Усиление воздушных атак на украинскую столицу после удара беспилотника по Кремлю, ответственность за который Россия возложила на Киев, вынудило Ирину, Светлану и Олю провести свой урок украинского языка в столовой напротив Национальной оперы вместо привычного места поблизости, которое закрыли после объявления воздушной тревоги.
Три женщины, приехавшие из Севастополя, Энергодара и Донецка, городов на юге и востоке Украины, оккупированных на разных этапах российской агрессии, провели 90 минут вместе с более чем дюжиной студентов, большинство из которых также являются вынужденными переселенцами. Большая часть учащихся — женщины, пытающиеся поднять свой уровень владения украинским языком и, как говорят некоторые, «освободиться» от русского языка.
У Ирины есть сын, служащий в украинской армии. По её словам, она вынуждена была покинуть родной Крым, потому что «не могла жить рядом с Черноморским флотом, обстреливающим ракетами» её страну. Она хочет перейти на украинский язык, чтобы «избавиться от чувства вины».
Светлана приехала в Киев всего два месяца назад. Её муж остаётся в Энергодаре, где работает на Запорожской АЭС, крупнейшей в Европе атомной электростанции, захваченной российскими войсками в начале вторжения. Она хочет перейти на украинский язык, чтобы «забыть месяцы оккупации».
Оля уехала из Донецка в 2014 году, когда в её городе и в соседнем Луганске началась развязанная Москвой сепаратистская война. Тогда она надеялась вернуться домой в течение нескольких месяцев. Однако с тех пор прошло больше восьми лет. Она решила перейти на украинский язык, так как хочет «сосредоточиться на будущем».
Миллионы подобных историй свидетельствуют о самом быстром отходе от использования русского языка в новейшей истории Украины. Согласно исследованию, проведённому в декабре 2022 года известным украинским политологом Владимиром Куликом и Киевским международным институтом социологии, число украинцев, использующих украинский язык постоянно или большую часть времени в своей повседневной жизни, увеличилось с 49 процентов в 2017 году до 58 процентов в 2022 году, а соответствующий показатель для русского языка снизился с 26 до 15 процентов.
Эта тенденция ещё более заметна в общественной сфере: 68 процентов населения отдают предпочтение украинскому языку и лишь 11 процентов — русскому на работе и в процессе обучения. Переход наиболее заметен на юге и востоке страны, где традиционно больше русскоязычных, чем на западе и в центре Украины, где переход на украинский язык стал распространённым признаком сопротивления оккупантам.
Реальность, стоящая за этими цифрами, более сложна из-за природы украинского двуязычия, когда почти все пассивно знают как украинский, так и русский языки, многие говорят на их смеси, суржике, а также на языках меньшинств, таких как крымскотатарский или венгерский.
Кроме того, есть и новые тенденции, в частности касающиеся пяти миллионов украинских беженцев, осваивающих новые языковые практики за границей. Но в то время, как многие украинцы продолжают использовать оба языка в повседневной жизни, несмотря на гнев на Россию, вызванный вторжением, быстрый переход с русского на украинский очевиден повсюду в Украине: на улицах, в социальных сетях, в книжных магазинах и, что, пожалуй, наиболее важно, в личных беседах граждан.
Многие в Украине радуются такому языковому сдвигу, однако этот процесс, ускоренный новыми попытками России стереть украинскую культуру и посеять разногласия в стране, на которую она нападает, далеко не безболезненный.
«УКРАИНСКИЙ — ЯЗЫК ЯСНОСТИ»
«Российская Федерация, федерация убийц и насильников, объявила войну моей родине, оправдывая это защитой русскоязычного населения, — заявил Азаттыку украинский писатель, уроженец Донецка Владимир Рафеенко. — Они использовали само моё существование, чтобы оправдать свою войну».
