Чабанское зимовье — отдельный мир. В нём нет интернета, стабильного доступа к электричеству и людей практически нет. Если провести здесь больше суток, начинает казаться, что «цивилизация», с её благами, технологиями, суетой и политической нестабильностью, находится в каком-то другом измерении, а настоящий мир —​ здесь: степь, горы, небо и абсолютная тишина. Журналист Азаттыка отправился на зимовье, чтобы посмотреть, как живут и работают чабаны.

«ЛУЧШИЕ ЧАБАНЫ У НАС —​ КАНДАСЫ»

Чтобы попасть на чабанское зимовье, мне предстоит сначала добраться из Алматы до Конаева, а затем преодолеть несколько десятков километров по степному бездорожью. В такие места лучше всего выезжать рано утром, пока земля подмёрзшая, иначе автомобиль может крепко завязнуть в подтаявшей грязи. В Конаеве меня встречает директор крестьянского хозяйства Талгат Абдимов, который согласился рассказать о тонкостях животноводства и показать дорогу — без проводника найти чабанскую точку в этих местах просто невозможно.

По степи Талгат ездит на кроссовере Renault Logan, автомобиле, казалось бы, для таких дорог не предназначенном. Но сам он говорит, что машина справляется отлично.

Талгат родился и вырос в этих местах, поэтому ездит по этой дороге при любой погоде. Но немало проблем в пути доставляют местные собаки. Захлёбываясь лаем, они бросаются на автомобиль, рискуя погибнуть под колёсами. Приходится даже притормаживать.

По дороге Талгат рассказывает о себе. Родился в ауле, с сельским хозяйством связан с детства.

— Сейчас в чабаны никто не хочет идти, разве только те, кто вырос в этом, — говорит Талгат, выбирая колею, по которой сможет проехать автомобиль. — Лучшие чабаны у нас — кандасы, они с детства занимались скотом в Китае и Монголии, у них совсем другое отношение к животным. И работу свою они любят и понимают.

СЕРИК И КУЛЯШ

По пути Талгат заезжает на зернохранилище, где нужно погрузить кормовое зерно для животных. Погрузкой занимается тракторист Серик. Зернохранилище находится на территории бывшего совхоза. Ещё там сохранилось несколько домов. В одном устроили ветаптеку, в другом живут Серик с супругой.

Рядом с зернохранилищем возвышается насквозь проржавевший ток для зерна, похожий то ли на боевого робота-шагохода из «Звёздных войн», то ли на инсталляцию современного искусства. Ток перестал работать сразу после распада Советского Союза. Сейчас там вьют свои гнёзда голуби.

Тракторист Серик с женой Куляш жили здесь, когда совхоз ещё работал. Спустя много лет они вернулись сюда снова. Куляш — дочь чабана. Здесь прошли её детство и юность. Куляш хорошо помнит, как жили чабаны в советское время.

— Зарплаты были хорошие, и свет бесплатный, дети учились в школе-интернате в Алматы, могли потом в институт по льготам поступить, — вспоминает она. — Сейчас здесь тоже хорошо — никого нет. Тихо, спокойно. Только мы с мужем живём. Ну и кто-нибудь из работников иногда приезжает.

— Не страшно жить, когда вокруг никого?

— Не страшно, привыкли давно. Мы с мужем тут зарабатываем, а дети в городе. Вот когда на пенсию выйдем, уедем, наверное. Мне скоро 59 будет, через два года на пенсию. А муж моложе меня на пять лет, ему ещё пахать и пахать.

У Серика и Куляш есть небольшое хозяйство: по бывшему совхозу бродят несколько коров, возле дома гуляет мохнатый ослик, во дворе на старом диване отдыхает грациозная тазы, под ногами путается крохотный щенок.

Куляш говорит, что жизнь в бывшем совхозе отличная: тишина, свежий воздух, экологически чистые продукты. Когда возле дома установили большие солнечные панели, закончились перебои с электричеством, появился полноценный интернет: в свободное от работы время супруги звонят детям и смотрят видео в TikTok’е.

— У нас пять отар. У каждого чабана установлено по такому комплекту [оборудования], — говорит Талгат, когда мы садимся в машину и едем дальше. — Мы получили их по госпрограмме, это субсидированный проект. В комплект входит бензиновый генератор, глубинный насос, 10 солнечных панелей и четыре больших аккумулятора.

ЖАМЛИКА И МАРИЯМ

Наконец добираемся до зимовья. Чабана, к которому мы приехали, зовут Жамлика Кусаин. Он кандас, родился и вырос в Китае, а потом с семьёй вернулся на историческую родину. В Китае семья занималась скотоводством, поэтому детство и юность будущий чабан провёл на пастбище.

Жамлике помогает супруга Мариям. Пока муж пасёт овец в горах, она занимается домашним хозяйством и присматривает за сыном. У супругов двое детей, старший — школьник, живёт в Талдыкоргане у дедушки, младший — на зимовье с родителями.

