ЛАГЕРЬ В АВСТРИЙСКИХ АЛЬПАХ
После почти года боев на Южном и на Юго-Западном фронтах 20-летний лейтенант Илья Назаров в окружении под Харьковом раненым попал в плен. Он прошел через лагерь военнопленных, политическую тюрьму в Кладно (Чехия), лагеря Терезин (Чехия), Маутхаузен (в Австрии) и несколько его филиалов. Последним в его биографии узника был Эбензее.
В 40 километрах от знаменитого Зальцбурга, на берегу красивого озера, в обрамлении хребтов Австрийских Альп нацисты в ноябре 1943 года создали концентрационный лагерь. Узники этого лагеря должны были пробить туннели (штольни) в горе для размещения там военных заводов. Условия содержания заключенных в Эбензее были ужасными. Тяжкий, изнурительный труд. Скудное питание. Совершенно недостаточное медицинское обслуживание. Постоянные издевательства, избиения со стороны эсэсовской охраны и их сподручников из среды узников.
Ужасные условия доводили многих узников до изможденного состояния. Бывшая узница Освенцима полька Кристина Живульская так описала их: «Эти уже утратили человеческий облик. Лица их ничего не выражали. Лихорадочный взгляд в запавших глазницах, обтянутые кожей скулы».
Как пишет австрийский историк лагеря Эбензее Флориан Фройнд, известны имена 7 113 погибших в нем узников. Общее же число жертв составляет более 8 200. Из работы Фройнда можно узнать, что большинство узников умирало от недоедания и связанных с ним болезней, хотя врачи-эсэсовцы скрывали настоящую причину смертных случаев. Обычно указывали «нарушение кровообращения», «слабость кровообращения».
ПОДПОЛЬНЫЙ КОМИТЕТ
В лагере Эбензее существовал подпольный интернациональный комитет сопротивления узников. Заметную роль в нем играли чех Драгомир Барта, француз Жан Лаффит, югослав Хрвое Маканович, советский офицер Владимир Соколов. Поздним летом 1944 года комитет сопротивления начал работу по подготовке к вооруженному сопротивлению на случай столкновений с охраной лагеря. По свидетельству Жана Лаффита, ранней весной 1945 года в Эбензее было более 200 «боевых групп».
Предполагалось, что в случае необходимости они смогут увлечь за собой остальных узников. Большинство в этих группах составляли советские граждане, югославы, чехи, испанцы, бельгийцы и французы. Однако вооружение у них было более чем скромное — около семи пистолетов, несколько ручных гранат, да подручные средства (топоры, ножи, мотыги, огнетушители и так далее). Пистолеты и гранаты удалось раздобыть через лояльных охранников из вермахта.
С начала 1945 года обстановка в лагере становилась всё более нервозной. Среди узников усилились опасения, что все они погибнут либо от голода, либо от того, что нацисты учинят над ними массовую расправу, чтобы скрыть следы своих преступлений. Интернациональный комитет сопротивления регулярно собирался для обсуждения обстановки и плана дальнейших действий. Объективно взвесив возможности, подполье пришло к выводу, что о восстании в лагере не может быть речи.
ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
К 4 мая у лагерного подполья появилась информация, что эсэсовцы собираются загнать узников в штольни, взорвать входы в них и похоронить там заживо. Информация приходила из разных источников и была довольно противоречивой. У лагерного комитета было подозрение, что это ложная информация, которую эсэсовцы распространяют с целью какого-то маневра.
В ночь с 4 на 5 мая информация о планах нацистов подтвердилась. Из воспоминаний узника Драгомира Барты известно, что поздней ночью в лагерную канцелярию неожиданно пришел комендант лагеря Антон Ганц. Он был бледен, слегка дрожал. С узниками разговаривал на удивление мягко, дружелюбно. Даже расспросил, какая у них гражданская профессия, как поживают семьи, и сказал, что скоро они будут на свободе и увидятся с родными. Антон Ганц распорядился, чтобы утром узников построили на обычную проверку. После этого они должны будут направиться в штольни ради своей же безопасности. Мол, приближаются американские и советские войска и охрана будет сражаться до последнего. Возможны обстрелы, бомбардировки.