С начала конфликта на Донбассе президент России Владимир Путин неоднократно ложно обвинял Киев в «геноциде» русскоязычного населения региона. Рафеенко, романист и поэт, писавший исключительно на русском языке и большую часть своей карьеры участвовавший в русской литературной жизни, имеет совершенно иные воспоминания о статусе русского языка на своей родине.
«Мои родители и бабушка говорили по-русски, как и все вокруг меня. К 20 годам я знал наизусть Достоевского и Чехова, выучился на филолога русского языка и никогда не думал, что буду активно использовать украинский, пока не оказался в поезде из Донецка в Киев в 2014 году, после того как мой город захватили "сепары"», — рассказывает он, имея в виду поддерживаемые Россией силы, а в некоторых случаях и российские войска, захватившие части Донбасса после того, как Москва начала разжигать сепаратизм на востоке и юге Украины.
Разразившаяся в 2014 году война побудила Рафеенко, которому сейчас 53 года, разорвать свои связи с русским литературным миром. Однако в 2017 году он написал на русском языке свой успешный роман «Долгота дней: городская баллада», в котором изображена горькая ирония жизни в сюрреалистическом Донбассе. Писатель его называет «Город Z» — странное и тревожное предсказание значения, которое буква Z приобрела в 2022 году. Писатель объяснил, что в тот момент он позиционировал себя как двуязычный автор.
В 2019 году Рафеенко опубликовал свой первый роман на украинском языке «Мондегрин: песни о смерти и любви», в котором вопросы памяти, языка и идентичности рассматриваются через призму истории беженца с Донбасса.
К моменту полномасштабного вторжения России 24 февраля 2022 года Рафеенко, сам изгнанный из Донецка, жил в дачном посёлке между Бучей и Киевом, который вскоре был оккупирован русскими, — это время, которое он не хочет вспоминать.
«С 24 февраля меня преследует навязчивая мысль: я хочу домой, — говорит писатель. Помолчав некоторое время, он добавляет: — Но у меня нет дома».
Писатель Рафеенко клянётся, что никогда не вернётся к «непристойному» и «скомпрометированному» русскому языку ни в писательстве, ни в общественной или личной жизни.
«Возможно, мой полный отказ от русского языка говорит о моей травме больше, чем какие-либо широкие философские идеи, — говорит он, добавляя, что, как бы ни пытался, не может полностью освободиться от прочитанных книг и прожитой жизни. — Это часть моей личности, она исчезнет, только когда меня не станет».
Переход на другой язык для него как для писателя — это долгий, трудоёмкий и иногда утомительный процесс, говорит Рафеенко, у которого на письменном столе лежат шесть словарей, но это также и «самотерапевтическое усилие, которое приносит награду».
«Украинский язык открывает новые возможности и заставляет говорить прямо, — говорит он. — Это язык ясности, который позволяет нам чувствовать ответственность за себя и мир».
«ИМПЕРСКАЯ РЕЛИКВИЯ»
Добровольный переход на украинский язык, как в случае с Рафеенко или женщинами на языковых курсах в Киеве, хотя сейчас и набирает обороты, является частью более крупного процесса с динамикой как снизу вверх, так и сверху вниз.
Об этом общественности напомнили в январе, когда Киево-Могилянская академия, один из старейших и наиболее уважаемых университетов Украины, запретила использование русского языка в своих помещениях. Преподавание в университете более 30 лет ведётся на украинском и английском языках. Новый запрет касается и частных разговоров между студентами, преподавателями и администрацией.
«Мы не ожидали, что это вызовет такой резонанс», — сообщил Азаттыку ректор университета Сергей Квит, говоря о волне поддержки и критики, прокатившейся по социальным сетям.
Запрет, по его словам, был безоговорочно поддержан всеми сотрудниками университета и не предусматривает какой-либо формы наказания: «Это выражение нашей корпоративной культуры, направленное в первую очередь на новичков».
