«Западные санкции не смогли разрушить экономику России» — еще совсем недавно подобные заявления звучали со всех высоких трибун. И основания для таких утверждений действительно были: если в марте Всемирный банк прогнозировал падение российского ВВП на 12 %, то летом прогноз был скорректирован до 4 %. Сегодня с тех же трибун уверяют, что Россию не ослабит и частичная мобилизация. Экономисты рассказали Русской редакции Азаттыка — Сибирь.Реалии, почему она станет куда более действенным механизмом разрушения экономики, чем любые санкции.
«Самые ценные для экономики люди»
— Мобилизация — это намного больший удар по экономике России, чем начало войны в Украине. Мы видели, что после 24 февраля экономика страны не разрушилась. В первые недели была паника на финансовых рынках, но ее удалось купировать. Тот факт, что Центробанк стабилизировал рубль и остановил рост цен, фактически означал, что кризиса как такового в России нет. Санкции — да, они подрывают экономику, но подрывают ее в долгосрочной перспективе. Все, что касается поставок оборудования, например, будет иметь свои последствия к середине следующего года. А пока из-за роста цен на энергоносители России вполне удалось скомпенсировать те потери, которые она понесла из-за санкций. Так что, если смотреть на ситуацию из августа, например, то война по большому счету никакого серьезного удара по экономике на нанесла, — говорит доктор экономических наук Владислав Иноземцев. — А вот то, что произошло сейчас, — это, конечно, гораздо более радикальный удар. Прежде всего потому, что это прямой шаг к началу ядерной войны. Если Россия решит применить ядерное оружие, ее вообще вышибут из мировой экономики. Последствия будут страшными, включая полное торговое эмбарго.
— В ответ на аннексию территорий и ядерный шантаж экономические санкции ужесточатся, к ним полностью присоединятся такие страны, как Индия и Китай. В результате Россия может оказаться в такой экономической изоляции, в какой сейчас находятся Иран и Северная Корея, — полагает Илья Сегаль, профессор экономики Стэнфордского университета. — Заметим, что в Иране уровень жизни в четыре раза ниже, чем в России. О Северной Корее я уж и не говорю. Так что падать еще можно довольно далеко.
Однако полная изоляция России — не самый серьезный ущерб от мобилизации.
— С точки зрения экономики еще больший эффект будет иметь выдергивание большого количества трудоспособного населения, — считает Илья Сегаль. — Это не только 300 тысяч мобилизованных, о которых пока что объявлено, но еще и люди, покинувшие страну, чтобы избежать мобилизации, — я слышал, что их более 200 тысяч. А есть еще и те, что уходят с работы, чтобы скрыться от повесток. Тут счет может быть на миллион — а это 1,5 % трудоспособного населения.
Владислав Иноземцев в своих подсчетах исходит из того, что из страны уехало 400 тысяч человек — и эта цифра будет расти, как и количество мобилизованных: «Сейчас из продуктивной деятельности вырвано, я думаю, не менее двух миллионов человек. Это огромный удар по рабочей силе».
Максим Миронов, профессор финансов IE Business School (Мадрид, Испания), и Олег Ицхоки, профессор экономики университета Калифорнии, оценивают предстоящие потери в 500 тысяч молодых людей за год — и это только убитыми и ранеными. «Это довольно большая цифра, особенно учитывая демографическую яму. И плюс еще миллион, а может, больше, которые просто уедут из страны», — поясняет Максим Миронов.
Демографические потери от мобилизации в разы превысят ущерб от пандемии ковида. Причем важно не только то, сколько рабочих рук потеряет экономика России, но и кому принадлежат эти руки.
— У нас в стране не так много мужчин в возрасте от 20 до 30 лет — всего 7,3 миллиона человек. И сейчас значительная часть из них либо будет призвана, либо разбежится. В любом случае их не будет, а это уже очень серьезная проблема. В ковид тоже умерло много людей — около миллиона человек. Но ковид ударил в основном по людям старше 60 лет, которые уже родили и воспитали собственных детей, завершили профессиональную карьеру. Как ни цинично это звучит, но для бюджета России это было даже выгодно, потому что можно было не платить пенсии. Путин получил возможность сэкономить деньги для войны. А сейчас уходят на фронт и уезжают из страны не пенсионеры, не инвалиды, а мужчины в возрасте от 20 до 35 лет — люди, самые ценные для экономики, — говорит Максим Миронов. — До 20 лет государство тратит на человека деньги, чтобы он вырос, получил образование, стал полноценной рабочей силой. Потом он начинает работать, а после 60 снова становится нагрузкой на экономику, поскольку ему платят пенсию, он пользуется системой здравоохранения и т. д. И сейчас уходят как раз те самые люди, которые могли работать в России, создавать ВВП и рабочие места, платить налоги и делать это в следующие 40 лет. Страна теряет людей, которые должны были приносить максимальную прибавочную стоимость, самых продуктивных и производительных. То есть ущерб для экономики не пропорционален. Это не минус 10 % рабочей силы, а минус 30 %, потому что это люди самые образованные, активные и продуктивные, которые создают намного больше ВВП, чем средний работник.
