Во время Январских событий житель Усть-Каменогорска Азамат Ермекбаев потерял один глаз. Он помнит лицо стрелявшего в него полицейского. Мурат Раисов говорит, что в спорткомплексе «Динамо» были избиты «сотни человек», но об этом почему-то сейчас не говорят. Ренат Жубаков считает, что как подозреваемых в беспорядках ловили «активистов, которые постоянно поднимали вопросы». Жители Восточно-Казахстанской области, которых задержали после Январских событий, а затем отпустили «за недоказанностью вины», рассказали Азаттыку о пережитом в заключении.
Примечание. Герои статьи подробно рассказывают о пытках в заключении. Воздержитесь от прочтения, если вам может стать плохо.
«Я ЛЕЖАЛ НА СПИНЕ, НО НЕБА НЕ ВИДЕЛ. ДУМАЛ, ЧТО УМЕР»
Азамат Ермекбаев, житель Усть-Каменогорска:
— Мы долго стояли, глядя друг на друга. Он — полицейский, я — обычный человек. В какой-то момент, не помню как, меня отбросило от сильного удара. В меня стреляли. Я лежу на спине, но неба не вижу. Думал, что умер. Правый глаз болит и не открывается. Левый глаз с трудом открылся. Из правого глаза хлестала кровь.
Я подскочил от страха и закричал: «Помогите! Помогите!» — и побежал куда-то. Кто-то поймал меня и посадил в машину, которая довезла меня до больницы.
В больнице врач сказал, что я потерял глаз. Сообщил, что половина глазного яблока осталась внутри, а другой половины нет. Получил контузию, когда в меня стреляли. Расследование показало, что пуля была резиновой.
Сейчас хожу с пластиковым протезом в правом глазу. Цвет его зрачка похож на мой собственный. Одно плохо — если сдвину его, то не могу надеть, не глядя в зеркало. Он может перевернуться.
На следующий день после госпитализации меня прооперировали. После операции я заснул, ничего не чувствуя. Был под наркозом. В какой-то момент кто-то ударил меня по голове. Я проснулся от испуга. Был уже вечер. Стоявший рядом мужчина, оказывается, стукнул меня по голове телефоном. Это был сотрудник департамента комитета национальной безопасности. Он был в штатском. У меня отобрали документы и смартфон. Потом пришли спецназовцы, скрутили мне руки и вытащили на улицу. Они не обратили внимания на крики врача о том, что «его нельзя забирать сразу после операции». «Приказ! Приказ!» — сказали они.
Я был босиком. На мне была только футболка. Было холодно. Зима. В выписке, данной врачом, говорилось, что я «получил сильный удар по голове», я ничего не понимал, не мог справиться с собственным телом и шёл в сопровождении вооружённых людей. Они толкали меня в спину дулом автомата и посадили в автобус.
Выкрикивали: «Буква Г», что означало нагнуться, и таким образом завели в управление полиции города Усть-Каменогорска. Там мы давали объяснение, стоя на полусогнутых ногах. Когда говорил, что ничего не делал, меня начинали избивать. В итоге я подписал все бумаги, которые они дали. У меня не было другого выбора.
Они знали, что мы там долго не выдержим. Я был напуган и вошёл в изолятор, прикрывая правый глаз рукой. Я сразу закричал: «Не бейте меня по лицу, я после операции». «Надо будет, — убьём», — сказал один из них
После этого мы оказались в изоляторе временного содержания. Потому что таких, как я, вышедших после операции, в спорткомплекс «Динамо» не увозили. Они знали, что мы там долго не выдержим. Я был напуган и вошёл в изолятор, прикрывая правый глаз рукой. Я сразу закричал: «Не бейте меня по лицу, я после операции». «Надо будет, — убьём», — сказал один из них. Он намеренно ударил меня кулаком в правый глаз. Сотрудники тюрьмы называли нас «террористами» и «аблязовцами».
Надо мной жестоко издевались. После ИВС меня доставили туда по решению суда. Заставляли мыть туалеты. Били нещадно, так, что в лёгких скопилась жидкость. В заключении к флюорографии есть запись об этом.
