«Довольно быстро стало понятно, что ядерные испытания негативно влияют на здоровье людей. Но это их не остановило. Это огромная боль для всей страны, что испытания продолжались 40 лет» — так о Семипалатинском полигоне говорит Тогжан Касенова, международный эксперт в области ядерной энергетики и автор книги «Атомная степь: как Казахстан отказался от ядерного оружия». Но, по её словам, это не только тёмная страница прошлого, но и история истинного патриотизма и гражданского мужества людей, которые боролись за закрытие полигона. Азаттык побеседовал с Касеновой накануне Международного дня действий против ядерных испытаний, который отмечается 29 августа.

«КАКУЮ ОГРОМНУЮ ТЕРРИТОРИЮ ОТНЯЛИ У ЛЮДЕЙ»

Азаттык: Мы находимся возле мемориала «Cильнее смерти». Он изображает мать, которая закрывает своим телом ребёнка. Вы работали над этой темой на протяжении многих лет и наверняка пропустили через себя историю Семипалатинского полигона. Какие эмоции у вас вызывает этот мемориал?

Тогжан Касенова: Я считаю, что у него очень сильный посыл и он отражает реальность: женщины и дети особенно подвержены влиянию ионизирующего излучения.

Но мне также видится в этом мемориале и что-то более светлое, сильное — желание защитить своих детей. Во всех семьях, с которыми я встречалась, которые живут поблизости от бывшего полигона, меня очень вдохновляло то, как, несмотря на все трудности, родители с достоинством несут свою ответственность, вкладываются в детей. У многих дети с очень серьёзными заболеваниями, и они им дают всё, что могут. Поэтому для меня этот мемориал очень сильный.

Тогжан Касенова — международный эксперт в области ядерной политики, нераспространения оружия массового уничтожения. Старший научный сотрудник Центра политических исследований Университета Олбани в США. В 2022 году в издательстве Стэнфордского университета была опубликована книга Тогжан Касеновой «Атомная степь: как Казахстан отказался от ядерного оружия».

Азаттык: Вы работали над книгой «Атомная степь: как Казахстан отказался от ядерного оружия» 15 лет. Собирали материал, копались в архивах, встречались с людьми. Какие моменты стали для вас самым большим открытием или откровением?

Тогжан Касенова: Начну с плохого. Хотя я понимала и до того, как плотно начала заниматься этой темой, насколько пострадали и люди, и регион, я всё-таки до конца не осознавала масштаб. И только когда я уже начала приезжать сюда, когда в 2015 году у меня был шанс пролететь на вертолёте над бывшим полигоном, я увидела, какая это огромнейшая территория, тут могла поместиться вся Бельгия, которая была отнята у людей, у Казахстана под полигон.

Семипалатинский испытательный ядерный полигон (СИЯП) — первый ядерный полигон Советского Союза. Площадь — 18 500 кв.км. Полигон начали строить в 1947 году. Первый взрыв был осуществлён в 1949 году. За 40 лет на полигоне взорвали не меньше 468 ядерных, термоядерных и водородных бомб.

Одно дело — об этом читать документы, а другое — встречать людей лично, узнавать их, сближаться. Это было очень тяжело, особенно потому, что я сама из Казахстана, и для меня эта тема очень близкая, тяжёлая. Невозможно было абстрагироваться.

Но моё исследование не было окрашено только в серые и чёрные тона. Я с удовольствием узнавала о примерах гражданского мужества, которые были в Казахстане. Допустим, Мухтар Ауэзов, уроженец этого региона, он ещё в 1957 году на ядерной конференции в Японии делился своими знаниями о том, что здесь происходит. Не побоялся. Были очень смелые руководители области: Мухамедгали Сужиков в конце 1950-х, Михаил Карпенко в начале 1960-х и потом уже в конце 1980-х Кешрим Бозтаев. Люди, которые за свою область болели, писали письма, обращались в вышестоящие инстанции.

Первый взрыв советской атомной бомбы. Гордость или трагедия?