«Падение ВВП в IV квартале будет больше, чем в первые три»
Пока сложно сказать, какие отрасли пострадают от мобилизации больше остальных.
— Прошло слишком мало времени, мы не можем оценить, какие люди потеряны для экономики. Конечно, можно предположить, что какой-нибудь малый бизнес по лесозаготовкам в Иркутской области пострадает очень сильно, потому что там могут забрать всю бригаду. Но и большие компании под ударом. Человек, который работает где-нибудь в Сбербанке или РЖД, он, конечно, слышит заявления, что ему дадут бронь. Но пока ему об этом говорят по телевизору, его коллег хватают на улице и везут на сборные пункты. И он не может быть уверен, что если его тоже схватят, то начальство его вытащит. Поэтому я подозреваю, что, даже несмотря на все разговоры о брони, люди будут пытаться по возможности скрываться. А значит, в крупном бизнесе тоже будут потери. Конечно, в любом случае малый бизнес потеряет больше. Но с другой стороны, он более гибкий, ему будет легче приспособиться к ситуации, в то время как крупному бизнесу адаптироваться будет гораздо сложнее, — полагает Владислав Иноземцев. — Целые отрасли сейчас поставлены в очень тяжелое положение. Так, параллельный импорт, который правительство налаживало или, по крайней мере, призывало налаживать в течение последних месяцев, он сейчас остановится только потому, что требовал сотен людей, которые занимались поиском новых контактов и точек сбыта. Все это сейчас будет полностью разрушено. Поэтому я думаю, что падение ВВП в IV квартале будет больше, чем в первые три.
Экономисты не видят способа смягчить тяжелейший удар мобилизации по трудовым ресурсам.
— Эффект для экономики будет либо плохой, либо очень плохой, либо ужасный, — считает Максим Миронов. — Все будет зависеть от того, как будет действовать правительство. Оно уже начало как-то сортировать призывников — кого можно призывать, кого нельзя. Думаю, сейчас резервистов разделят на категории, чтобы не встали ключевые проекты. Власти будут стараться минимизировать ущерб для экономики, чтобы он был просто большой, а не очень большой. Не знаю, насколько у них это получится, потому что для рационального человека очевидно: если тебя не призвали сегодня, завтра все может поменяться.
Если бы «частичная» мобилизация стала еще и избирательной, результат от этого не изменится — удалось бы выиграть лишь немного времени.
— У нас есть огромное количество людей незанятых — порядка трех миллионов. Есть огромное количество людей бесполезных — например, 700 тысяч охранников, 100 тысяч персональных водителей. И это еще не говоря про гигантскую силовую систему, — напоминает Владислав Иноземцев. — Так что если бы к мобилизации подошли более-менее разумно, то, наверное, удар по экономике можно было смягчить. Но именно смягчить, не более того. Потому что в любом случае принудительная мобилизация вызывает у людей очень большое ощущение угрозы и выключает их из рабочего процесса, из нормальной жизни. Так что даже если бы получилось провести мобилизацию более умно, то все равно эффект был бы тот же самый, что мы видим сейчас.
То, что мобилизация проводится без оглядки на экономический ущерб, экономист Александра Суслина объясняет тем, что у государства сейчас другие приоритеты.
— Россияне гадают: как же так, почему мобилизуют, например, металлургов, которые работают на оборонную промышленность? Это же не логично. Ответ в том, что люди, принимающие решения, руководствуются вовсе не логикой. Любому здравомыслящему человеку очевидно, что если мы хотим обеспечить армию вооружением, то не нужно забирать сотрудников оборонных предприятий. Если мы хотим создать автономное высокотехнологичное производство, как нам утверждают с экранов, то, наверное, не нужно создавать ситуацию, при которой из страны уезжают ученые, айтишники и другие высококвалифицированные специалисты. Но тем не менее все это происходит. Власти озвучивают одни цели, а предпринимают действия, приводящие к противоположному результату. Чем это объяснить? Либо тем, что цели озвучены не вполне честно, либо тем, что государство сейчас не думает ни о чем, кроме своего приоритета — расширения границ.
