Алматинская барахолка — торговая территория из нескольких рынков, где продают одежду, обувь, товары для дома и прочий ширпотреб, — возобновила работу после двухмесячного простоя из-за карантина. Чем живет базар, на котором кормятся тысячи семей?

Северное кольцо, вдоль которого тянется вереница вещевых рынков, — одна сплошная автомобильная пробка. Пыхтящие смрадом грузовики и автобусы, юркие легковушки, шум клаксонов и густой смог... Трудно представить, что еще две недели назад эта улица пустовала — из-за карантина непродовольственные базары не работали.

После почти двух с половиной месяцев простоя рынки возобновили работу. Охранник в униформе с бесконтактным градусником встречает покупателей на входе, измеряет температуру и отправляет пройти через пластиковый тоннель, где распыляется антисептик. На земле расчертили указатели — по какому направлению следует передвигаться. «Отклоняетесь» от стрелок — охранник делает предупреждение.

«НЕТ НИ ТОВАРА, НИ ДЕНЕГ НА ЕГО ЗАКУП»

10 часов утра.

Торговцы рынка «Кенжехан», что на северной окраине барахолки, приступают к работе: открывают контейнеры и раскладывают товар.

Некоторые срывают листы бумаги «Опечатано» и снимают навесные замки. Повсюду предупреждающие надписи: «Без масок не входить!»

На рынке малолюдно, даже пустынно. Встав в конце торгового ряда, можно увидеть другой его конец. Обычно здесь не протолкнуться: тысячи покупателей стекались сюда каждый день, несмотря на заторы на дорогах и отсутствие удобств, еще тысячи — торговцы, грузчики, тележечники, повара, парикмахеры — зарабатывали себе на жизнь.

Женщина, раскладывающая на прилавке детскую одежду, не хочет говорить. Показывает на соседку, которая разбрызгивает воду перед своим контейнером: «Айнур хорошо рассказывает, спроси у нее».

— Граница закрыта. Товара нет. К тому же всё подорожало, — начинает рассказ Айнур.

— Продаем остатки, — подключается к беседе женщина, которая не хотела говорить.

— И даже они дорого стоят! — говорит Айнур.

Торговцы жалуются, что ходового товара нет: когда барахолку закрывали, была ранняя весна, сейчас нужен летний ассортимент.

— Сегодня поехали за товаром. Всё дорого. Цены выросли на 300–500 тенге за вещь. Нет ни товара, ни выбора, — продолжает Айнур. — Два месяца просидели без работы. Надо платить за аренду квартиры. Еще не заплатила. Это долги. Рынок только открылся, теперь заработаем и отдадим. Приходят один-два человека. Сейчас ни у кого нет денег.

Женщина средних лет по имени Мариям торгует у самого начала вещевого ряда.

— Распродаю остатки. Нет ни товара, ни денег на его закуп. Второй день торгуем, покупателей нет. Два месяца довольствовались тем, что бог пошлет. Пособия хватило лишь на мое лечение. Все, — описала свою ситуацию женщина.

Пособие, о котором говорит Мариям, правительство назначало потерявшим доход во время чрезвычайного положения, действовавшего из-за пандемии коронавируса с 16 марта по 11 мая. По данным министерства труда и социальной защиты населения, заявки на получение пособия в размере 42 500 тенге (около 100 долларов) подали восемь миллионов человек. 4,5 миллиона человек, или четверть населения страны, получили пособия.

Продавцы встречают с улыбкой, но услышав, что перед ними — журналист, стараются уйти от разговора.

Сабина, развешивающая шапки и кепки, говорит, что вышла на работу в попытке продать то, что есть. Товара на лето у нее нет.

— Это вещи, которые остались с весны. Хоть бы потраченные на них деньги «отбить». В таком же положении и другие торговцы, — говорит она.

«БЫЛО ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО»

Женщина с болтающейся на подбородке медицинской маской сортирует в другом контейнере вещи, часть складывает в большую клетчатую сумку. В контейнере — женская одежда. Многие платья в складках, сильно мятые, — видимо, долгое время хранились в сложенном виде.