И ещё есть одна прекрасная история, которую мало кто знает, — о медицинской экспедиции Института краевой патологии под руководством профессора Бахии Атчабарова. Они в течение трёх лет, в конце 1950-х, приезжали сюда и собирали клинические данные. Все записывали, не таясь. Они взяли на себя огромный личный риск, потому что это 1957, 1958, 1959 годы, когда советская ядерная программа была покрыта завесой секретности. Несмотря на всё это, они записывали то, что видели: что люди болеют серьёзными заболеваниями. В трупах животных находили стронций. Они также проверяли растительность и почву. Это был один из очень ярких примеров гражданского мужества. Поэтому, да, какие-то откровения были тяжёлыми, но какие-то давали мне чувство гордости.

Азаттык: Эта экспедиция, расскажите про неё больше. Сведения, которые они собрали, были потом засекречены?

Тогжан Касенова: Они работали в течение трёх лет. Надо отдать должное министру здравоохранения СССР Ковригиной, (Мария Ковригина, министр здравоохранения СССР, 1954–1959. — Ред.) которая разрешила, поддержала, и министру Казахской ССР Карынбаеву (Сибугатулла Карынбаев, министр здравоохранения КазССР, 1954–1965. — Ред.). Но, конечно, самая большая роль принадлежит профессору Бахие Атчабарову.

Бахия Атчабаров — доктор медицинских наук, академик, в 1952–1984 годах являлся директором Института краевой патологии Академии наук Казахстана.

Да, все эти данные были собраны, и машинописный текст составил 12 томов, огромных. Все это, конечно, было засекречено. В 1961 году в Москве прошла конференция за закрытыми дверями, где наши, казахстанские, врачи… Здесь я хочу ещё один момент отметить. Когда я смотрела состав этой экспедиции, настолько приятно было видеть полиэтничность Казахстана, потому что в ней были казахские, русские, немецкие, еврейские фамилии, но все они были казахстанцы. Они поехали в Москву и отстаивали то, что написали.

Представители [Института биофизики], которые имели более тесную связь с военными, пытались наших учёных выставить в том свете, что у них неправильная методология, что люди болеют из-за авитаминоза и плохих условий. И наши врачи говорили, что да, признаём, витамина С не хватает, но его не хватает во всех регионах, а тут люди болеют гораздо больше. Эти смелые врачи из Института краевой патологии, как могли, отстаивали [свои выводы].

Экспедицию под давлением Москвы закрыли после трёх лет, и эти данные рассекретили в Казахстане только в 1990-х. Сейчас они доступны в архивах Академии наук и представляют огромную ценность, потому что это единственное исследование, полное клинических данных того времени, советского периода.

И вот ещё, это был как раз период, когда основные ядерные державы вели переговоры о возможном запрещении испытаний в атмосфере. Как раз в 1963 году был этот договор подписан. У меня нет подтверждений, но я думаю, что данные [экспедиции Атчабарова] свою роль сыграли в том, что атмосферные испытания всё-таки были запрещены.

«ЦЕНА, КОТОРУЮ ПЛАТИЛИ ЛЮДИ, НИКОГО НЕ ВОЛНОВАЛА»

Азаттык: Вот вы сказали: «Засекретили». Есть ли и сейчас засекреченные сведения о полигоне? Много ли их?

Тогжан Касенова: Я уверена, что многие данные до сих пор недоступны, к сожалению. Доступной в наших архивах информации достаточно, чтобы сделать выводы. Но очень много белых пятен, допустим, в архивах я находила документы 1950-х, 1960-х, потом 1980-х, 1990-х и так далее. Но не нашла ни одного документа 1970-х годов.

Азаттык: А что происходило в 1970-е?

Тогжан Касенова: Не знаю. Пошли подземные ядерные испытания. Да, может быть, это случайность, потому что нельзя сказать, что из 1950-х, 1960-х всё есть. Иногда [в документах] куски прямо отсутствуют, и это заметно.