«Дьявол, как всегда, в деталях»
Попавшие под частичную мобилизацию граждане будут иметь статус и денежное содержание, как у военнослужащих по контракту. А значит, они будут получать денежное довольствие в размере 205 тысяч рублей в месяц. Экономисты считают, что эти расходы не станут серьезным бременем для бюджета России.
— Здесь нет проблем вообще. Давайте посчитаем: 300 тысяч или более мобилизованных, по 200 тысяч каждому — получается никак не больше миллиарда долларов. Эта сумма, которая на войну в Украине тратится за полтора-два дня. Для бюджета России это вообще ни о чем, — поясняет Владислав Иноземцев.
— Но в год получается около триллиона рублей...
— Я убеждён что никаких 200 тысяч в месяц мобилизованным платить никто не будет, умножать тут ничего не надо. Как и гробовых платить тоже не будут — в лучшем случае каждому десятому, остальные просто будут без вести пропавшими.
Илья Сегаль оценивает выплаты мобилизованным — если исходить из того, что их 300 тысяч, — в пределах 1 % процента бюджетных расходов России.
Максим Миронов отмечает, что на зарплатах, если понадобится, можно и сэкономить.
— Всех могут кинуть просто потому, что зачем платить, если людей и так забрали силком? Очевидно, что от этого они будут служить не лучше и не хуже. Если тебе перестали платить, что ты сделаешь? Ты же не дезертируешь и не пойдешь в суд, чтобы отстоять свои права. Поэтому если решат не платить, то что-нибудь придумают. Дьявол, как всегда, в деталях. У властей много способов, если понадобится, сократить выплаты, которые они же сами сейчас обещают. Теперь, когда на референдумах приняты в состав России новые территории, можно отправить туда служить обычных призывников — и они уже не будут считаться участниками военной операции. Они ведь служат на территории России-матушки: мол, «мы пригородили территории — и вы теперь защищаете исконно русские земли». Что в Донецкой области служить, что в Новосибирской — после 30 сентября с точки зрения российского законодательства это равнозначно. Никто ведь не платит 200 тысяч рублей в месяц за службу в Новосибирской области? И там не будут платить. Тем, кто сейчас в Белгородской области служит, — им же ничего не платят, хотя они там фактически воюют, по ним ракеты прилетают — и ничего. Потому что считается, что они на территории России, не в Украине. Тем, кто будет осуществлять вылазки, чтобы уничтожать «фашистскую хунту», — им, скорее всего, платить станут. Но это будет всего несколько тысяч человек.
Первый зампред думского комитета по строительству и ЖКХ Владимир Кошелев сообщил, что в Госдуму будет внесен законопроект о выплате государством ежемесячных платежей по ипотеке и автокредитам мобилизованных граждан. Эти расходы также не станут серьезным бременем для государства.
— Зарплаты, ипотека — глобально все это копейки. Звучит громко, но в России исторически маленький ипотечный рынок. Как правило, ипотеку берут состоятельные люди, средний класс, а он как откупался от армии во все времена, так и будет откупаться. Поэтому я не думаю, что среди мобилизованных будет большое количество людей с ипотекой, эти выплаты не станут большой нагрузкой на бюджет, — считает Максим Миронов.
Семьям погибших военнослужащих положены страховка и единовременное пособие в размере 7,421 миллиона рублей.
— Давайте представим, что погибнут 100 тысяч человек и за каждого будут платить 7 миллионов рублей «гробовых». 700 миллиардов — большая сумма, но это лишь 3 % госбюджета. К тому же неизвестно, будет ли государство вообще выплачивать эти суммы: пропавшим без вести, например, не заплатят ничего. Но даже если объявленные правила будут соблюдаться, это не станет катастрофой для бюджета, — полагает Владислав Иноземцев. — Более того, мы должны понимать, что одно дело — это выдать деньги Министерству обороны, где их украдут, как это уже было, например, с программой перевооружения армии, и другое дело — раздать живые деньги родственникам погибших. Они в любом случае их потратят, и это деньги, которые не уйдут за границу, они поддержат внутренний рынок, как бы ни цинично это звучало. В любом случае, я не вижу здесь безумного перенапряжения бюджета.
