Акмолинский лагерь жён изменников родины (сокращённо АЛЖИР) — одна из самых мрачных страниц эпохи сталинских репрессий. За 15 лет существования лагеря, с 1938 по 1953 год, через него прошли 18 тысяч женщин. Сейчас на его месте расположен мемориально-музейный комплекс.
Для того чтобы прочувствовать всю тяжесть лагерной жизни, в АЛЖИР нужно ехать зимой, когда ледяной колючий ветер пронизывает до костей, а тяжёлое серое небо сливается с заснеженной степью. В таких условиях оказались первые заключённые Акмолинского лагеря жён изменников родины, когда прибыли сюда зимой 1938 года, в самый разгар сталинских репрессий.
Одной из первых заключённых АЛЖИРа стала студентка Московского института инженеров транспорта Галина Степанова-Ключникова. Её арестовали вслед за мужем и приговорили к пяти годам лагерей. Период с 1938-го по 1942-й женщина провела в АЛЖИРе.
Из мемуаров Галины Степановой-Ключниковой:
«Сложенные из самана бараки, ещё не просушенные, заполняли женщины из разных городов. Больше всего было из Москвы, но были также с Украины, Белоруссии, Грузии... Вид их меня ошеломил. Все они были наголо обриты. Жалкие, страшные женщины были похожи на нелепых подростков. К весне наша 26 точка Карлага уже насчитывала 8 тысяч "алжирок"».
Попавших в АЛЖИР женщин называли аббревиатурой ЧСИР — «член семьи изменника Родины». Близкое родство с «врагом народа» было достаточным основанием для получения срока. После лагеря Степанову-Ключникову отправили в ссылку в Петропавловск. Её реабилитировали в октябре 1956-го, после знаменитого ХХ съезда Коммунистической партии, на котором был развенчан культ личности Сталина.
Галина Степанова-Ключникова оставила после себя книгу мемуаров о своей лагерной жизни, к которой мы иногда будем обращаться.
МУЗЕЙ
Весна 2024-го на севере Казахстана выдалась холодной и ветреной. В большой и застроенной Астане это чувствуется не так остро, как на открытом степном пространстве.
В селе Акмол, рядом с которым расположен мемориальный комплекс, ветер буквально сбивает с ног. Перед музеем трое работяг безуспешно пытаются закрепить на придорожном рекламном щите новый баннер с надписью: «Музейно-мемориальный комплекс "АЛЖИР"». Они никак не могут справиться со стихией: от ветра баннер болтает из стороны в сторону, металлическая лестница опасно трясётся, рекламный щит жалобно гудит.
Музей готовится к очередной памятной дате: 31 мая — День памяти жертв политических репрессий и голода. Советский Союз с избытком дал Казахстану и то и другое.
Музей построен не на месте лагеря, а в нескольких километрах от него. Сам АЛЖИР находился на берегу озера Жаланаш, и следов от мест заключения там сейчас не осталось, только камыш и деревья. Поэтому вся материальная память о временах сталинских репрессий сосредоточена в большом и неприглядном здании, облицованном грубой коричневой плиткой. Наверное, так и должен выглядеть музей тоталитаризма: чтобы от одного его вида посетители чувствовали себя неуютно.
Перед входом возвышается 18-метровый монумент «Арка скорби», который символизирует женщину, оплакивающую погибшего мужа и потерянных детей. Говорят, что под аркой принято проходить склонив голову — в память о тех, кто пережил муки АЛЖИРа.
Из мемуаров Галины Степановой-Ключниковой:
«Мелькали дни, летели ночи, то холодные зимой, то душные от казахстанского суховея летом. Вся наша жизнь сливалась в беспросветный, тяжкий, серый день. Утром перед бараком общая перекличка, потом в столовой половник жидкой каши. После завтрака работа. На ужин — та же перловая каша-размазня без признаков жира, и снова работа по 12–14 часов в сутки, без выходных».
Перед входом в здание музея установлена бутафорская вышка, откуда чучело вертухая «следит» за порядком на территории, прежде всего — за вагоном, в котором «привезли» очередную партию женщин.
Это подлинник так называемого «сталинского» вагона, в которых в годы репрессий развозили заключённых по лагерям. Такие вагоны ещё называли «теплушками». В одну, по словам сотрудников музея, набивалось свыше 70 человек. Очень сложно представить, как столько людей могли разместиться на таком маленьком пространстве.
Убранство вагона примитивное: двухъярусные нары и печка-буржуйка. На нарах сидят манекены в образе женщин. И вертухай, и заключённые выполнены нарочито грубо, чтобы не слишком походили на настоящих людей.
На помощь приходит ещё одна жертва сталинских репрессий писательница Евгения Гинзбург и её книга лагерных воспоминаний «Крутой маршрут»:
«Я успеваю заметить, что вагон, куда меня втиснули, помечен номером семь. Народу натолкали в него столько, что, кажется, негде будет даже стоять. Теплушка. Но от этого настроение улучшается. Ведь закон тюрьмы — "чем теснее, грязнее и голоднее, чем грубее конвой — тем больше шансов на сохранение жизни". До сих пор это оправдывалось».
Сцены из лагерной жизни составляют основу экспозиции музея: заключённая на допросе, заключённая за работой, заключённая рядом с детской колыбелью, в которой лежит бутафорский младенец.