Азаттык: Знаете, мне отец рассказывал, когда я была маленькая, что в детстве он с друзьями бегал посмотреть на «ядерный гриб». И, как я поняла из его рассказов, он не был сильно шокирован, когда узнал, насколько это было опасно и вредно. Как испытания преподносились людям и как открылась правда об их влиянии на здоровье?

Тогжан Касенова: С самого начала было очень много секретности. Перед первым испытанием даже тем, кто был в нём задействован, запрещалось говорить слова «атом», «Семипалатинск», «полигон».

Местному населению или местным руководителям ничего не сообщалось в плане каких-то деталей. Они, конечно, знали, что это что-то военного назначения, но без подробностей.

Но из-за того, что атмосферные ядерные испытания очень опасны для здоровья, наглядные примеры того, что происходит что-то не то, начали [появляться] очень быстро. Люди начали страдать различными заболеваниями крови, кожи, потом пошли онкологические заболевания.

Людей особо не информировали. Единственное, перед какими-то более мощными взрывами, это уже чуть позже было, в 1950-х, иногда людям говорили выходить на улицу. И мне это непонятно, потому что когда ты находишься на улице, если это атмосферное испытание, то ты в ещё большем уязвимом положении. Мне кажется, военные не хотели, чтобы были какие-то явные повреждения. Допустим, если упал кусок потолка или стекло разбилось, то ранения видны сразу. Поэтому перед какими-то испытаниями людям говорили выходить на улицу.

А по документам довольно быстро стало понятно, что ядерные испытания негативно влияют на здоровье людей. Но это их не остановило, к сожалению. И я считаю, что это огромная боль для всей нашей страны, что испытания продолжались 40 лет.

Азаттык: Когда официально было признано, что это негативно влияет на здоровье?

Тогжан Касенова: Если в публичной сфере, то была конференция в 1989 году — тогда уже началось антиядерное движение. Уже стало известно, что даже при подземных испытаниях могут выйти на поверхность радиоактивные газы. Уже перестройка, гласность. И тут проходит одно испытание, при котором идёт сильное загрязнение. И представители военного городка в Чагане — не в Курчатове, а в Чагане — подтвердили [это] главе области Бозтаеву (Кешрим Бозтаев, первый секретарь Семипалатинского обкома КП Казахстана, 1987–1991. — Ред.) Информация дошла до Олжаса Сулейменова, и с февраля 1989 года начинается антиядерный протест. В июле, кажется, проходит первая общественная конференция по ситуации в Семипалатинске и области, где очень много спикеров было как из Казахстана, так и из России и где впервые начали открыто обсуждать какие-то медицинские факты. Все газеты про это печатали.

Олжас Сулейменов — казахский поэт и общественный деятель, основатель антиядерного движения «Невада — Семипалатинск». 26 февраля 1989 года выступил по телевидению с заявлением о необходимости прекращения ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне. 28 февраля того же года на митинге у здания Союза писателей было принято решение о создании антиядерного движения.

Но вот официальное признание, знаете, сложно ответить на этот вопрос, потому что военно-промышленный комплекс знал с ранних лет и в секретных документах — это всё в архивах сейчас видно — чёрным по белому написано, что удельная радиоактивность, допустим, зерна на одном из складов в Семипалатинске превышает норму во столько-то раз.

И те же самые люди, которые проводили эти исследования, писали местным властям в Семипалатинске, что ничего, не волнуйтесь, всё у вас в норме. Поэтому что такое «официальное признание»? Это когда официальные лица знают или когда они объявили? В общественную сферу всё вышло только в 1989 году.

Азаттык: Нашли ли вы для себя объяснение этому обману?

Тогжан Касенова: Для советского правительства приоритетом было догнать Америку, потом началась гонка вооружений. Для меня, как для исследователя, очень важны нюансы. Потому что иногда есть дискурс, что «специально» хотели истребить казахов. Нет. Факт в том, что никого не волновали не только казахи, но и все те, кто здесь жил. Была военная цель, и цена, которую платили люди, никого не волновала.

Мне кажется, в этом нюанс. А секретность объясняется тем, что они не хотели, чтобы знали о негативном влиянии, очень боялись ещё любой утечки информации, шпионажа: что именно Советский Союз делает, какие у него мощности и так далее.