После того как меня жестоко избили в тюрьме, я не мог спать неделю. Нога была травмирована и тоже болела. У меня там не было медицинской обработки глаза, я так и ходил, как вышел после операции. Всё думал, что будет дальше, — отчаялся.
Через 40 дней меня выпустили под подписку о невыезде. Время от времени вызывали прокуроры и предлагали прийти к соглашению. То есть они говорили, что, если признаю вину, дадут условный срок и меня не посадят. Как я мог согласиться, если не совершал преступления? Сказал «нет».
Потом меня снова вызвали после объявления президентом амнистии. Сказали: «Попадёте под амнистию. Подписывайте». Я сказал: «Я не виноват, мне не нужна никакая амнистия».
Потом вызвали в декабре 2022 года и сообщили, что моя вина и ещё нескольких человек не доказана. Сказали, что «свободны», как будто ничего не было. С одной стороны, мы были счастливы, потому что наступил день, когда наша невиновность была доказана, с другой стороны... Зачем нас так мучили?
В меня стрелял полицейский, я это точно знаю. В то время интернет был отключён. Я вышел из дома брата и попытался вернуться домой, но не смог вызвать такси. Выхода не было, я направился в сторону торгового центра возле центральной площади, где обычно стоят таксисты. Хотел поймать такси там. Нужно было пройти какое-то расстояние до торгового центра. Когда я перешёл мост через Ульбу, увидел шествие мирно идущих людей. Я присоединился к ним. Потому что все шли спокойно. Никаких погромов и мародёрства не было. Мы пели гимн. Полиция встретила нас на Арбате. За ними стоит здание акимата Восточно-Казахстанской области. Полиция забросала людей гранатами. Люди были напуганы и разбежались в разные стороны. Мы пошли по другой улице, чтобы выйти на другую сторону акимата. Там тоже полиция забрасывала гранатами и открыла стрельбу. Люди начали бросать в них камни. В этот момент я подумал о том, чтобы ускориться и добраться до дома. Понял, что на этом мирное шествие закончилось.
Рядом с акиматом находится одно из учебных заведений города. Когда я обошёл его, увидел горящую полицейскую машину. Я посмотрел в сторону площади, и передо мной стоял один полицейский. Он смотрел на меня. Я тоже уставился на него. У меня не было ничего в руках, что заставило бы его выстрелить в меня. Но он выстрелил и попал мне в правый глаз.
Я думал, что умер, но нет, не умер. Но я стал инвалидом. Если бы тогда был интернет, я бы вызвал такси и благополучно добрался до дома...
Стрелявшего не нашли. Дело было прекращено. Думаю, его легко найти. Потому что он был сотрудником полиции и лицо его было открыто. Но говорят, что не нашли. Как? Не могу понять. Я должен получить компенсацию от властей, буду обращаться в суд.
«"ДИНАМО" БЫЛО ЗАЛИТО КРОВЬЮ»
Мурат Раисов, житель Усть-Каменогорска:
— Через три дня после митинга на площади я шёл в сторону рынка, когда рядом со мной остановилась незнакомая машина. Двое мужчин в штатском заявили, что они оперуполномоченные полиции, и предъявили документы. Не могу сказать, как именно они меня нашли, то ли увидели из нашего видеообращения к правительству несколько дней назад, то ли случайно.
Меня сразу повезли в спорткомплекс «Динамо». Они надели на меня наручники и положили лицом на пол. Людей было много. По 20–25 человек лежали в пять-шесть рядов. Думаю, нас было больше сотни. Все сотрудники, которые проходили мимо, пинали нас. Все были в масках. Они делали всё, чтобы их не узнали.
Через некоторое время кто-то в звании подполковника поднял меня и отвёл в отдельную комнату. Я не знаю его имени, но хорошо запомнил лицо. Он начал избивать меня резиновой дубинкой. Бил очень сильно. Его помощники также помогали бить. Но сам подполковник бил нещадно. Я не знаю, почему он так взъелся на меня. Он был низкого роста. Я высокий. Сказал, что поставит меня на колени и бил по ногам. Но не смог поставить на колени. В какой-то момент я упал. Он ударил меня по шее. Я встал. Затем меня снова положили на пол спортзала. Несколько человек толпой избили нас ещё.
