В августе 1936 года в Алма-Ате скончался уроженец Тюмени Андрей Павлович Зенков, который заново построил город Верный (ныне — Алматы) после разрушительного землетрясения конца XIX века. Его отец Павел Зенков был первым городским головой Верного. Именно эти два сибиряка «ответственны» за современный облик Алматы. В XXI веке казахстанские историки архитектуры по-разному оценивают их наследие. Для кого-то Зенковы — колонизаторы, строившие очередной форпост империи на Востоке, а для кого-то — создатели неповторимой интернациональной Алматы, не похожей ни на один другой город мира.
СИБИРСКИЙ ИНЖЕНЕР В КАЗАХСКОЙ СТЕПИ
История Андрея Зенкова начинается за несколько тысяч километров от Алматы — в Тобольской губернии, а точнее, в Тюмени, где в 1863 году в семье Павла Зенкова, купца 2-й гильдии, родился будущий инженер и строитель самой известной православной церкви Казахстана. Пройдёт всего четыре года, и его отец получит от военного губернатора недавно образованной Семиреченской области (территория на юге современных Казахстана и Кыргызстана) Герасима Колпаковского приглашение на строительство Верного. Павел Зенков вместе с семьёй переезжает на окраину империи, ещё недавно заселённую исключительно местными кочевыми племенами.
Археологические раскопки показывают, что задолго до прихода русских на территорию современного Казахстана на месте будущей Алматы в Средние века существовали городища и поселения — эта долина всегда была привлекательной для склонных к оседлости пастухов и земледельцев.
По прибытии к месту новой службы Павел Зенков становится начальником строительного отдела Семиреченского края, одним из разработчиков первого городского плана. Зенков-младший растёт посреди огромной стройки, что определяет выбор его будущей профессии. Высшее техническое образование Андрей Павлович получает в Николаевском инженерном училище в Санкт-Петербурге.
Как считают исследователи, «сибирские корни» и учёба в северной России с её богатыми традициями деревянного зодчества помогли Андрею Зенкову успешно решать градостроительные проблемы на другом конце империи.
В 1887 году почти весь недавно построенный город Верный (около двух тысяч кирпичных домов) был разрушен мощнейшим землетрясением. Погибло более 300 человек. Разбирать завалы и восстанавливать Верный было вдвое дороже, чем построить новый город на новом месте. Власти склонялись именно к такому плану, и, если бы не Зенков, вся история Казахстана могла бы пойти по-другому.
Молодой архитектор нашёл строительный материал, достаточно пластичный, чтобы выстоять во время землетрясения. «Зенков провёл, возможно, впервые в России обстоятельные научные исследования по сейсмоустойчивости высотных зданий. Выводы, к которым он пришёл, стали научной сенсацией. Одно из предложений: "Строить здания надо из упругого материала или его эластичных заменителей, лучше всего из дерева…"» — пишет тюменский краевед и учёный В. Е. Копылов.
При поддержке отца, имевшего влияние на местных чиновников, Андрей Зенков получает практически неограниченные возможности для застройки южного города в своём излюбленном северном сказочном стиле.
ТЕМПЕРАМЕНТНЫЙ ФРАНЦУЗ ПРОТИВ СИБИРЯКОВ
Великий русский писатель Юрий Домбровский, сосланный в Алма-Ату в 1933 году, полюбил этот город во многом благодаря «зенковским завитушкам».
«Каждое его (Зенкова. — Ред.) здание узнается безошибочно. Узнается по резным оконным рамам, по ажурному железу, по дверям, по крыше, по крыльцу, а главное, по свободному сочетанию всего этого. А то, что этот стиль не стал стилем города, в этом Зенков не виноват. В ту пору не было и не могло быть никакого стиля у города Верного. Он рос стихийно, произвольно — то лез на прилавки, то сбегал в овраги, то прижимался саманными подслеповатыми избушками к одной речке, медленной и грязной (ее и звали-то Поганка!), то шарахался всеми своими теремами и башнями к другой — к кипучему горному потоку, бьющему прямо из ледников… И все-таки представить себе Алма-Ату без построек Зенкова невозможно. При всей его любви к архитектурным побрякушкам, резному дереву и гофрированному железу было у него какое-то честное и четкое единство детали, что-то такое, что роднило его здание с рождественской елкой, разукрашенной снизу доверху. Тут тебе и звезда, тут тебе и петухи, тут еще и другие бессмысленно красивые завитушки и кренделя. И есть, есть в его зданиях что-то действительно нарядное, по-настоящему ликующее и веселое. Он хотел радовать и удивлять людей, и, конечно, ему это удавалось. Выкиньте Зенкова с его чудесными теремами и башнями из города Верного — и сегодняшняя Алма-Ата станет уже чуточку иной. И даже не чуточку иной, а совсем иной, потому что она лишится своего главного украшения и естественного центра — поразительного зенковского собора. А представить Алма-Ату без этого полуфантастического здания попросту невозможно».