Законность запрета в Киево-Могилянской академии была поставлена под сомнение, но он не выходит далеко за пределы нынешней языковой политики Украины. Закон 2019 года сделал использование украинского языка обязательным во многих институтах и сферах общественной жизни, включая правительство, образование, СМИ и даже коснулся общения в ресторанах и магазинах. После масштабного вторжения в феврале 2022 года были введены дополнительные ограничения на русские книги и музыку.
По мнению Квита, запрет следует рассматривать в контексте ущерба, который наносит украинской культуре в целом и Киево-Могилянской академии в частности продолжающаяся война.
«Некоторые студенты и преподаватели университета остаются [дома в районах], находящихся под оккупацией. Некоторые вступили в ВСУ. С начала вторжения было убито 11 студентов и выпускников», — говорит он. В старых корпусах университета стены коридоров XVII века увешаны плакатами, призывающими студентов получить военное образование.
Для Квита, который также является литературным критиком, война является «ещё одной главой многовекового подавления украинской нации и её культуры». Он утверждает, что в Украине не должно быть места русскому языку, который он называет «имперской реликвией» и «оружием российского государства».
При этом он отметил, что, несмотря на запрет, книги на русском языке останутся в библиотеке вуза. «Мы должны защищать себя, но мы не собираемся сжигать книги. Мы не русские, и мы считаем свободу центральным элементом нашей политической культуры», — сказал он.
«ЛИНГВИЦИД»
Украинские учёные утверждают, что первое сожжение украинских книг, точнее, книг, написанных на украинской версии старославянского языка, произошло в 1627 году, в период, когда русский и украинский оформились в отдельные языки. По словам учёных, тогда патриарх Московский Филарет приказал сжечь «Учительные евангелия», напечатанные в Киеве на родном языке кириллицей, чтобы обеспечить монополию Москвы на печать.
Посетители Киево-Могилянской академии могут узнать об этом эпизоде из мемориальной доски, установленной рядом с университетом в Подольском районе столицы.
В историческом центре Киева прошлым летом и осенью подобные таблички были установлены активистами «Лингвицида» — мемориального проекта, призванного дать возможность людям отследить то, что его инициаторы называют «историей манипуляций» имперской России и Советского Союза.
Педагог из Киева Валентина Мержиевская, инициировавшая проект, сама перешла с русского на украинский после Оранжевой революции 2004–2005 годов, в ходе которой на фоне массовых протестов против мошенничества на выборах была отменена победа более дружественного Москве кандидата. Тогда родился её первый ребёнок.
«Я давно чувствовала себя обманутой как русскоязычная украинка, но я до конца не понимала, насколько глубоко заходит эта манипуляция», — говорит она, добавляя, что переход с одного языка на другой — это «прежде всего вызов для своей идентичности».
На протяжении столетий политического господства России над Украиной, несмотря на несогласие сменявших друг друга поколений украинской интеллигенции, русский язык повсеместно позиционировался как «высокий» язык, используемый властью, элитами и связанный с определённым социальным статусом, в то время как украинский считался языком низших сословий, крестьян, живших в сельской местности.
Эта динамика начала меняться не так давно. Отец Мержиевской перешёл на русский язык после переезда в Киев из небольшого городка. Когда она начала говорить в основном по-украински, то часто сталкивалась с неприязненным отношением и непониманием. Но сегодня двое её сыновей-подростков имеют ограниченные знания русского языка и почти никогда не используют его в повседневной жизни.
На совсем недавно установленной мемориальной доске указан 2022 год. Она посвящена политике русификации, которую, по словам официального Киева и очевидцев, Россия осуществляет на оккупированных территориях. Эта политика включает в себя разграбление музеев, кражу культурных ценностей, снос украинских мемориалов, переустановку памятников российским культурным и историческим деятелям и русификацию образования в школах. Эти действия не остаются без ответа.