— Собираю весь зимний товар. А что еще делать? Кто их купит? Сложим на хранение, зимой будем продавать, — говорит она.

Назвать свое имя она отказывается. На мой вопрос, как жилось в течение двух месяцев карантина, сердито отвечает:

— Замучились без работы, сидели дома. 42 500 тенге нам не выдали! Не начислили мне.

— На что вы жили?

— Муж работал. Жили на его зарплату.

— Тяжело было?

— Конечно! Очень тяжело.

Два контейнера напротив стоят закрытыми.

— А где люди из контейнера напротив? — спрашиваю я.

— Закрылись. Закроются. Денег нет. Что им теперь делать? Мы надеемся, что ситуация изменится... До свидания!

«НЕЛЕГКО ПРИХОДИТСЯ...»

В той части рынка, где торгуют строительными материалами, тоже пусто. Пара небольших грузовиков и несколько человек. Перед контейнером, где продают межкомнатные двери, стоят женщина пенсионного возраста и мужчина средних лет.

— Мы только открылись. Вчера было много людей. Сегодня мало. Через месяц всё станет понятно, — говорят они.

— Некоторые торговцы одеждой продают товар по низким ценам и сдают контейнеры. Как на вашей части рынка? — интересуюсь я.

— С нас не стали брать арендную плату за два месяца. Кто будет сбегать? Никто не сбежит. Все сидят как обычно.

В рядах в глубине рынка продавцов больше, чем посетителей. Двое пожилых мужчин играют в нарды на столе между контейнерами с металлоизделиями и стеклопакетами.

— Как торговля? — спрашиваю я.

— Вот так, — рассмеялись они, показывая на нарды.

Стоявшие рядом продавцы тоже рассмеялись.

Перед контейнером по продаже линолеума сидит мужчина в маске. 47-летний Абдрахман говорит, что он «просто продавец».

— Вчера подняли цены на все товары. Накинули по 50–70 тенге. Сказали, что поступит товар, цены снова поднимутся. Не знаю, из-за чего они растут.

— Кто их поднимает?

— Посредники. Товар к нам поступает из России. Из Самары. Границы ведь закрыли. Наверное, с этим связано. Они смотрят на доллар.

— Но ведь курс доллара снижается?

— Ничего не поделаешь. Какую цену назовут, такую и ставим.

У Абдрахмана двое детей, живет на съемной квартире в Алматы.

— Нелегко. Нелегко приходится...

— Как вы кормили семью, когда не было работы?

— Получал пособие.

— Хватало этих денег?

— Нет, конечно. Но старались растянуть. Хозяин квартиры не взял оплату на первый месяц. Во второй месяц вместо 120 взял 80 тысяч тенге. Спасибо ему. Нелегко... Надо искать выход. Стараемся...

Возле склада стройматериалов грузчик укладывает мешки с цементом на багажник на крыше старой «Волги». 45-летний водитель Ерлан зарабатывает доставкой грузов. Ерлан жалуется, что за время карантина залез в долги.

— Сейчас за овощи, за которые раньше отдавал три тысячи тенге, отдаешь все шесть тысяч тенге. Подорожало в два раза! Как мы должны выживать?.. Пособие дали совсем никакое. Всем нужно было выдать его, никого не обделяя. Нас всего 18 миллионов человек. Многого не просим. Это всего лишь сто долларов! Дали один раз. Жену отправили в отпуск без содержания. Ей пособие не дали. Пришел отказ, — говорит он.

Ерлан слышал о возможном «усилении карантина в Алматы и вероятном закрытии некоторых объектов. Главный санитарный врач города Жандарбек Бекшин 3 июня предупредил, что ограничения могут ужесточить — из-за растущего числа заразившихся коронавирусом. Бекшин отметил, что «некоторые объекты, несмотря на систематические предупреждения, часто нарушают требования карантина, и они будут закрываться».

Водитель Ерлан считает, что рынки закрывать нельзя.

— Если снова закроют, народ не выдержит. Как семьи кормить? — вопрошает он.