Юрий Домбровский, «Хранитель древностей».
Ирония судьбы заключается в том, что ссыльный писатель оказался первым, кто закрепил в литературе советский миф о «зенковской Алма-Ате». У Домбровского не было ни времени, ни желания углубляться в историю города, где он оказался не по собственной воле.
А вот краеведы Алматы за последние годы много занимались деконструкцией советского мифа и открыли интересные подробности конкурентной борьбы между Зенковыми и городским архитектором, французом Полем Гурдэ. Это имя недавно вернулось в Казахстан из забвения и стало довольно популярно среди местных «западников». Мозаику с портретом Гурдэ даже установили в центре города.
Уроженец Бургундии Поль Базиль Гурдэ переехал в Россию на ПМЖ и взял себе имя Павел Васильевич. В 1875 году он поселился в Верном, где провёл 35 лет своей жизни.
В первый же год своего пребывания здесь Гурдэ принял участие в конкурсе на освещение города и одержал победу. Говорят, наблюдательный француз усовершенствовал традиционный казахский способ освещения юрты с помощью сосуда с бараньим жиром, в который опущен фитиль. Гурдэ всего лишь придумал сделать сосуд прозрачным и спроектировал фонари, довольно ярко освещавшие улицы. История умалчивает, заправляли эти фонари традиционным бараньим жиром или чем-то другим.
В 1883 году Гурдэ, благодаря знакомству и дружбе с губернатором Г. А. Колпаковским, становится городским архитектором, он строит административные и жилые здания, а также проектирует систему арыков, без которых жизнь в южном городе невозможна.
Амбициозный француз добивается от местной администрации разрешения участвовать в строительстве Вознесенского кафедрального собора — главного храма города Верного. При этом он требует, чтобы не имеющие архитектурного образования сибиряки не вмешивались в его работу. Дескать, у него с Зенковыми отношения не сложились, поэтому они будут только мешать.
Тем не менее руководитель Строительного управления Андрей Зенков контролировал деятельность городского архитектора. Вспыльчивый бургундец не перенёс того, что ему делает замечание какой-то сибирский «валенок», и послал всех к черту — Зенкова, администрацию и весь проект строительства храма.
«Павел Васильевич» вообще был человеком темпераментным и не раз попадал в истории. В 1906 году в него стрелял из пистолета воспитанник городского училища, в котором преподавал Гурдэ. К счастью, обошлось без крови. Оскорблённый француз уехал в Петербург, где вскоре скончался, не имея ни жены, ни детей, которые могли бы ухаживать за его могилой.
Зенковы же были люди солидные, сидели в Верном крепко, и после революции практически все деревянные здания, построенные в городе, стали приписывать Андрею Зенкову. В 1920-х уже мало кто помнил «Павла Васильевича» из далёкой Бургундии, да и тренды изменились — негоже было, чтобы какой-то «буржуй-иностранец» оказался строителем столицы советского Казахстана.
ЦЕРКОВЬ ИЗ ТЯНЬ-ШАНЬСКОЙ ЕЛИ
«Я повернул за угол и тут увидел знаменитый собор. Мне о нем пришлось много слышать и раньше, но увидел я что-то совершенно неожиданное. Он висел над всем городом. Высочайший, многоглавый, узорчатый, разноцветный, с хитрыми карнизами, с гофрированным железом крыш. С колокольней, лестницей — с целой системой лестниц, переходов и галерей. Настоящий храм Василия Блаженного, только построенный заново пятьдесят лет тому назад уездным архитектором».
Юрий Домбровский, «Хранитель древностей».
Вознесенский кафедральный собор, инженерный шедевр Андрея Зенкова, был и остаётся главной достопримечательностью дореволюционной Алматы.
Строительство одного из высочайших в мире деревянных строений было завершено в 1907 году. Вмещающий до 2000 человек, возведённый из тянь-шаньской ели, Вознесенский собор возвышается на 54 метра.