«РУССКИЕ КНИГИ — НА УНИЧТОЖЕНИЕ»
Каждую неделю один из старейших и крупнейших книжных магазинов Киева «Сяйво книги» собирает около двух тонн книг на русском языке и отправляет их на переработку. Полученные взамен деньги передаются украинской армии.
«Были недели, когда мы собирали около семи тонн, и нам приходилось выносить ящики с книгами по несколько раз в день», — сказал Азаттыку Глеб Малич, 27-летний директор книжного магазина.
«Сяйво книги», единственный государственный книжный магазин в Киеве, также реализует другие программы, такие как популяризация чтения книг среди детей и пенсионеров и проведение встреч с начинающими авторами. Магазин стремится стать центром ветеранской литературы, которая процветает в Украине.
Малич отметил, что люди всех возрастов и профессий, приносящие свои коллекции русскоязычных книг на переработку, отражают тот факт, что всё больше и больше украинцев соглашаются с тем, что любой русский контент бесполезен и потенциально опасен для Украины.
Тем не менее русский язык сохранил часть своего статуса в Украине, отчасти потому, что во всём мире на нём говорят около 258 миллионов человек и он используется на рынке товаров и услуг культурного значения, таких как телевидение, музыка или книги, намного больше, чем украинский.
Внутри Украины с момента распада Советского Союза в 1991 году этот дисбаланс постепенно менялся. Но в последнее время из-за ограничений на русскоязычный контент и общенационального сдвига в сторону украинского языка новым статус-кво становится прямо противоположная ситуация.
Модные независимые книжные магазины, открывающиеся в Киеве, несмотря на продолжающуюся войну, являются видимым признаком этих перемен. Здесь можно найти популярных современных украинских авторов, таких как Сергей Жадан или Оксана Забужко, новые издания украинской классики, книги по истории, пользующиеся повышенным спросом, и всё более доступные украинские переводы иностранной литературы.
Тем не менее опытные библиофилы в Киеве говорят, что самые большие шансы получить редкие и нишевые издания — на Петровском книжном рынке под открытым небом. Это легендарное место — крупнейшая площадка для покупки книг в Украине и тот заветный уголок, где любители могут часами рассматривать книги.
Один из крупнейших книжных магазинов на рынке принадлежит 78-летнему бывшему военнослужащему Александру Дробину. Высокие ряды тематически разбитых книг, как на русском, так и на украинском языках, создают лабиринт, по которому только он знает, как пройти. Он проводит здесь почти каждый день, помогая клиентам и разговаривая с друзьями, пока на заднем плане играет спокойный джаз.
«Никто не знает, сколько здесь книг, и никогда не узнает», — сообщил он Азаттыку. Самой большой категорией в его коллекции, добавил он, являются специализированные книги, так как сам он является инженером по образованию, хотя многие приходят покупать мировую литературу в русских переводах, а также украинскую классику.
Дробин провёл большую часть своей жизни, служа на военных базах в Беларуси, Польше, Германии, России и Афганистане. Он вырос на Дальнем Востоке в России после того, как его бабушка и дедушка были депортированы из южной Николаевской области Украины во время правления советского диктатора Иосифа Сталина.
«Если бы я был помоложе, пошёл бы воевать. Тем более что наши ребята так красиво воюют», — сказал он после завершения телефонного разговора со знакомым на передовой.
Дробин, не слышавший о кампании «Сяйво книги», сказал, что не видит смысла уничтожать русские книги, утверждая, что русскоязычное население нужно «обезопасить книгами». По его словам, из его магазина на Петровском книжном рынке выбрасывают только те книги, которые намокли от дождевой воды, стекающей по старой крыше киоска.
Он также сказал, что российское вторжение вынудило его ненадолго закрыть свой магазин, но через два месяца он вернулся на Петровку.
«Я думал, что война погубит мой бизнес, но оказалось, что людям сейчас ещё больше нужна духовная пища, — говорит Дробин. — Им также нужно иметь возможность отвлечься от жестокости войны».
КОММЕНТАРИИ