После ухода коменданта Драгомир Барта со скоростью, с какой только возможно, разыскал других членов подпольного комитета и сообщил им о намерении Антона Ганца. Было решено предупредить как можно больше узников о планах эсэсовцев и призвать их не выполнять приказ идти в штольни.
Был разработан и план на случай, если охрана попытается загнать узников в штольни силой. К штольням из лагеря вел узкий проход, огороженный с обеих сторон колючей проволокой. На лагерном жаргоне этот проход назывался «путь льва» (очевидно, по аналогии с цирком). Военная группа подпольного комитета решила, что в этот проход нельзя заходить ни в коем случае, так как тогда силы узников будут распылены. Нападать на охрану на лагерной площади во время построения тоже не имело смысла. Площадь хорошо простреливалась. Решено было организовать нападение в узком проходе между бараками, за которым начинается довольно густой лес.
До самого утра Драгомир Барта и Хрвое Маканович, которые знали несколько языков и которых хорошо знали все узники, ходили по баракам и предупреждали о планах лагерного начальства и о том, чтобы никто не выполнял приказа идти в штольни.
ПОСЛЕДНИЙ АППЕЛЬ
Аппель — общее построение, при котором всех узников считают. Это было обычное действие утром и вечером. Но утром 5 мая на аппеле было много необычного.
На лагерной площади стояло от девяти до десяти тысяч узников. Более шести тысяч больных находились в лагерной больнице.
Необычным было то, что узников не стали пересчитывать. Также необычно было то, что на аппеле был сам комендант лагеря. Сзади него стояли другие эсэсовцы с автоматами. Такое бывало во время казней узников через повешение с целью устрашения. На стоящих по периметру наблюдательных вышках были станковые пулеметы, направленные на узников.
Узники и эсэсовцы напряженно и вопрошающе смотрели друг на друга. Наконец комендант Антон Ганц сделал несколько шагов вперед и обратился к заключенным: «Господа!» Это было как гром среди бела дня, так как никогда до этого эсэсовцы так не обращались к узникам. Затем он сказал то, что говорил до этого ночью в канцелярии. Мол, для спасения жизней узникам необходимо проследовать в штольни. Речь коменданта на другие языки переводил югослав Хрвое Маканович. После каждого его перевода среди узников раздавались возгласы на разных языках. Чаще всего они несли смысл «Нет!».
Драгомир Барта вспоминал: «Это был великий момент. Впервые хефтлинги (узники) проявили массовое неповиновение эсэсовцам. Это был бунт, и узники практически в этот миг перестали быть узниками».
Антон Ганц, похоже, не ожидал такого поворота. Подойдя к группе эсэсовцев, он о чем-то посовещался с ними. Затем опять повернулся к узникам и сказал, что если они не хотят идти в штольни, то могут этого не делать, но тогда они сами должны нести ответственность за свои жизни. Приказав разойтись по баракам, Антон Ганц и его свита покинули лагерь.
ЗАМЕТАНИЕ СЛЕДОВ И СУДЫ ЛИНЧА
В десять часов утра Драгомир Барта и один француз находились в канцелярии. Неожиданно пришли вооруженные автоматами эсэсовцы и несколько узников. У них были огромные мешки. Эсэсовцы приказали сложить все документы в мешки, чтобы сжечь в крематории. Пока складывали, Барта сумел незаметно спрятать под одежду списки умерших и уберечь этот важный документ.
После обеда 5 мая эсэсовцы (более 600) во главе с Антоном Ганцом окончательно покинули лагерь. Охрана перешла к вермахту и фольксштурму (народному ополчению). Узники еще не были свободны, так как на них по-прежнему было нацелено оружие.