«МНОГИЕ СЕМЬИ ГОВОРЯТ: "ТУҒАН ЖЕР"»

Азаттык: Вы сказали, что люди довольно быстро увидели, как взрывы влияют на их здоровье. Вы брали интервью у многих обычных людей, которые жили в зоне поражения, у потомков. Как они реагировали? Пытались уехать, пытались задавать вопросы?

Тогжан Касенова: Есть интересные данные. Ирония в том, что сейчас это всё очень полезно. В то время КГБ перехватывал письма обычных граждан, которые шли из Семипалатинска. И теперь мы можем в архивах увидеть отчёты комитета того времени и по этим письмам создать представление о том, что чувствовали люди, что планировали.

В письмах где-то 1960 года многие жалуются родственникам или друзьям, что очень тяжёлая ситуация, все болеют, постоянно трясёт, дети ходят вялые, с синяками под глазами. И есть такая тенденция в этих письмах: те люди, кто был не казахской этничности, писали, что «хотим уехать в Украину» или ещё куда-то. Получается, у них было к кому уехать и многие хотели. А казахам особо было некуда ехать.

С другой стороны, когда я ездила по аулам, сёлам возле полигона, там даже сейчас тяжёлая ситуация, в социально-экономическом плане, и если людей спрашивать: «Почему вы никуда не переехали, почему вы остаётесь в Карауле, Кайнаре, Саржале?», многие семьи говорят: «Туған жер», родная земля, где похоронены предки. Я это очень хорошо понимаю. И мне кажется, очень важно, чтобы мы сами не воспринимали эту землю только как подвергшуюся ядерным испытаниям, как землю, которая пережила столько боли, потому что эта земля гораздо больше. Здесь родились прекрасные люди, которые столько дали нашей нации. Это богатейшая, сильнейшая земля.

Азаттык: К разговору о земле. Как вы считаете, последствия, которые отразились на земле и людях, когда-нибудь пройдут полностью?

Тогжан Касенова: Я могу только сказать насчёт того, что читала и что вижу своими глазами. Первое, если смотреть исследования Семейского Института радиационной медицины и экологии, то они с уверенностью утверждают, что у второго, третьего поколения после людей, которые получили особенно высокую дозу [облучения], явно повышенная смертность, [уровень] онкологических заболеваний.

Но когда я сейчас езжу по местности возле бывшего полигона и встречаю детей, которым от нескольких месяцев до нескольких лет, они уже четвёртое или пятое поколение, и среди них я сама видела много тех, у которых очень серьёзные заболевания, включая деформации: не хватает пальцев, или, наоборот, на один пальчик больше. Для меня это подтверждение, что и четвертое, и пятое поколение продолжает платить цену за то, что произошло десятилетия назад.

ОБ АЭС В КАЗАХСТАНЕ

Азаттык: Сейчас в Казахстане вновь обсуждается ядерная тема, но уже «мирный атом». Как вы относитесь к этому вопросу?

Тогжан Касенова: Я не против атомной энергетики в мирных целях. Мне кажется, очень важно вести разговор по этим вопросам с пониманием того, что ядерные технологии дают очень много хорошего. Чтобы лечиться от рака, нужны медицинские изотопы, есть другие процедуры в медицинской сфере, даже в сельском хозяйстве есть ядерные технологии.

Я не энергетик, чтобы сказать, что Казахстан должен делать и нужна ли на самом деле ему атомная энергетика. Это должны обсуждать специалисты. Но как у человека, работающего в сфере ядерной безопасности и ядерной политики, у меня много вопросов, которые, мне кажется, правительство Казахстана должно решить или знать, как на них ответить до того, как начинать весь процесс.

Строительство атомной электростанции означает, что должны быть соблюдены высочайшие стандарты по безопасности. И очень важно, чтобы были и специалисты, и ресурсы, и чтобы население могло верить своему правительству. На данный момент оно не верит. Я считаю, правительство в какой-то мере не заслужило это доверие. И это то, над чем надо работать.

