужной» официальной картиной китайско-казахстанских отношений скрывается «более сложная реальность на местах», в частности очаги недовольства и рост антикитайских настроений, пишет Diplomat. Издание упоминает массовые протесты в Казахстане в 2016 году, вспыхнувшие из-за правительственной земельной реформы, которая предусматривала возможность продажи сельхозугодий и передачи их в долгосрочную аренду иностранцам. На фоне митингов, участники которых выражали опасения по поводу того, что казахстанские земли могут перейти китайцам, власти объявили мораторий на спорные поправки к земельному кодексу.
Новая волна антикитайских выступлений поднялась в канун визита Токаева в Пекин: сотни людей выступили против совместных с Китаем производственных предприятий, которые власти страны преподносят как «инвестиционные проекты» в сфере промышленности, сельского хозяйства, логистики.
«Пропасть между официальным подходом Нур-Султана к связям с Пекином и настроениями населения [по отношению к Китаю] увеличивается», — пишет автор, полагая, что в казахстанском обществе на фоне тщательного изучения совместных «инвестиционных проектов» могут возникнуть более широкие дебаты о китайском присутствии. В казахстанской политике нет традиции общественного дискурса и учета мнений инакомыслящих, подчеркивает издание. «Несмотря на то что связи между Пекином и Нур-Султаном на уровне элит кажутся такими же прочными, как и прежде, решение "вопроса Китая" может обернуться для казахстанского руководства проблемой, обретающей всё большую остроту», — заключает Diplomat.
РОСТ АНТИКИТАЙСКИХ НАСТРОЕНИЙ. В ЧЕМ ПРИЧИНЫ?
В опубликованной до начала визита Токаева в Пекин в японском онлайн-журнале Asia Nikkei статье тоже говорится о росте антикитайских настроений в Казахстане. Издание приводит мнения экспертов о подоплеке недавних протестов, прошедших в нескольких городах.
Директор Центра прикладных политических наук и международных исследований Айдар Амребаев из Алматы считает, что за выступлениями могут стоять определенные политические группы, которых не устраивает фигура Токаева. 66-летний Токаев, ставленник правившего почти 30 лет Нурсултана Назарбаева, занял президентский пост в марте, после отставки своего предшественника, который по-прежнему обладает широкими полномочиями. Амребаев говорит, что «первые шаги второго президента предполагают, что он не согласен играть вспомогательную роль и готов к собственной игре», поэтому некоторые группы влияния «хотят его сместить», упирая на то, что Токаев — синолог и «его возможная связь с Пекином на поверхности».
По мнению политолога из Алматы Расула Жумалы, в «разжигании синофобии», возможно, заинтересована Россия, которая «медленно, но верно теряет экономическое и политическое влияние в Центральной Азии, и в частности в Казахстане». Эксперт говорит, что антикитайские настроения связаны и с проводимой Пекином политикой в отношении этнических меньшинств Синьцзяна. Из этой китайской провинции с 2017 года поступают сообщения о заключении уйгуров, казахов, кыргызов и других коренных этносов в «лагеря политического перевоспитания». Кроме того, как считает Жумалы, закономерно возникает вопрос о том, какую выгоду могут извлечь казахстанцы из сотрудничества с Китаем, однако в поисках ответа общество сталкивается с проблемой закрытости совместных соглашений.
«С 1990-х годов все аспекты двусторонних отношений — делимитация совместной границы, двусторонняя торговля, приход китайских компаний в нефтегазовый сектор Казахстана и так далее — были на 99 процентов закрыты от общественного контроля», — цитирует японский журнал эксперта Расула Жумалы.
Ситуацию усугубляет коррупция: реализация по крайней мере одного казахстанско-китайского проекта, строительства легкорельсового транспорта в столице, сопровождается скандалом. Транспортный проект приостановлен из-за хищений, пишет Asia Nikkei.
ПЕРЕРАСТУТ ЛИ ПРОТЕСТЫ В «МАСШТАБНЫЙ КРИЗИС»?
На сайте базирующегося в США фонда Jamestown Foundation в статье «Антикитайские протесты распространились по Казахстану» подробно комментируют недавние акции, называя их «мощным эхом волны протестов, охватившей [Казахстан] в 2016 году [после неудавшейся земельной реформы].
«Нынешняя волна протестов, как, впрочем, и антикитайские настроения и протесты в других республиках региона, была направлена как против властей Казахстана из-за их сделок с Пекином, так и против самого Китая. В итоге эти демонстрации, вероятно, следует рассматривать как часть более широких волнений, которые вспыхнули в стране после официального ухода Нурсултана Назарбаева с поста президента», — пишет Jamestown Foundation.