Максим Миронов считает, что нет особенного смысла обсуждать выплату «гробовых», потому что, скорее всего, ее вообще не будет. «Объявят ли погибших пропавшими без вести, чтобы не платить, — детали здесь не важны. Захотят — не заплатят, первый раз, что ли? Никогда у Путина с этим не было проблем, и в этот раз не будет».
По мнению Максима Миронова, все выплаты мобилизованным и их родственникам — это намного меньше, чем ущерб экономике России, который наносят санкции и политика страны в целом. «Здесь проблема в другом: все это ударит по экономике, потому что людям придется не только платить зарплаты, но и оплачивать их содержание — а это уже большие затраты».
— Существенно больших расходов, чем на зарплаты, потребует обеспечение мобилизованных питанием, одеждой, жильем, оружием и, конечно же, обучение, — согласен Илья Сегаль. — Такие расходы должны быть существенными, поскольку в противном случае использование мобилизованных на фронте не повлияет на ход боевых действий и приведет к огромным потерям.
«Корова, которая уже подыхает»
Найти деньги на содержание армии и ведение военных действий после начала мобилизации будет намного сложнее.
— То, что сейчас люди уходят из экономики — или на войну, или сбегают через все границы, — приведет к падению сбора налогов. Их попытаются восполнить — например, сейчас собираются увеличить налог на недвижимость. Но этот ресурс ограничен, поскольку экономика и так находится в тяжелом состоянии. Если посмотреть на сборы налогов, они сильно упали. В апреле НДС снизился более чем в 2 раза. И это как раз намного лучше отражает реальное положение дел, чем статистика Росстата. Сборы падают и потому, что тяжелее стало производить из-за санкций, и потому, что народ обеднел. Если в такой ситуации попробовать увеличить сборы налогов, то это будет похоже на попытку надоить больше молока с коровы, которая уже подыхает. Она просто не сможет выдать больше молока, и все это закончится не очень хорошо, — поясняет Максим Миронов.
Александра Суслина напоминает, что сейчас уезжают люди с хорошим образованием, с деньгами, — это означает потерю высококвалифицированных кадров и потенциальных инвестиций.
— Те, кто могут, выводят бизнесы из страны. А это уже потеря реальной налоговой базы. Не потенциальной — когда кто-то мог что-то изобрести, но уже не изобретет, — а реальной. Был бизнес — и вот он перестает работать или перестает быть налоговым резидентом России.
Тем не менее Александра Суслина не сомневается, что средства на продолжение военных действий будут найдены.
— До всех событий 2022 года можно было рассуждать о бюджете с точки зрения экономики. А сейчас мы говорим о бюджете как о некоем инструменте финансирования военных действий. В приоритете вовсе не экономический рост, не обеспечение жильем многодетных семей, не улучшение жизни пенсионеров и прочее. Приоритет — расходы на войну. А значит, даже если у бюджета нет денег, то на военные цели они будут найдены. Другой вопрос — за счет чего.
Скорее всего, недостающие средства попытаются получить за счет перераспределения расходов.
— Других вариантов нет, потому что возможность занимать на рынке ограничена. Международный рынок закрыт, а российский рынок долга небольшой. Уже в июле дефицит бюджета был довольно большим — 10 % ВВП в годовом исчислении. Это много для страны, которая лишена возможности занимать. Поэтому я думаю, что мы увидим скорее перераспределение расходов: какие-то другие статьи будут сокращаться. В какой-то момент возможен и дефолт по выплатам военнослужащим, — считает Максим Миронов. — Самое простое — сокращать расходы, которые не завязаны на людей напрямую. Это инвестиции в глобальные проекты, траты на строительство больниц, дорог — в общем, все то, что напрямую не завязано на людей. Того, что называется «резать по живому», — этого, скорее всего, не будет. У Путина и так не все хорошо с поддержкой населения после мобилизации, и если начать сокращать социалку, можно получить серьезные проблемы.
— Все наши прорывные нацпроекты, о которых было столько разговоров, ради которых повысили НДС, — скорее всего, будут заморожены. Все расходы, что можно перенести, — перенесут. То есть обещания, которые были даны с экранов, легко могут быть забыты, — говорит Александра Суслина.
— После объявления о мобилизации активно стали циркулировать слухи о закрытии границ, а военкомы нескольких регионов выпустили распоряжения о том, чтобы граждане, находящиеся в запасе, не покидали регион или страну. В итоге границы пока не закрыли. А если бы закрыли, какое влияние на экономику это могло бы оказать?