Препоны для противников АЭС и студенты-энтузиасты. Репортаж со слушаний в Астане

Есть более широкие вопросы, такие как коррупция. Одно дело, что не достроили ЛРТ в Астане (окружённый коррупционными скандалами проект надземного легкорельсового транспорта, который пытаются реализовать с 2008 года. — Ред.), и он сейчас стоит из-за коррупции, а другое дело, если Казахстан начнёт этот огромный проект, в котором очень важно, чтобы всё соблюдалось на самом высоком уровне. Коррупция может привести к тому, что где-то что-то будет не так выполнено. Стандарты, может быть. Или вдруг это всё остановится? Я занимаюсь Бразилией, там третий реактор уже десятилетиями стоит в полупостроенном состоянии, и это никому не нужно.

Самое главное ещё то, я уверена, что правительство Казахстана это хорошо осознаёт: выбор партнёра безумно важен, потому что строительство АЭС означает, что вы будете с этим партнёром, с этой страной на ближайшие 30–40 лет, вы должны быть в одной связке. И я считаю, очень важно помнить, что страна, у которой есть военное присутствие на гражданском ядерном объекте другой суверенной страны и чьи дочерние компании уже находятся над санкциями, это, может быть, не лучший выбор для Казахстана.

Ну и, конечно, вопрос перманентного финального захоронения отработавшего ядерного топлива. Его ни одна страна ещё не решила. Поэтому, в общем, очень много и технических вопросов, и политических, и геополитических. И мне кажется, весь этот опыт сейчас покажет, как выстроится или не выстроится доверие между правительством и населением.

В 2019 году предложение построить в Казахстане атомную электростанцию по российским технологиям озвучил президент России Владимир Путин. С тех пор в стране идут разговоры о возможном строительстве. В 2023 году общественные слушания по этому вопросу прошли в посёлке Улькен на берегу озера Балхаш в Алматинской области. Это место считается основной возможной площадкой для строительства. В 2024 году общественные обсуждения организовали во всех крупных городах Казахстана. Следующий этап процесса — референдум, на котором, по заявлению президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева, казахстанцам предоставят возможность высказаться в пользу или против атомной станции. Дата референдума пока не назначена.

Азаттык: Уточню: вы имели в виду «Росатом»?

Тогжан Касенова: Да. Сам «Росатом» не находится под санкциями, но его дочерние предприятия находятся. Если кому-то было непонятно, что я имела в виду: российские войска находятся на объекте Запорожской АЭС Украины, и этим Россия создаёт ядерные риски. И моё мнение, что она не должна сейчас рассматриваться как один из потенциальных партнёров — в данной ситуации на данный момент.

ЗАКРЫТИЕ СЕМИПАЛАТИНСКОГО ПОЛИГОНА: «САМАЯ БОЛЬШАЯ РОЛЬ ПРИНАДЛЕЖИТ НАРОДУ»

Азаттык: Вернёмся к полигону. Момент закрытия. Какие факторы привели к этому?

Тогжан Касенова: Если макрофакторы упоминать, то это, конечно, то, что ситуация на уровне Советского Союза менялась, пришёл [Михаил] Горбачёв к власти. Гласность, перестройка, разрешили общественные объединения помимо Коммунистической партии. Поэтому создание экологических движений было возможным. Это то, что происходило на уровне Советского Союза. Сам Горбачёв не был заинтересован в гонке вооружений. Он, в принципе, не очень хотел, чтобы испытания продолжались. Но военно-промышленный комплекс советский был очень сильный. И Горбачёв бы один сам не смог остановить это.

Но и в Казахстане происходили очень важные изменения. В 1980-х шло как будто возрождение национальной идентичности, возвращение к каким-то произведениям, которые были важны для казахской культуры. «Кыз Жибек» начали ставить, переводить заново. И это только один из примеров.