Мариям — молчаливая, улыбчивая женщина. С нами разговаривать ей некогда: скоро муж пригонит овец с пастбища, нужно насыпать в кормушки зерно.

Вечером, уже в сумерках, Жамлика спускается с гор на своей лошадке. Пока овцы толпятся вокруг кормушек, Мариям открывает ворота кошары, ждёт, когда муж начнёт загонять животных: вместе они должны всех пересчитать, проверить, всё ли в порядке. Работу заканчивают, когда на улице уже совсем темно.

Жамлика — невысокий мужчина с уставшим и обветренным лицом. Определить с первого взгляда его возраст практически невозможно: постоянная работа на солнце и ветре способна стереть возрастные признаки с любого лица. Жамлика говорит, что ему 36.

— У меня средняя по размерам отара — 630 голов, но работы хватает, — после того как все овцы посчитаны, а ворота кошары надёжно закрыты, чабан наконец-то находит время поговорить. — Я здесь уже семь лет работаю, в Китае мы тоже скот разводили, так что, когда приехал в Казахстан, для меня мало чего изменилось. Но всё равно бывает непросто, потому что нет выходных, даже выехать никуда не получается: как овец без присмотра оставишь?

Зарплата у Жамлики — 200 тысяч тенге в месяц. Говорит, что для чабана деньги вполне конкурентные. В степи тратить особо не на что, поэтому потихоньку копят, покупают только продукты. Мясо и молоко — домашние. Собственную скотину тоже разводят, откармливают, а осенью продают.

— 200 тысяч — сумма, которую я получаю на руки, с учётом всех налогов и удержаний, — объясняет чабан. — Помимо этого, у меня идёт официальный стаж, пенсионные отчисления.

На зимовье Жамлика и Мариям живут в маленьком двухкомнатном домике. Первая комната — прихожая, она же кухня. Вторая — спальня. В кухне-прихожей топится печь, на столе — двухконфорочная газовая плита, рядом — газовый баллон. В доме из электрических приборов только мобильный телефон и две лампочки, которые работают от аккумулятора. В спальне стоит кровать и небольшой шкаф, прикрытый занавеской.

— В этом доме мы живём только три зимних месяца — с декабря по февраль. В марте погоним овец на весеннее пастбище, там уже большой дом, с электричеством и интернетом, — говорит Мариям.

С наступлением весны у чабанов начинается самое тяжёлое и ответственное время — сакман — массовый окот овцематок, который на юге Казахстана выпадает обычно на конец марта. Чабаны в это время почти не спят: принимают окот, изолируют овец с ягнятами от основного стада, внимательно следят за ягнятами, чтобы те не отбивались от матерей. Сложности добавляет ещё и то, что в основном овцематки рожают ночью.

— Каким бы ни был хорошим чабан, в сакман ему одному не справиться, — объясняет Талгат Абдимов. — Поэтому во время сакмана обычно на помощь приезжают ещё несколько человек, которых мы специально нанимаем, чтобы сохранить весь приплод. Нагрузка рассчитывается так: один человек на 150 овцематок. То есть, если у чабана в отаре 600 овец, мы привлекаем еще четверых человек со стороны.

Следующий важный этап — стрижка овец, которая происходит обычно в конце апреля — начале мая. Для этого тоже нанимают людей со стороны: бригада из десяти человек способна остричь за день до тысячи животных. Сразу же после стрижки начинаются ветеринарные работы: овец купают в специальных дезинфицирующих средствах, берут на анализы кровь, проводят вакцинацию.

В отаре у Жамлики — овцы эдильбаевской породы: крупные, курдючные, мясные. Эта порода популярна у фермеров из-за скороспелости: за четыре месяца ягнята набирают 35 килограммов живого веса, или 17–18 килограммов мяса. При такой массе их уже можно продавать. Взрослые овцы набирают в среднем до 30 килограммов чистого мяса.

— Раньше мы разводили и овец тонкорунных пород, — продолжает Талгат. — Шерсть и шкуры в основном Китай покупал, но во время пандемии были закрыты все границы, и наши покупатели сумели выйти на какой-то экономный вариант с использованием искусственных материалов. Теперь им наша шерсть не нужна.

Каждый новый день чабана до мельчайших подробностей похож на предыдущий. Жамлика просыпается в шесть утра, проверяет, в порядке ли овцы, топит печь, запрягает лошадь, завтракает и выгоняет животных на пастбище, чтобы через 12 часов пригнать их обратно, пересчитать и загнать в кошару.

Перед тем как попрощаться, я спрашиваю Жамлику, не надоела ли ему такая жизнь?

— Это моя жизнь, другой я и не видел. Кто понимает этот труд, тому работа легче даётся, — улыбается он и поворачивает отару по знакомой тропинке в сторону гор.