Можно пошутить на тему того, что Ди Каприо сначала летел к своему «Оскару» («Авиатор»), потом плыл к нему на корабле («Остров проклятых»), ехал на автомобиле («Великий Гэтсби», «Волк с Уолл-стрит») и, наконец, решил доползти до заветной статуэтки со сломанными ногами, чтобы уже наверняка. Можно не шутить.
Суть ситуации от этого не меняется — как и в случае с Мартином Скорсезе образца 2006 года, общественная паранойя вокруг «дадут не дадут» перекрыла масштаб самого артиста. Что бы Ди Каприо ни делал, всё рассматривается через призму потенциального прицела на приз Киноакадемии. Наверное, даже режиссеры, делая звезде «Титаника» предложение об участии в новом проекте, намекают, что в этот раз без «Оскара» точно не обойдется.
В случае с «Выжившим» для этого есть все предпосылки. Во-первых, это история про Америку, точнее пред-Америку: суровый край дикой природы, из которого потом выросла великая страна. Академики любят фильмы о величии своей родины и дают награды даже таким проходным картинам на эту благодатную тему, как «Операция Арго». Во-вторых, снял фильм урожденный мексиканский режиссер, и страна победившего мультикультурализма такое не может не оценить. В-третьих, «Выживший» замечательно сделан технически, а истории про то, как мучительно это далось съемочной группе и как стоически они переносили все невзгоды, уже облетели весь мир. Самоотречение во имя искусства у академиков тоже приветствуется.
Поэтому новый фильм Иньярриту наверняка получит статуэтку, и не одну (скорее всего, как лучший фильм или лучший режиссер), вопрос только в том, достанется ли что-нибудь с этого пирога Ди Каприо.
При всей своей эпичности и постоянно упоминаемой натуралистичности съемок, «Выживший» парадоксально неубедителен, и в этом фальшивящем оркестре Ди Каприо играет первую скрипку.
Когда Михаил Ромм снимал один из своих первых фильмов, то пытался воссоздать на экране ощущение убийственной, испепеляющей жары. Для воплощения своего замысла он вывез группу в пустыни Туркмении, где от зноя плавилась пленка, а яйца можно было запекать, опустив в песок. Половина группы разбежалась, для охлаждения пленки специально заказывали лед. Мытарства были налицо, однако Ромм героически всё преодолел. Наградой за мучения ему стала проявка пленки в Москве, где выяснилось, что целлулоид с напылением серебра совершенно бесчувственен к человеческим страданиям — никакой жары на экране не было. Она не воспроизвелась.
Потому что правда жизни и художественная правда — это две разные правды. И правда искусства не вытекает из правды жизни просто по факту фиксации последней.
Можно, как Дэвид Лин, заставлять актеров изнывать сутками в настоящей пустыне, чтобы добиться вживания в образы. Можно, как Ларс фон Триер, нарисовать на полу условные обозначения явлений вещественного мира и вдохновить ансамбль играть так, как будто этот мир объективно существующий. Можно делать всё что угодно, главное — заставить зрителя поверить в реальность своего, придуманного мира.
«Выживший» не заставляет, хотя все только и говорят о том, что фильм снимался в экспедиции, без света, и всё, что там показано, — так оно и было на самом деле.
Когда огромная, с бегемота размером CGI-медведица прыгает на Хью Глассе и рвет его лапами, но не убивает, — это нереально. Что бы ни говорили любители зоологии о природном поведении медведей, которые действительно истязают свои жертвы. В жизни случаются удивительные, невероятные вещи. Морские котики, например, насилуют королевских пингвинов — но то, что выглядит правдиво, хоть и ужасно, в объективе документальной камеры, в кино будет казаться собачьим бредом.
Когда сам Гласс по непонятной причине отлучается от лагеря, чтобы увидеть медвежат и напороться на их мать, — это тоже неправдоподобно.
Не впечатляет жуткий ветер в лесу, почему-то срывающий одежду с людей, но вообще не шевелящий кроны деревьев. Не затягивает суровая природа, которая вроде и сурова, но как-то недостаточно, потому что все персонажи вполне комфортно для себя передвигаются в любых направлениях в какой придется одежде.
Наконец, совершенно не убеждает Ди Каприо в роли Гласса. В «Выжившем» он удивительным образом похож на первого фаворита Иньярриту, молодого Бенисио Дель Торо. Но если у героя фильма «21 грамм» в глазах читается диковатая невысказанная скорбь и вселенская усталость (весьма, кстати, подходящая под контекст нового фильма), то у Гласса Ди Каприо на дне глазных яблок только отсвет всепоглощающей урбанизации. Сложно представить кого-то более неподходящего для роли пионера-следопыта — как бы ни вживался актер в новый образ, получается всё равно Великий Гэтсби. Особенно благополучно Гласс в «Выжившем» выглядит сразу после того, как примет ванну, — такого метросексуального следопыта Америка не видела, пожалуй, со дня основания.
Однако Ди Каприо, видимо, верит в то, что может одинаково хорошо играть как плейбоев-миллиардеров, так и брутальных покорителей Запада. Осталось подождать и понять, поверят ли в это академики.