— Закрытие границ, на мой взгляд, на современном этапе развития общества — это окончательное превращение страны в изгоя, полное отключение ее от мирового рынка технологий, обмена опытом и инвестиций, это путь к технологическому отставанию на долгие годы. Кроме того, это путь к установлению диктатуры и окончательному разрушению институтов гражданского общества. Ошибка думать, что физический запрет на выезд поможет сохранить кадры и тем самым повысит производительность экономики или обеспечит технологический суверенитет. В современном мире прогресс достигается за счет международного сотрудничества и импорта наилучших практик, а не за счет принудительного труда ученых в «шарашкиных конторах».
«Эти люди будут потеряны навсегда»
Ущерб, который мобилизация нанесла трудовым ресурсам, а значит, и всей экономике России, не удастся быстро возместить даже после окончания войны.
— Это самый большой и самый долгосрочный ущерб, он будет сказываться десятки лет, — полагает Максим Миронов. — Все остальные эффекты войны — они текущие. Даже самые страшные санкции, даже гигантские репарации — все это решается элементарно. Путина скидывают с престола, или он умирает, Россия выводит войска из Украины, к власти приходит адекватный правитель, он договаривается о репарациях, со страны снимают санкции. Проходит несколько месяцев, экономика начинает расти, Россия восстанавливает международную торговлю, возвращаются «Тойоты» и прочие «Икеи» — все это вопрос нескольких месяцев, максимум года, потому что современный рынок товаров и капитала очень мобильный. Все это не проблема. А вот люди, которых сейчас чисто физически потеряет Россия, — огромная проблема. Этот большой ущерб будет растянут во времени, он будет ощущаться очень долго.
Лишь части людей, уехавших из России после начала мобилизации, удастся вернуть обратно.
— Молодые люди в самом продуктивном возрасте начнут строить свои семьи в других странах. За год-два они там обоснуются, и, даже если Путин через несколько лет уйдет, совсем небольшой процент уехавших решит вернуться. У них уже будет работа, будет налажен быт, дети будут ходить в местные школы и университеты, и возвращение в Россию будет чревато большими издержками. Это стандартная ситуация: если люди уехали и начали обустраиваться в других странах, лишь часть из них возвращается на родину при нормализации ситуации, — говорит Максим Миронов. — Так что, даже если к власти в России придут адекватные люди и начнут вести себя хорошо, многие уехавшие уже не вернутся, они будут потеряны навсегда. Поэтому чем быстрее все закончится, тем больший процент уехавших удастся получить назад, поскольку они еще не успеют пустить корни на новом месте.
Александра Суслина отмечает, что количество людей, которые вернутся в Россию, будет зависеть не только от того, насколько им удастся устроиться на новом месте, но и от того, какие санкции государство решит к ним применить.
— Если «СВО» закончится, но будет считаться, что те, кто уехали, — это враги народа, преступники, которых надо поскорее посадить в лагеря, то, конечно, не вернется никто из тех, кто в своем уме. Если же карательных мер не будет, то какая-то часть людей вернется даже без смены режима. Потому что уехали не только те, кто не согласен с режимом, но и те, кто просто не хочет воевать. По объему уехавших видно, что их все устраивало, пока их не призвали. У них не было никаких проблем с властью. Вот они вполне могут вернуться, и в общем-то, для России это неплохо.
Если говорить о среднесрочной и долгосрочной перспективе, то еще до событий 2022 года в России ожидалась демографическая яма, связанная со спадом рождаемости девяностых — начала двухтысячных годов. Сейчас эта яма будет еще глубже.
— Все меры поддержки рождаемости, материнский капитал — это же не просто так было придумано, а чтобы стимулировать рождаемость, сдвинуть структуру населения в пользу увеличения числа молодых, повысить общую численность населения. А сейчас мы столкнемся с огромной убылью — часть людей погибнет, часть уедет. Плюс многие женщины в такой ситуации не захотят рожать: в тяжелые времена легче с тем количеством детей, которые у тебя уже есть, о будущих ты уже не думаешь. Чем бы ни закончилась спецоперация, эта демографическая яма только увеличится. Число пенсионеров будет расти, а притока молодых работников им на смену не произойдет. Станет тяжелее обеспечивать пенсии: каждое поколение пенсионеров получает пенсию из того, что платит текущее поколение работников. Это тоже долгосрочная проблема, о которой сейчас никто не вспоминает, но помнить о ней нужно. Мобилизация с экономической точки зрения — это лишение страны самого важного ресурса — человеческого, — считает Александра Суслина.