Когда в 1911 году в Верном произошло сильнейшее землетрясение теперь уже в 10 баллов, церковь выстояла благодаря инженерному таланту Зенкова. «Колокольня гнулась и качалась, как вершина высокого дерева, и работала, как гибкий брус», — вспоминал Зенков. При этом большинство каменных домов было вновь разрушено, а с колоколен других церквей упали колокола. После этой наглядной демонстрации действенности его антисейсмического метода к Зенкову пришла заслуженная слава. Инженера наградили орденом Св. Станислава и Св. Анны, он получил чин дворянина, звание полковника и множество заказов на проектирование зданий.
«Я думаю, что Вознесенский кафедральный собор Верного, нынешнего Алматы, — это действительно не только знаменитое здание того периода, но даже и нашего периода. Много факторов говорят об этом. И градостроительный, и в какой-то степени архитектурный, а самое главное, конечно, что в инженерном плане это совершенно уникальнейшее произведение архитектурно-строительного искусства, которое достойно быть отмеченным на мировом уровне», — говорил несколько лет назад архитектор, дизайнер и доктор философии по архитектуре Алмас Ордабаев, который ещё в 1972 году занимался первой реконструкцией Вознесенского кафедрального собора.
— Зенков действительно был замечательным, блестящим инженером, хорошим чертёжником и организатором, построившим много зданий, и именно благодаря его участию в строительстве собора церковь наша смогла выстоять при сильнейшем землетрясении, но будем честны: архитектура — это не его. По-моему, художественная ценность этой «верненской архитектуры» сильно переоценена. Это мещанский купеческий стиль, которым сейчас восхищается алматинская пропутинская публика, любящая истории о том, что это Россия научила казахов «писать стоя», — говорит Ордабаев сегодня.
Другой известный казахстанский архитектор-дизайнер и урбанист Жанна Спунер не согласна с такими утверждениями Алмаса. С архитектурным наследием Зенкова она знакома всю жизнь не только как уроженка Алматы, но и как архитектор по образованию.
— Зенков-старший очень много посвятил времени нашему городу. Верный был для него, по сути, проектом жизни, и он старался делать всё, что мог. Андрей же с детства жил здесь и всё детство провёл в Алматы. Соответственно, для него-то Алматы был родным домом, а не местом переселения и освоения. Конечно, они были колонистами в том смысле, что они ассоциировали себя с Российской империей, а не с Центральной Азией или тем, что осталось от Казахского ханства. Однако, если мы сравним эту ситуацию, к примеру, с наследием Великих Моголов по всей Индии, то это может многое нам прояснить. Моголы, а точнее, Бабуриды (потомки эмира Тимура, известного в Европе как Тамерлан. — Ред.) тоже были захватчиками, отличающимися от местного населения, но никто же не говорит, что мечеть Тадж-Махал — это «не Индия». И необязательно быть мусульманином или тюрком, чтобы оценить красоту мечетей в Дели. Нельзя сказать, что колонисты относятся как-то по-другому к архитектуре, чем мы. Так что это всё совершенно не мешало Зенковым делать свою работу хорошо. Жаль, что сейчас этого не видно из-за плохой реставрации, которая сделана под вкус современных людей.
— Почему вы недовольны реставрацией Вознесенского собора?
— На мой взгляд, церковь превратилась в лубочную картинку. На полу раньше была метлахская плитка, что по нынешним временам можно сравнить с машиной кадиллак, «гуччи» среди мира плитки. А они сняли её из-за того, что надо было исследовать пол? Раз вы сняли пол, то покройте вытащенные участки стеклом и оставьте это как память об изначальной конструкции. То есть вместо того, чтобы оставить памятник таким, какой он есть, сохранить в том числе реставрационные работы, они наш собор сделали на манер «старины». Сравните с Айя-Софией — мусульмане что, сняли лики святых? Или, наоборот, дописали лики? Они отреставрировали опавшую плитку и сделали ровную стенку. Кроме ламп и ковров, они всё отреставрировали, а не сделали заново.
Это чистый китч. Та же расцветка новая чего стоит. В оригинале таких ярких, лубочных цветов в интерьере раньше не было. Конечно, Православная церковь всегда была одной из самых «богатых» на украшения церквей, и, скажем так, она часто несдержанна в этом. Но, к сожалению, современная РПЦ всё это усиливает в десятки раз. Это, видимо, наследство постсоветское, это наше общее, а не исключительно «эрцэпэшное». Бывшие советские люди очень любят золото и «дорого-богатый» стиль, — говорит Жанна Спунер.