Всё это производит впечатление, да и не может не произвести. Посетителей в музее много, но они не беседуют друг с другом, не делятся впечатлениями, не снимают на телефон. Тишину нарушают только тихие голоса экскурсоводов.
— У нас здесь всегда много посетителей, особенно иностранцев и россиян, — говорит мне одна из сотрудниц музея. — Приезжают группами, семьями, дипломатическими делегациями. Казахстанцев тоже много, конечно. Школьников часто привозят, когда по программе начинают изучать историю советского периода.
— И какие впечатления о музее у школьников?
— Разные. Кто-то смотрит на всё равнодушно, кто-то пытается шутить, но почти всех музей пронимает до глубины души. Я это по их глазам вижу.
«ГОРОД АКМОЛИНСК. ТЮРЬМА ДЛЯ МАМ»
В АЛЖИР нередко отправляли беременных или женщин с маленькими детьми. Жили они в отдельном бараке, который здесь называли «мамкиным домом». Это было что-то вроде детского сада, только за колючей проволокой. Пока матери отбывали трудовую повинность, за детьми присматривала няня из числа заключённых. Женщинам разрешалось видеть своих детей после рабочего дня. Когда малышам исполнялось три года, их отправляли в детские дома. А ещё за годы существования АЛЖИРа в лагере родилось 1507 детей.
Из воспоминаний Галины Степановой-Ключниковой:
«Прошёл год строгого режима — без писем, без посылок, без каких-либо известий о воле. И вдруг весь лагерь взволновало необычное событие. Одна из "алжирок" получила письмо. Настоящее письмо с маркой и почтовым штемпелем. На конверте детским почерком было написано "Город Акмолинск. Тюрьма для мам". Восьмилетняя девочка писала, что после ареста папы и мамы её тоже арестовали и посадили в детский дом».
Ко Дню памяти жертв политических репрессий в «АЛЖИРе» открылась выставка личных вещей заключённых, которые музею передали их потомки.
На отдельной витрине разложены детские вещи: чепчик, распашонка, рубашечка. Их заключённая Лотта Райс сшила своим детям из кусков старого женского белья, которые она выменивала на табак у сокамерниц.
На самой верхней полке лежит самодельная книжка-раскладка с надписью на обложке: «Моему сыночку Колечке». Лотта Райс смастерила эту книжку при помощи деревянных дощечек и устройства для выжигания по дереву. Говорят, это была единственная игрушка её сына — мальчика Коли.
«Пих-пах, ой-ой-ой,
Умирает зайчик мой!
Привезли его домой,
Оказался он живой»
Коля родился в 1946 году в другом лагере, действовавшем на территории Казахстана, — Карлаге (Карагандинский исправительно-трудовой лагерь, функционировал в селе Долинское в 40 км от Караганды. Считался одним из крупнейших в Советском Союзе. — Ред.).
Мальчик выжил, вырос, переехал из Казахстана в Германию и стал Конрадом Райсом. В 2022 году с группой туристов он приехал в музей Карлага, где рассказал сотрудникам историю своей жизни, о лагерном детстве, о том, как записывал воспоминания пожилой матери.
Конрад Райс передал музею вещи, которые мать сшила для него и его маленькой сестры. Девочка не выжила: она умерла в лагере, когда ей было восемь месяцев.
ЗА ДВЕРЬЮ СИЗО
В годы сталинского террора заключённых допрашивали долго и обстоятельно. Следователи могли растянуть один допрос на восемь часов, сменяя друг друга, пока жертва не падала от усталости. Такие методы были одним из вариантов пыток.
«Вся система допросов рассчитана на морально-психологическое и физическое изматывание подследственных», — писала историк и специалист по АЛЖИРу Анфиса Кукушкина.
Дверь следственного изолятора — ещё один подлинный экспонат музея. Массивная, грубая, надёжно сколоченная. Такую дверь невозможно выбить. За ней, кричи не кричи, никто не услышит.
Рядом установлена зеркальная стена с бутафорской решёткой, за которую держатся десятки рук. Это — инсталляция «Оковы». Находящиеся за решётками зеркальные полотна отражают едва узнаваемые черты посетителя, на мгновение перенося его за грань, которая проходит между настоящим и прошлым, — так объясняют инсталляцию в музее.
Здание музея невелико, но по нему можно ходить часами. Останавливаться, переводить дух от нахлынувших эмоций и снова идти, наматывая круги по залу, как заключённый во время прогулки.
Наконец свежий воздух, воля. Позади здания музея установлена стена с именами погибших. За 15 лет существования АЛЖИРа здесь умерло около 600 женщин. Точных цифр не могут назвать даже историки.
Ещё один экспонат — стела «Слёзы» — представляет собой увенчанный тюремной решёткой кусок стены, на которую нанесены карта ГУЛАГа и названия 11 лагерей, располагавшихся на территории Казахстана.
За стелой высажена лесополоса, отделяющая территорию музея от автомобильной трассы. Над густыми зарослями деревьев раздаётся оглушительное карканье: там свили гнёзда десятки вороньих пар и теперь с утра до вечера кормят своих прожорливых птенцов.
Трудовые лагеря на территории Казахстана действовали с 1930-х по 1959 год. За это время в них было сослано около пяти миллионов человек. Точные число погибших в их стенах до сих пор не установлено. По оценкам, всего в годы репрессий в Советском Союзе погибло свыше 1,1 миллиона человек.
КОММЕНТАРИИ