Мы лежали лицом вниз. Нельзя было поднимать голову и смотреть по сторонам. Так и лежали и только внимательно всё слушали. Мы слышали, что одних отправляли под арест на 15 суток, других отпускали с административным штрафом. Люди находились в смятении, никто ничего не понимал.
Сейчас, когда говорят о Январских событиях, о спорткомплексе «Динамо», многого не упоминают. Там нас били специально обученные люди спортивного телосложения. Что это было за подразделение, не знаю. В те дни спорткомплекс был настоящей «мясорубкой». Там задержанных так избивали, что выводили с признанием, что «преступник». Весь пол был залит кровью, даже ноги скользили. Стены здания также были забрызганы кровью. Не понимаю, почему происходившее в этом спорткомплексе не обсуждается более широко.
После нас отвезли в управление полиции. Там тоже ходили люди в масках... Мы стояли лицом к стене, они проходили и наносили нам удары со спины.
Если возражал и не соглашался, люди в чёрном начинали избивать. Два человека прикладывали к рёбрам электрошокер с двух сторон. Это адская боль. Я чуть не терял сознание
Следователь предъявил мне два обвинения. Первое — меня назвали организатором беспорядков на площади. Второе — участие в них. Госзащитник только сидел рядом, он ни слова не промолвил в мою защиту. Его просто посадили рядом со мной, чтобы сказать, что у меня есть условный адвокат. Мне не разрешили нанять другого адвоката и сделать звонок. Возражать следователю, как оказалось, нельзя. Если возражал и не соглашался, люди в чёрном начинали избивать. Два человека прикладывали к рёбрам электрошокер с двух сторон. Это адская боль. Я чуть не терял сознание. Они хотели, чтобы мы сознались в том, что подняли восстание. Но они не смогли добиться этого. Это есть и в моём деле. Я пошёл высказать своё личное мнение. Я не отрицал ни слова. Меня арестовали на два месяца.
По дороге завезли в больницу на осмотр. Врачей в белых халатах не было. Обычные люди в штатском, врачи они или нет, не знаю, но они даже не спрашивали о ссадинах и синяках на теле. Они только спрашивали, есть ли у нас какие-либо жалобы. Нельзя сказать, что есть. Было понятно, что они снова будут избивать. Тогда было большое давление. Мы были растеряны и ничего не понимали.
Сначала мы провели двое суток в изоляторе временного содержания. Не знаю почему, может быть, из-за возраста — мне 55 лет — или подумали о будущем, раз их лица были открыты, но меня там били не так сильно, как других. Но людей, которые вместе со мной находились в камере, сильно избивали. Спрашивали, кого они призывали выходить на площадь, кого там видели, просили указать на них.
Из камеры выводили по одному. Рядом со мной были молодые парни из Китая и Монголии. Их называли «китайцами» или «монголами», так и вызывали из камеры. Если не выходили, то ситуация для них складывалась сложная...
Был ещё один мужчина, который был на два года старше меня. Он был слепым, инвалидом первой группы. Ему говорили опустить голову и бежать, когда входил в камеру. Он ударялся головой о металлическую дверь из-за плохого зрения. Мы открывали дверь изнутри и старались встретить его.
Позже нас перевели в исправительное учреждение. Мы называем его крепостью. Нас «встречали» строем, как показывают в фильмах. То есть сотрудники тюрьмы, выстроившись в два ряда, пропускают человека, пиная его.
Так как мы никогда раньше не видели такого места, обстановка внутри была для нас сложной. Сказали, что 10 дней будем в карантине, никаких вестей извне не получали. Что происходит во внешнем мире, не знаем, писем ни от кого нет, тишина. О точном времени узнавали два раза в сутки. Когда утром звонил звонок, знали, что уже шесть утра. Потом вечерний звонок — значит, 22 часа, отбой.