В статье отмечают, что участники протестов ставят под сомнение утверждения казахстанских чиновников о том, что Китай построит 55 новых предприятий и откроет 20 тысяч рабочих мест для местных жителей. Демонстранты в Жанаозене, городе на западе Казахстана, заявили, что «Пекин планирует перенести 55 устаревших заводов из Китая в Казахстан, а затем принять на работу 20 тысяч китайских гастарбайтеров». В результате, по мнению участников митинга, выиграют не казахстанцы, «а чиновники обеих стран».
«Соглашение, предусматривающее открытие этих промышленных предприятий, подписано более двух лет назад, но до настоящего времени оно не было полностью реализовано. То, что демонстранты вышли на улицы именно сейчас, говорит о том, что эти протесты — не просто из-за соглашения, а из-за гораздо более серьезных проблем», — пишет Jamestown Foundation.
В качестве одного из факторов протестов в статье называют опасения казахстанцев, что правительство «предпримет шаги, которые сделают страну финансово зависимой от Пекина и, следовательно, подконтрольной ему». Протестующие говорили, что Таджикистан и Кыргызстан — две бедные нуждающиеся в инвестициях страны — уже находятся в зависимости от Китая из-за долгов перед ним. Казахстан же позиционирует себя как богатое и обладающее мощным финансовым ресурсом государство, и возникает вопрос, зачем правительство наращивает кредитную зависимость от Китая. «Если правительство не сможет обеспечить долгосрочную независимость страны, то усиливающиеся антикитайские настроения будут подпитывать и антиправительственные настроения», — отмечают в статье.
«Такая комбинация может побудить сторонних игроков попытаться использовать ситуацию или, как минимум, подвигнуть казахстанских чиновников на предположения о наличии внешнего вмешательства. В конце концов, Россия давно обеспокоена усилением Китая в регионе, который она считает своим мягким подбрюшьем, и Соединенные Штаты всё больше и больше заинтересованы в сдерживании Китая в глобальном масштабе. Если допустить предположение, что за текущими протестами стоит какая-либо из держав, то эти относительно небольшие демонстрации могут быстро перерасти в гораздо более масштабный политический кризис в Казахстане, который наверняка перекинется и на другие страны Центральной Азии», -— делает вывод Jamestown Foundation.
ИНИЦИАТИВА КИТАЯ — «PR-УЛОВКА»?
На сайте американского журнала Foreign Policy анализируют проект Китая «Один пояс — один путь» — начиная от первого упоминания о нем шесть лет назад и до сегодняшнего дня. Инициатива была впервые выдвинута Си Цзиньпином во время визита в Казахстан в 2013 году в выступлении в Назарбаев Университете, названном в честь Нурсултана Назарбаева, тогда президента страны. В своей речи лидер Китая предложил возрождение древнего Шелкового пути. Уже через год это предложение превратилось из абстрактной идеи в целую внешнеполитическую доктрину Китая, отмечает автор, который, тем не менее, считает, что китайская программа представляет собой что-то вроде «PR-уловки».
Влияние инициативы «Один пояс — один путь» в статье рассматривают на примере Пакистана — одной из ключевых стран для транзита китайских товаров. Важным инфраструктурным звеном является трасса протяженностью более тысячи километров, которая соединяет отдаленную провинцию Синьцзян на западе Китая с северным Пакистаном, и далее с портом Гвадар на берегу Аравийского моря. Гвадар перешел под контроль Китая в 2013 году, его включили в генеральный план инициативы «Один пояс — один путь». Когда Китай взял порт под свой контроль, у Гвадара было три причала, к нему не подходили автомагистрали и железнодорожные пути. Было объявлено о планах строительства 150 новых причалов. Однако шесть лет спустя в Гвадаре ничего не изменилось. И это не исключение, утверждает издание. Азиатский банк инвестиций, созданный в 2016 году с большой помпой для удовлетворения «огромных потребностей инфраструктуры» континента, фактически выделил менее миллиарда долларов за первые три года своей работы, пишет Foreign Policy.
«Это всё, что вам нужно знать об инициативе "Один пояс — один путь". Это чуть больше, чем PR-уловка, состоящая в основном из переупаковки ранее объявленных проектов, многие из которых отложены или отстают на несколько лет от графика», — говорится в публикации Foreign Policy.
КОММЕНТАРИИ