«КТО ВОЗЬМЕТ НАС НА РАБОТУ?»

Продуктовые ряды на рынке «Казына», прилегающем к «Кенжехану», еще не открылись. Несколько торговцев убираются в контейнере. Они приехали после того, как администрация рынка сообщила о предстоящем визите комиссии из акимата, которая решит, разрешать торговлю или нет.

— Когда закрывали, говорили, что это на два-три дня. Если бы мы знали, что так будет, то вывезли бы всю продукцию. Я живу в селе Кокозек в Алматинской области. Я трижды подъезжала к блокпосту — не пропустили. Всё испортилось. Мы тогда как раз закупились товаром на Наурыз. 30–40 килограммов катыка, творога — всё испортилось, — негодует Гульбаршын-апай, живущая в пригороде.

К контейнеру Гульбаршын-апай подтягиваются другие продавцы. Они тоже не скрывают возмущения.

— Конфеты испортились. Шоколад тоже, теперь его никто не купит.

— Не на что закупаться. Мы разворачиваем всех поставщиков.

— Они подняли цены на товары? — спросил я.

— Еще как. Кефир привозили по 180–200 тенге, сейчас продают по 250–300 тенге. Муку доставляли по 8700 тенге за мешок, сейчас по 9500 тенге. Все столовые [на барахолке] берут продукты в долг...

Гульбаршын-апай говорит о наболевшем.

— Честно говоря, не знали, на что хлеба купить. В последние дни было особенно тяжело. Копейки считали. Маленькие дети не понимают, что денег нет. Если видят, что другие дети едят мороженое, они тоже просят. Набрала в магазине продукты в долг. Надо приступать к работе, чтобы закрыть эти долги. Свекровь пенсионерка. Ее пенсии едва хватает на лекарства. Бесплатные лекарства от государства ни на что не годны. Самое необходимое мы сами покупаем. Тяжело. У кого ни спросишь, у всех так. Денег нет. Перед закрытием я увезла отсюда 100-килограммовый мешок муки. Готовила пироги, пекла. У меня дома внуки. А что делать? — рассказывает она.

Торговцы показали на несколько закрытых контейнеров: «Эти не смогли оплатить аренду и закрылись». На контейнерах надпись: «Продается» — и номера телефонов.

49-летний Талгат, торгующий бытовой химией, говорит, что у него три кредита. Он недоволен тем, что власти пока не разрешают открыть контейнеры в ряду, где он торгует.

— 78 дней сижу без заработка!

— Пробовали искать работу?

— Я хотел устроиться на работу по дезинфекции улиц. Знакомый дал два номера телефона. Я звонил, но мне не ответили, сбросили звонок. Так и не взяли.

— Кто возьмет нас на работу? — подключается другой продавец, женщина средних лет.

— Спрашивают, есть ли семья, дети, какой возраст. Когда говорю, что у меня пятеро детей, даже слушать не хотят, — говорит Талгат.

В администрации рынка «Казына» сообщили, что «выполнили все требования властей и теперь должны открыться».

— Десятки продавцов ждут открытия рынка. Звонят по 100–150 раз в день. Они готовы съесть меня, — говорит заместитель директора администрации «Казына» Канат Токеев.

4 июня администрация рынка сообщила об открытии продуктовых рядов.

«ЗАРАБАТЫВАЛИ НА ЭТОМ РЫНКЕ»

При входе на рынок «Арлан» торгуют коврами, шторами и другими товарами для дома. Здесь оживленно. В глубине рынка, где продают ткани, платки, одеяла, людей почти нет.

Женщина, торгующая чапанами, не хочет представляться. Едва мы заговорили, к контейнеру подошли две покупательницы. Они спросили цену, попросили уступить. Продавец быстро согласилась, сложила товар в пакет и передала покупательницам, которые рассыпались в благодарностях.

— Мы много уступаем! Посмотрите на доллар. Сейчас хоть немного упал [курс доллара]. Вещи, которые мы привозим, подорожали в цене. Каждая вещь подорожала на две тысячи тенге. Ничего не продается... Все объекты нужно открыть, чтобы пошла торговля...