В одной камере находилось 18 человек. Небольшая камера — шесть на четыре. Мы спали на трёхъярусных кроватях. Туалет — это место, изолированное кирпичной кладкой высотой по пояс человека. Это место называли «парашей». Там ещё курят. 18 человек стоят в очереди друг за другом. Воздух в камере был очень грязным. Более того, если зимой температура опускалась ниже минус 25 градусов, не выпускали даже на прогулку, потому что холодно. Да и выпускали нас ненадолго. Как-то не выходили три дня. Мы гуляли во дворе всего 10 минут.
Только через 10 дней нам позволили встретиться с нашими общественными защитниками и представителями различных организаций. Начали оказывать медицинскую помощь раненым и тем, у кого были ссадины и кровоподтёки в результате избиений. Они не удосужились дать хоть по одной таблетке обезболивающих тем, кто потерял глаз и перенёс операцию. Они не могли спать по ночам, ходили по тесной камере из-за нестерпимой боли.
В течение первых 10 дней были люди, которые пытались покончить жизнь самоубийством. Мы говорили им, что жизнь бесценна, разговаривали и утешали друг друга. Мы писали жалобы, сидя внутри. Только после этого нас начали вызывать на допросы. Стали переводить в другие камеры.
Меня продержали 45 суток, а потом отпустили под подписку. Когда я был на следствии Антикора, мне показали фотографии семи-восьми рядовых сотрудников полиции. Ранее я подал жалобу на пытки. Покажите фото подполковников, этих я не знаю, сказал я им. Они сказали, что «в департаменте полиции не предоставляют фото всех сотрудников». Я думаю, что это ложь, потому что в базе данных МВД наверняка есть данные всех сотрудников. Не захотели показывать.
Мы получили следующее предложение от прокуратуры. «Есть такое понятие, как прокурорское соглашение, согласно закону. Если не хотите наверняка быть осуждённым, признайтесь в преступлении, вас не посадят, но можете получить условный срок», — сказали мне. Но это не освобождает от уголовной ответственности. Некоторые люди соглашались на это. Потому что были измучены. Они соглашались, потому что не хотели снова оказаться в заточении. Но многие из нас были не согласны. Сколько бы нас ни вызывали, мы не соглашались. «Ваши ролики находятся на экспертизе, то, что вы делали на площади, обязательно будет выяснено, но тогда соглашения не будет», — запугивали нас. Но на самом деле людей, бросавших камни, действительно судили без всяких призывов к соглашению с условным сроком. Я был уверен, что не бросал камни и вред не причинял. Сказал: проверьте до конца, посмотрим, какое будет наказание.
Через несколько месяцев, 28 декабря, они вызвали нас, всего 25 человек, и сказали, что преступления не доказаны, и отпустили. Теперь они приносят извинения некоторым людям. У меня ещё не просили.
Пытки после Кантара сильно сказались на моём здоровье. Начало повышаться давление. У меня появляется одышка, даже если не двигаюсь. Я прошёл обследование у врачей. Они сказали, что в результате пережитого стресса нарушена работа сердца. Раньше ничего такого не было.
Во время Январских событий я внутренне поддерживал, когда люди в других городах поднимали экономические проблемы и выдвигали требования правительству. 4 января я отправился по своим делам и оказался у мечети в Усть-Каменогорске и там увидел людей, которые сказали, что мы должны сделать видеообращение и высказать свои требования. Я тоже подумал, что должен сказать своё слово, и задал вопрос, почему газ и бензин дорожают, и призвал правительство исправить ситуацию. Наше видео разлетелось по соцсетям. На следующий день на площади собрались люди. Я присоединился по собственной воле, у меня были свои мысли. Днём я простоял несколько часов и ушёл по своим делам. Около пяти часов пошёл снова. Рядом с акиматом взрывались гранаты. Это были светошумовые гранаты и гранаты со слезоточивым газом. Люди не могли дышать. Мы пережили всё.
