Корейская фамилия Ни очень удачна для народного творчества. Освобождение бывшего президента международного центра приграничного сотрудничества «Хоргос» Василия Ни встретили незамысловатой игрой слов: Ни правосудия, Ни закона, Ни справедливости – и тому подобным креативом. Решение алматинского суда, действительно, не укладывается даже в рамки пластичного казахстанского правосудия. Задержанный с поличным за взятку в один миллион долларов, которую он, по версии следствия, вымогал за победу в конкурсе на строительство пятизвездочного отеля, Ни был внезапно без каких бы то ни было оснований освобожден от наказания (вместе с ним освободили и помогавшую ему подчиненную, что по понятным причинам никого не заинтересовало: ее участь шла «прицепом» и зависела от бывшего начальника). Дело Ни исчезло из онлайн-базы верховного суда, чего раньше никогда не случалось. И уже после того как в обществе стали раздаваться недоуменные вопросы – последовали нелепые комментарии представителей суда, которые сделали только хуже. Точнее, они окончательно прояснили ситуацию. Суд, следствие, прокуратура в данном случае не при делах. Они просто выполнили то, что им велели. Служивые люди.
Надежда выйти на свободу пораньше тем верней, чем меньше подсудимый во время следствия и процесса и говорит о политическом характере дела.
Вице-министр сельского хозяйства Муслим Умирьяев, топ-менеджер ЭКСПО Кажымурат Усенов, министр здравоохранения Жаксылык Доскалиев, министр науки и образования Жаксыбек Кулекеев, министр транспорта и коммуникаций Серик Буркитбаев, председатель комитета таможенного контроля Серик Баймаганбетов и другие – все они с приставкой «экс» известны тем, что сидели за коррупционные преступления. Сидели, да не отсидели полный срок. Кто-то попал под амнистию, кто-то освобожден условно-досрочно. Бывшие высокопоставленные чиновники обычно отбывают наказание по два, три года из назначенных судом восьми, десяти лет, и если смотреть с пристрастием, то можно разглядеть некую закономерность: надежда выйти на свободу пораньше тем верней, чем меньше подсудимый во время следствия и процесса апеллирует к общественности и говорит о заказном или, того хуже, политическом характере дела. Главный редактор газеты Central Asia Monitor Бигельды Габдуллин, обвиненный в вымогательстве у чиновников грантов госзаказа, молчал и получил условный срок, председатель союза журналистов Сейтказы Матаев, обвиненный в нецелевом использовании средств госзаказа, шумел – и получил реальный максимально возможный.
В поддержку самого высокопоставленного подсудимого, бывшего премьер-министра Серика Ахметова, была развернута настоящая пиар компания, с привлечением, как утверждают недоброжелатели, российских пиарщиков, – и он все еще в колонии, в отличие от троих уже амнистированных подсудимых по тому же делу. Хотя покаянное обращение к президенту в заключительном слове, возможно, повлияло и на его судьбу – оставшийся срок Ахметову сокращен на четверть, он переведен на облегченные условия содержания и, согласно пресс-релизу комитета исполнения наказаний, вместе с экс-главой ЭКСПО Талгатом Ермегияевым прилежно трудится, участвует в культурно-массовых мероприятиях и вообще хорошо себя ведет.
Казахстанская Фемида играет в поддавки, чего уж там: где-то милует, где-то наказывает в зависимости от обстоятельств, связей, возможностей и личности подсудимого – и все же ни в одном вышеназванном случае нельзя сказать, что решение об освобождении было вопиюще незаконным. Расхитители государственного имущества, взяточники и вымогатели имеют право на снисхождение так же, как и все остальные граждане, если уголовная статья позволяет.
Любая несправедливость должна быть обоснована буквой закона. Таковы условия.
Внезапное освобождение Василия Ни – именно что необъяснимо загадочное. Его дело на удивление демонстративно нарушает сложившийся казахстанский статус-кво: формально все должно происходить по закону. И если надо что-то сделать во что бы то ни стало, к примеру, оградить покой добывающих компаний от независимых профсоюзных лидеров, то лучше принять одиозный, критикуемый закон о разжигании социальной розни, чем действовать карательно напролом. Посадить оппозиционера – значит, сотворить дело об изнасиловании с живой и румяной потерпевшей, кою представить общественности, а не вломиться к нему ночью в дом и увезти в неизвестном направлении. Отнимать неприкосновенную частную собственность следует только с бумажкой о государственной нужде наперевес и запутанной системой землепользования. Таковы условия, любая несправедливость должна быть обоснована буквой закона. Можно говорить о лицемерии, иллюзорности и самообмане, но все же создаются некие правила и предсказуемость. Всякая система нуждается в правилах и предсказуемости.
В случае с Василием Ни обошлось без ритуальных танцев с законом. Человек, пойманный с поличным на взятке в один миллион долларов на важном международном объекте, был полностью освобожден от ответственности без внятной юридической аргументации – освобожден казахстанским судом, в практике которого один-два процента оправдательных приговоров.
Да кто же он такой, этот Ни? Вопрос встает и повисает в многозначительном умолчании. Вся судебно-правовая система страны была поставлена с ног на голову ради одного человека, перед которым в один миг распахнулись все охранительные двери. Беспрецедентно даже по меркам Казахстана. Такое подвластно только одному человеку в стране. И не надо знать наизусть имена героев книги «Кто есть кто в Казахстане» и увлекаться народной политологией, которая крутится вокруг семейно-клановых связей первых жителей Астаны – кто кому приходится зятем и сватом, кто какого жуза, рода, племени, – чтобы понять, кто этот человек. Он может все, поэтому люди украшают его портретами, как амулетами от порчи, свои дома, чтобы спасти от сноса. Тяжела ты, шапка Мономаха.
По-человечески это так объяснимо. Происходи все в художественном политическом романе, еще неизвестно, на чьей стороне оказались бы симпатии читателей: на стороне правителя, который помог любимому племяннику или сыну друга, что важно, умершего друга, или правителя, равнодушно устранившегося. Владимира Ни при жизни называли человеком, чуть ли не единственным способным влиять на президента, но будь он живым, все могло обойтись по другому, более предсказуемо, в рамках казахстанских приличий. Ни-младшему позволили бы перенести судебный процесс, отсидеть годик-другой и выйти условно-досрочно на свободу. Но когда друг ушел навсегда, появляется мучительный выбор, перед которым оказался человек, которому подвластно все.
Огромная власть неизбежно оборачивается огромной несвободой.
Казахстанская власть уже несколько лет кряду ведет отчаянный бой сама с собой, который зовется борьбой с коррупцией. Стала расхожей шутка про то, что в местах заключения можно формировать теневой кабинет министров. Нам неустанно доказывают, что борьба идет, невзирая на лица и ранги. Но дело Василия Ни говорит о другом – о том, что все это невозможно в силу самого характера системы. Огромная власть неизбежно оборачивается огромной несвободой.
Проблема в том, что решение президента помочь любимому племяннику любимого умершего друга, с которым прошел полжизни сквозь огонь и медные трубы – по человеческим меркам понятное и, можно сказать, нравственное. Ему нет других альтернатив в парадигме человеческих отношений, кроме одной: когда президент бессилен помочь любимому племяннику умершего друга. Потому что бессилен перед законом.
В блогах на сайте Азаттык авторы высказывают свое мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.