Продавец говорит, что во время карантина получила государственное пособие. Она рассмеялась, когда я спросил, хватило ей 42 500 тенге.

— Не могу сказать, что хватило... У меня трое детей. Старший учится в университете. Я еще не оплатила его учебу. Мы живем на съемной квартире. Нужно и ее оплачивать. Скидку на аренду нам не делали...

На рынке «Арлан» много закрытых контейнеров.

— Это контейнеры людей из Кыргызстана. Они не могут перейти границу, — объяснили торговцы.

Трое или четверо граждан Кыргызстана, беседовавшие в магазине, где торгуют лоскутными одеялами, говорят, что не стали возвращаться на родину во время карантина и приступили к работе сразу же после открытия рынка.

— Моя жена — гражданка Казахстана. Наши дети здесь учатся. Уехавшие кыргызстанцы теперь не могут вернуться.

— Как они там живут?

— Не знаем. Все они зарабатывали на этом рынке. Родственники, наверное, помогают. Спрашивают, когда откроют. Ничего не известно.

— Много людей не могут пересечь границу?

— Почти все закрытые контейнеры принадлежат кыргызстанцам.

— Супруга этого парня уехала в Кыргызстан. Третий месяц не может вернуться. Стоит заговорить о его жене, он готов расплакаться. Ха-ха-ха!

«ЕЩЕ И ПРАВНУКА БУДУ РАСТИТЬ»

Вдоль торговых рядов расположены несколько столовых, мастерских по ремонту мобильных телефонов и ломбардов. В парикмахерской беседуют три человека. Посетителей нет.

— Как работа? — спросил я.

— Клиентов нет. У них, должно быть, тоже нет денег.

— Вы на аренде?

— Да, платим аренду.

— Как же это вам удастся?

— Не знаем. Пока дали отсрочку по кредитам на три месяца.

В небольшом киоске чуть поодаль две женщины готовят еду. Одна заворачивает сосиски в тесто, другая жарит их в масле.

— Фатима, мне 62 года, — представилась одна из них.

— Меня зовут Бактыгуль, мне 48, — говорит вторая.

Женщины работают второй день. Фатима жалуется, что спроса нет:

— Два месяца были дома. Один день сытые, другой — голодные. Деньги на ежедневное пропитание мы зарабатывали здесь. Это две, две с половиной, три тысячи тенге... На эти деньги и жили. Кое-как удалось оплатить аренду квартиры. Владелец грозился выселить, но потом стал говорить по-другому. Карантин переживали тяжело. Как видите, работа пока не радует.

Фатима и Бактыгуль приступили к работе со дня открытия рынка. Они рассказывают, что ситуация за два месяца изменилась. Не в лучшую сторону.

— Внуки учатся. Я оплачиваю их учебу... Оплачиваю аренду квартиры. Есть два кредита.

— Всё золото лежит в ломбарде. Я оплатила лишь проценты, но выкупить пока не удается... Вот такое незавидное положение.

— Вы получили по 42 500 тенге? — задаю вопрос.

— Неа.

— Мне тоже не дали. Я пенсионерка. Оказывается, не дают.

— Когда кафе работали, дочь подрабатывала официанткой. Сейчас работы нет. Она только за один месяц получила пособие. У меня четверо детей. Один студент. За квартиру ежемесячно платим по 100 тысяч тенге.

— У меня четверо внуков и один правнук. Старшая внучка вышла замуж, будучи студенткой, и родила. Вот, я своих детей подняла, сейчас помогаю внукам. Не знаю, наверное, еще и правнука буду растить, если доживу...

— Вам нельзя сейчас отдыхать... — засмеялась Бахытгуль, подбадривая Фатиму.

Время 14:30. На улице становится жарко, внутри рынка тоже духота.

На остановке, где обычно яблоку негде упасть, безлюдно. Около десяти человек со скромными покупками стоят в ожидании автобуса. Пробка, запах гари, пыль...