Представители РПЦ, точнее, Казахстанского митрополичьего округа, отвергают претензии архитекторов и считают, что реставрация церкви прошла по всем канонам.
— Это не была реконструкция «от фонаря», у нас был проект — мало того, мы использовали все возможности, специалистов и экспертов ЮНЕСКО, которые приезжали в Алматы, — говорит протоиерей Вознесенского собора Александр Суворов.
— Многие сейчас критикуют яркую аляповатую роспись церкви и говорят, что она не соответствует оригиналу...
— А какому оригиналу? Собор был открыт в 1907 году, и внутри он даже не был оштукатурен, потому что, согласно СНиПам того времени, 10 лет после постройки такого масштаба деревянные здания должны как бы «усаживаться». Поэтому собор расписан не был, но были хлудовские наброски, которые максимально использовались при росписи храма.
Собор построен в стиле русский модерн, как бы вам это нравилось или не нравилось. Поэтому роспись Палехской школы живописи делалась со стилизацией под этот самый русский модерн. У них огромный опыт, есть лицензии, и был ими даже специально разработан специальный стиль «под хлудовскую живопись». В конце концов, роспись в таких храмах — это же не Андрей Рублёв. Роспись в таких храмах живёт лет 20, а потом может быть переписана опять, — говорит Суворов.
ВЕНОК ИЗ ФИКУСА
У нас почти отсутствуют сведения о военном и революционном периоде жизни сибирского инженера. В 1915 году умирает Зенков-старший, а Зенкова-младшего мобилизуют в армию, где он служит при штабе Юго-Западного фронта, вероятно участвуя в подготовке знаменитого Брусиловского прорыва.
После революции новая власть не раз и не два даёт ему почувствовать «чуждое классовое происхождение». Племянника Зенкова, казачьего офицера Ивана Бакуревича, сдавшегося в плен, изрубили шашками красноармейцы. Жена Зенкова Евдокия умерла вскоре после обыска, который сотрудники ЧК устроили в доме инженера. Обыск проходил по всем канонам классовой борьбы — с отъёмом материальных ценностей и угрозами. После этого Зенков уезжает во Фрунзе (ныне Бишкек) и участвует в строительстве столицы Кыргызстана.
Вернувшись уже не в Верный, а в Алма-Ату, в 1925 году Зенков становится начальником Управления строительного контроля при Совнаркоме Каз АССР. Однако уже в начале 1930-х его дворянское происхождение и служба в царской армии вызывает всё больше беспокойства у бдительных партийцев. Инженеру приходится оставить службу и выживать на крохотную пенсию «спеца». Зенков умер в нищете и был похоронен за счёт семьи Бакуревичей, с которыми породнился ещё до революции (его сестра Мария была женой казачьего генерала Владимира Бакуревича). Единственный венок на могиле «строителя Алма-Аты» был сделан из комнатного фикуса. Покойного инженера положили в некрашеный гроб босым. Он был одет в голубую полосатую косоворотку и хлопчатобумажные штаны, выданные Красным Крестом.
Вклад Зенковых в развитие планировки города, сейсмоустойчивой архитектуры Алматы и других близлежащих городов остаётся значимым и сегодня. Их наследие изучают в школах и университетах, в 90-е годы прошлого столетия бывшая Пролетарская улица стала наконец-то называться улицей Зенкова.
Если советская власть не могла «простить» Зенкову его «классово чуждое» происхождение, то современные сторонники «деколонизации» называют сибирского инженера «имперцем». Деколониальных активистов раздражает не сам Зенков, а скорее «миф о Зенкове», сложившийся за три постсоветских десятилетия. Идеологи «русского мира» действительно любят «напомнить» о том, что до прихода «белых людей» в степи якобы была лишь дичь и пустота. К примеру, в мае 2024 года вице-спикер Госдумы Пётр Толстой в интервью «Радио КП» заявил, что «Алма-Ата — это наш город Верный, наша русская крепость казачья». Также его не устроило, что в Казахстане отстраивается «некое казахское государство», «расцветает национальная мифология по поводу независимости».
Спикер казахстанского сената поспешил дипломатично заявить, что «это частное мнение» господина Толстого. Иначе пришлось бы как-то реагировать на эти имперские заявления с явной территориальной претензией.
Впрочем, все империи рано или поздно распадаются, оставляя после себя хорошую архитектуру — будь то в Индии или в Казахстане...
КОММЕНТАРИИ