«ПРИЛОЖИЛИ ЭЛЕКТРОШОКЕР К ЛИЦУ»
Ренат Жубаков, житель Усть-Каменогорска:
— Аким Усть-Каменогорска Жаксылык Омар ходил по центральной площади под охраной семи-восьми бойцов спецназа. Собравшиеся люди высказывали ему своё недовольство. Я, глядя ему в лицо, сказал, что аким должен ответить на вопросы жителей. Тогда я прокомментировал блогеру, который вёл прямую трансляцию с площади, что аким боится выйти перед народом. Позже все увидели это в социальных сетях.
Во второй половине дня полиция начала забрасывать площадь гранатами. Вокруг ходили странные люди в гражданской одежде. Мы называем их провокаторами. Среди людей ходили сотрудники полиции, нацбезопасности в штатском. Странного вида люди поднялись на ограждение фонтана, отбирали у выступающих громкоговорители. Провоцировали. Насколько я понимаю, кому-то, власти или ещё кому-то, нужны были столкновения между силовиками и народом.
На следующий день я проехался на машине по городу и остановился перед домом, когда мне позвонили с неизвестного номера. «Это ты подъехал домой?» — спросил незнакомый голос. Я сказал «да», и меня попросили выйти за ворота. Там стояли два человека. Оперуполномоченные полиции. Они показали мне фотографию, на которой я стою на площади.
— Это ты?
— Да.
— Идём с нами.
— Куда?
— Узнаешь, когда придёшь.
— Нет-нет, парни, так не пойдёт.
— Ты пойдёшь с нами по-хорошему или...
— У вас есть постановление или ещё какой-нибудь документ на моё задержание?
Состоялся такой диалог. Никакой бумаги они не показали. Позвонили кому-то. Через пять минут прибыл спецназ. Меня задержали. Они достали из моего кармана ключи и обыскали мою машину. Моя сестра всё происходящее сняла на видео, в том числе как обыскали машину. Есть видео. Я предупредил сестру, чтобы она «следила внимательно, чтобы они ничего не подкинули». Ордера на обыск они не предъявили. Переступили границы дозволенного. В таком состоянии они доставили меня в городское управление полиции. Там я увидел, как далеко они могут зайти.
Мужчина в звании подполковника с четырьмя помощниками трижды надевал мне на голову пакет. Я порвал два пакета. Но в итоге я потерял силы и начал терять сознание
Говоря короче, нас избивали безостановочно. Но два случая я хорошо запомнил. Мужчина в звании подполковника с четырьмя помощниками трижды надевал мне на голову пакет. Я порвал два пакета. Но в итоге я потерял силы и начал терять сознание. Каким бы ты ни был сильным, очевидно, что не одолеешь пятерых.
До сих пор помню, как прикладывали электрошокер к лицу и шее. Когда заканчивался заряд у одного электрошокера, приносили другой и снова пытали. Вся моя голова была в крови. Я попросил разрешения умыться. Вчетвером они зашли за мной [в туалет], сбили меня с ног и снова избили. Однажды следователь ударил меня кулаком в область паха.
У меня протез на одной ноге, поэтому в спорткомплекс «Динамо» меня не повезли. Состояние побывавших там людей резко ухудшалось. Одного моего знакомого держали за волосы и рукояткой электрошокера выбили четыре зуба. Рукоятка электрошокера алюминиевая, бьёт больно.
Я знаю имена всех подполковников, следователей, оперуполномоченных и помощников. Я подал жалобу на пытки в органы, назвал всех и дал описание. Был проведён следственный эксперимент. Но дело прекращали раз за разом, всего пять раз.
Меня, как и других, с санкции суда посадили на два месяца в исправительное учреждение. Нас там «встречали» нещадно. Это называется «встречей», когда заводят внутрь под удары. Те, кто уже сидел в тюрьме, говорили, что были в шоке, когда увидели, как нас избивают. «В принципе, арестованных в первый раз «не встречают», сказали они. До этого они чувствовали себя относительно свободно. Они рассказали, что после Январских событий, когда привезли задержанных, внутренний порядок ужесточили.
Полиция, сотрудники КНБ и тюрем должны быть привлечены к ответственности. На самом деле это они действовали как бандиты, а не мы. Они должны были найти 20 тысяч террористов, о которых говорил Токаев (президент Касым-Жомарт Токаев во время Январских событий заявил, что «только на Алматы напали 20 тысяч бандитов». — Ред.).