Вскоре над членами лагерного самоуправления, активно сотрудничавшими с эсэсовцами и истязавшими других узников, началась расправа. По свидетельству Жана Лаффита, около 52 особо жестоких представителей лагерной иерархии были подвергнуты самосуду. Кого-то забили до смерти, кого-то утопили в пруду. Начальника рабочей команды лагерной больницы Отто, на совести которого был не один десяток жизней, по одним сведениям, заживо бросили в печь крематория, по другим — ему сделали смертельную инъекцию в сердце, что он сам практиковал на узниках.
АМЕРИКАНЦЫ ПРИШЛИ ШЕСТОГО МАЯ
Днем 6 мая тысячи узников столпились вдоль колючей проволоки и пытались что-то разглядеть внизу в горной долине. Кто-то видел американские танки. В дневнике Драгомира Барты записано, что в 14 часов 30 минут в лагерь вступила 3-я кавалерийская (механизированная) американская дивизия. Как это происходило, со слов бывшего узника поляка Владислава Жука пересказал Ефим Эткинд — теоретик и практик перевода, советский диссидент, высланный в 1974 году из СССР.
«Мы с восторгом, радостью, любовью встречали освободителей. Мы бросались навстречу танкам, пытались на них взобраться, хотели обнять и расцеловать танкистов... Американцы глядели с изумлением и страхом на дикую толпу полуголых, чудовищно отощавших людей, сталкивали нас с машин, старались оторвать руки, вцепившиеся в их гимнастерки, и, нажимая на газ, ускоряли ход. Потом я понял, почему они так испугались. Американцы не знали, куда приехали и кого освободили. Им, или большинству из них, ничего не объяснили заранее. Солдаты, глядя на нас, думали, что попали в лепрозорий, — о немецких лагерях они ничего не слыхали. Понятно, что они пришли в ужас, когда к ним кинулись прокаженные. Единственное, чего они хотели, — поскорее уехать подальше от этой чертовой заразы».
МНОГОЛЕТНЕЕ ТАБУ НА ПРАВДУ
Среди более четырех тысяч советских граждан, окончательно освобожденных в Эбензее американскими войсками, был и алматинец Илья Назаров. Долгое время о том, что пережили советские люди в нацистских концлагерях, в СССР запрещалось публиковать. Табу сняли лишь через три года после смерти Иосифа Сталина. Издавались воспоминания бывших узников, которые вплоть до горбачевской перестройки несли печать идеологической цензуры.
Но еще раньше француз Жан Лаффит рассказал об ужасах Маутхаузена и Эбензее в книге, изданной в 1947 году. Важно то, что она написана на основе свежих воспоминаний. Хоть он был и коммунистом и расставлял акценты в соответствии со своей партийной принадлежностью, писатель не был скован цензурой. Уже в 1948 году вышел ее русский перевод под названием «Живые борются». Из нее советские люди смогли уже тогда узнать о своих соотечественниках в немецких концлагерях. Хотя о советских гражданах Жан Лаффит пишет довольно скупо. Возможно, с переводом поработали советские цензоры.
Илья Назаров тоже издал документальные повести, в которых красной линией проходит тема немецких концлагерей, — «В памяти остается всё», «Суд идет». В них в том числе написано и об освобождении Эбензее, а также о следствии и суде над бывшим комендантом лагеря Антоном Ганцом в Меммингене (ФРГ), на котором он был свидетелем обвинения.
Алоис НАЗАРОВ,
журналист.
Алматы.
Источники, использованные в этом блоге:
Живульская К. Я пережила Освенцим, 1960; Ларин В. И., Назаров И. Ф. В памяти остается всё, 1964; Лаффит Ж. Живые борются, 1948; Фройнд Ф. Трудовой лагерь «Цемент», 1989 (на немецком языке); Эткинд Е. Г. Записки незаговорщика. Барселонская проза, 2001.
