ПОСЛЕ АПЕЛЛЯЦИИ
Подав апелляционную жалобу на приговор суда, я поехал – по желанию администрации – ждать ответа в другую тюрьму этой же области. Там я пробыл три месяца.
Прибыв обратно, я попытался доказать, что у меня общий вид наказания, а не строгий, тем самым насторожил заместителя начальника тюрьмы. Он, во избежание конфликта, снял меня с общего этапа и сказал, что я прав и поеду на общий режим. Без задней мысли я начал ждать этапирования на общий режим, так как лагерь располагался рядом с городом, где я проживал.
Но вечером пришел дежурный помощник начальника следственного изолятора и сказал, что, согласно приказу начальника, меня будут этапировать прежним маршрутом – в лагерь строгого режима. Это значило – к черту на кулички!
Ночью меня увели в транзитную камеру для этапирования. В транзите находилось еще восемь человек, но этапа они ждали на общий режим. У меня затеплилась надежда, что я тоже поеду с ними. В четыре часа ночи прибыл автозак с двенадцатью охранниками, что уже было из ряда вон выходящим событием, так как очень редко зэка этапируют одного, да еще с таким количеством охраны. На мой вопрос начальнику караула, зачем столько охраны и почему меня везут одного, я получил краткий ответ, что это приказ.
В «СТОЛЫПИНСКОМ» ВАГОНЕ
Когда меня погрузили в «столыпинский» вагон (для перевозки заключенных), то я вызвал оживление у других зэков, которые ехали с юга на север и восток для отбывания наказания в разных лагерях Казахстана. Ведь обычно заключенного возят одного в том случае, если он особо опасен либо «ярый козел» – пособник администрации тюрьмы из числа осужденных. Эти пособники издеваются над такими же, как и они сами, прикрываясь силой «мусоров».
Внешне на особо опасного я похож не был, поэтому в камере подвергся шутливому допросу: кто, откуда, почему? Убедившись, что «козлом» я не являюсь, мне предложили потрапезничать. Видя, что предложение лишь формальное, я отказался. Соседи по камере оказались весьма авторитетными людьми в преступной среде, их знали повсеместно, но я об этом узнал после.
Раньше в «столыпинах» в камеры забивали по шестнадцать-восемнадцать человек. Чтобы вы поняли, каково это, представьте стандартное четырехместное купе в поезде и то, как разместить их в нем.
АМБАЛЫ С ДУБИНКАМИ
Утром мы прибыли в транзитную тюрьму в столице, чтобы отсюда продолжить дорогу в лагеря на востоке. Сами по себе все транзитные тюрьмы разные, общее у них одно: антисанитария, клопы, вши. Да и персонал – где-то жестокий, где-то более лояльный – не допускает унижения человеческого достоинства.
После очередной погрузки мы утром прибыли в последнюю транзитную тюрьму, откуда должны были попасть уже в лагерь. Могу сказать, что, когда мы туда приехали, тюрьма считалась людской, то есть на ходу. Когда же меня вывозили из лагеря (за то, что я доставлял беспокойство руководству лагеря написанием жалоб), тюрьма уже была режимная, где зэки уже ничего не решали, хозяева были «менты».
Вот тогда я и столкнулся в первый раз, но не последний, с бесчеловечным отношением людей в форме к зэкам. На эту тюрьму нас завезли двоих, у второго срок составлял полгода, так что рассчитывать на то, что он сможет совместно противостоять «мусорскому беспределу», не приходилось. О тюрьме мы уже были наслышаны от других зэков, которые проезжали ее транзитом.
С автозака мы слезли спокойно, нас встретили на «будьте любезны», но только мы перешагнули порог, я, мягко скажу, обалдел! Нас ждал живой коридор из здоровых амбалов, одетых в камуфляж, с масками на лице, и чрезмерно большими дубинками. И как бы я ни готовился к этапу, зрелище впечатлило.
Раздался громогласный приказ: «Бегом!» У меня даже уши заложило, я шел быстрым шагом, но им не понравилось, что я не бегу, и в ход пошли дубинки. К процедуре обыска я подошел еле передвигая ноги. Обыск им не нужен был, все вещи разорвали, а меня пинками, как мячик, выпнули в одних трусах в другое помещение.
После того, как я укусил одного за ногу, меня заковали в наручники. А укусить пришлось из-за того, что, подняв меня в согнутом виде, задницей вверх, начали бить по ягодицам длинной, больше стандартных семидесяти трех сантиметров, дубинкой.
Боль, я вам скажу, бешеная, я никогда в жизни так не орал, даже когда меня на улицах забивали толпой. И, вися вниз головой, единственное, что я мог сделать, – укусить. Меня с размаху шарахнули об пол и пропинали так, что я влетел в другую комнату, как шар в лузу, больно ударившись головой об стенку.