И мы ещё должны не забывать: 1986 год, Чернобыль. И то, что я назову последней каплей: подземные ядерные испытания 12 февраля 1989 года. Как я уже упоминала, в тот момент гласность, перестройка, уже дисциплина не такая была. И поэтому военные из городка Чаган не стали скрывать, что их аппаратура показывает: есть загрязнения. Даже если военные, которые были связаны непосредственно с полигоном, отрицали, всё равно эта информация вышла.

И тут тоже фактор личностей. Кешрим Бозтаев, Сулейменов с антиядерным движением, [Нурсултан] Назарбаев, конечно, тоже большую роль сыграл. Но самая большая роль принадлежит народу, людям, которые ходили где-то там в Карауле, в Семее, в Алматы, были на улицах, на всех этих маршах.

Для меня эта история очень воодушевляющая, когда разные компоненты Казахстана: и республиканская власть, и местная, и люди, движение, которое, как гражданское общество, поднялись. Все это сыграло свою роль. Каждый месяц имел значение. И благодаря протестам, антиядерному движению последнее испытание произошло в октябре 1989 года. Фактически с тех пор полигон молчал. И это тоже такой пробел, потому что мы недостаточно говорим о роли людей, антиядерного движения, о том, что без них это было бы невозможно.

Азаттык: Как собиралось антиядерное движение?

Тогжан Касенова: В первые дни, по воспоминаниям Сулейманова, когда до него дошла информация об испытании, что был выход радиоактивных газов, он позвал неравнодушных людей прийти в Дом писателей в Алма-Ате. И тысячи пришли, они даже все не поместились, потому что в зале только 400 человек помещалось.

Когда я разговаривала с теми, кто присутствовал в тот момент в зале, они говорили, что это была просто такая наэлектризованная атмосфера, потому что там были выступающие и из Семипалатинска, и врачи. Одна врач, которая принимала роды, я не знаю, она из сельской местности или из самого города, рассказывала о том, что из 12 новорождённых шесть рождались с отклонениями.

Мне кажется, там очень много эмоций было в тот день. По воспоминаниям Сулейманова, именно тогда было принято решение что-то формальное создать. В первые дни движение назвали просто «Невада», даже без «Семипалатинск». Изначально, насколько я понимаю, лидеры движения видели его как глобальное: не только про «закрыть Семипалатинский полигон», а про запрет испытаний во всем мире. Они хотели, мне кажется, почувствовать себя частью более глобального движения.

В последующие пару лет, когда шло активное противостояние здесь, в Казахстане, очень много было взаимодействия с международным сообществом. Активисты приезжали из Америки, Канады, пострадавшие из Японии, активисты из России. И было такое взаимное воодушевление, потому что иностранцы говорили: «Для нас это было что-то уникальное, что мы в Советском Союзе, в советской республике. И тут люди так массово протестовали и у них что-то получалось». Для наших тоже это была большая поддержка: то, что они могли ездить в Америку, набираться опыта у активистов там. Так что это было хорошее время, которое давало всем силу.

Азаттык: Как вы считаете, история Семипалатинского полигона отразилась в общественном сознании народа Казахстана?

Тогжан Касенова: С одной стороны, когда сейчас мы обсуждали потенциальное строительство атомной электростанции, то часто [полигон] упоминается. И такое ощущение, что да, травма сильная, люди помнят, знают, что она оставила очень сильный след.

С другой стороны, мне кажется, всё-таки недостаточно какого-то более глубокого знания, недостаточно люди знают ни про антиядерное движение, ни про то, что происходило или происходит в регионе. Я считаю, что казахстанцы недостаточно считают «семипалатинскую историю» частью своей общей истории. Как будто бы это существует немножко отдельно. Есть какая-то стигма: если молодёжь из Семея едет поступать в другой город, в университет, то сокурсники могут какие-то совершенно неадекватные шутки говорить и так далее.

Что-то на поверхности в общественном сознании, конечно, отложилось. Но понимания, эмпатии, возможно, пока недостаточно. Мне, кажется, это та тема, которую ещё нужно на уровне именно общества прорабатывать. Потому что пока мы своё прошлое не поймём, тяжело нормально двинуться в будущее.