Мы, участники Январских событий, ранее не знавшие друг друга, после ареста сблизились. Мы стали подбадривать и утешать друг друга. Потому что психологическое давление было сильным. Сотрудники тюрьмы говорили, что «проблема не в том, признаетесь вы или нет, а в том, как вас будут судить». Всё это влияло на наше психологическое состояние.
Под предлогом Январских событий задерживали активистов. Вместе с нами под стражей оказались блогеры, которые постоянно критикуют власть, активисты из Семея. Я тоже часто поднимаю проблемы своего района. Меня хорошо знают в городском акимате. В микрорайоне Левобережный, где я живу, снег не убирают, на улицах нет освещения, не ремонтируются детские площадки. Я поднимал эти вопросы. Писал жалобы в Астану. Мы с трудом добиваемся того, чтобы они выполняли свои обязанности. С одной стороны, кажется, что меня пытали ещё из-за этого.
«ЖАЛОБЫ НА ДЕЙСТВИЯ СОТРУДНИКОВ ОРГАНОВ НЕ НАШЛИ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ»
С рассказами героев этой статьи Азаттык обратился с запросом к прокурору Восточно-Казахстанской области Алмату Байшолакову. Многие вопросы прокуратура проигнорировала, некоторые сведения сочла «не подлежащими разглашению».
«По жалобам всех пострадавших, в том числе Р. Жубакова, А. Ермекбаева и М. Раисова, было проведено досудебное расследование, проверены все их доводы, неправомерные действия сотрудников правоохранительных органов не подтвердились», — говорится в ответе за подписью Алмата Байшолакова.
На вопрос, показывали ли обратившемуся с заявлением о применении пыток М. Раисову для опознания фото сотрудников департамента полиции в звании подполковника, прокурор области ответил, что «потерпевшим показывали фотографии сотрудников полиции для опознания».
В связи с пытками на сотрудников полиции в ВКО было подано 28 жалоб, возбуждены уголовные дела, но ни одно из них не дошло до суда. По 27 заявлениям принято решение о «недоказанности фактов применения пыток», одно уголовное дело ещё находится на рассмотрении.
По официальной информации, уголовные дела в отношении 25 человек в Восточном Казахстане прекращены за их недоказанностью. Эти люди были задержаны на срок от одного до двух с половиной месяцев после Январских событий. До конца года они жили с подпиской о невыезде. Позже выяснилось, что они невиновны.
Азаттык также спросил у прокурора ВКО: «Принесли ли они извинения всем лицам, вина которых не доказана? Обязан ли уполномоченный орган извиниться перед ними?» На этот вопрос в прокуратуре дали краткий ответ, что «все извещены о принятом решении и порядке возмещения ущерба».
Ренат Жубаков, один из 25 освобождённых, весной направил властям письмо с просьбой предоставить документ, «доказывающий его невиновность». Прокуратура ВКО 30 мая принесла ему письменные извинения. В письме прокуратуры говорится, что обвинение против Жубакова в участии в «массовых беспорядках» не нашло доказательств. «От имени органа, ведущего уголовный процесс, официально приносим вам извинения за нанесённый ущерб», — отмечено в письме. Пока нет данных о том, что уполномоченный орган извинился перед кем-либо ещё, кроме него.
26 мая Есильский районный суд Астаны частично удовлетворил требование Рената Жубакова о компенсации морального вреда, причинённого властями.
Апелляционный суд в Астане снизил размер компенсации жителю Усть-Каменогорска Ерканату Женисулы. В феврале этого года Есильский районный суд присудил ему 10 миллионов тенге по иску к министерству финансов, но апелляционный суд сократил размер компенсации до трёх миллионов тенге по жалобе Минфина.
По официальной информации, в Усть-Каменогорске в ходе беспорядков погибли три человека. В полиции сообщили, что не нашли стрелков, убивших троих человек. Имена погибших в Усть-Каменогорске включены в список «случайных жертв» фонда «Народу Казахстана».
КОММЕНТАРИИ