«Это начиналось как мистика, а закончилось как большой ментовской обман» — так о своем выходе из тюрьмы говорит Арон Атабек. Политического заключенного, который провел за решеткой больше 15 лет, выпустили из-под стражи в конце прошлой недели. Это произошло после того, как суд в Павлодаре заменил ему оставшийся срок (больше двух с половиной лет) на год ограничения свободы — в связи с неизлечимой болезнью позвоночника. В тот же день Атабека посадили на самолет в Алматы и привезли домой к сестре, адрес которой указан в документах тюремной администрации как место проживания на время пробационного контроля.
Азаттык встретился с Ароном Атабеком в этом доме на окраине Алматы. Полтора десятилетия в тюремных застенках лишили его физических сил. В 2006-м, когда Атабек в числе защитников Шанырака отстаивал их право на жилище, — власти собирались снести дома в этом поселке как незаконно построенные, жители оказали ожесточенное сопротивление — это был здоровый 53-летний мужчина. Сейчас диссиденту тяжело дается едва ли не каждое движение. Проблемы со здоровьем усугубились в конце сентября, когда он находился в учреждении АП-162/1.
— 21 сентября вечером, ближе к отбою, я неожиданно упал. Наклонился, голова закружилась. Упал не в первый раз. Пять-шесть раз [до этого] падал. До этого, бог видел, не разбивал голову. Вот разбил. Кровь пошла. Лежу, на ноги встать не могу. У них там в дежурной монитор, они меня и так видят, но не идут. Через полчаса пришел сотрудник и врач. Они меня подняли и посадили. Врач посмотрел и сказал: «У тебя на голове трещина. Крови много вышло, надо зашивать. Если не зашить, то мозги вылезут наружу. Так что надо ехать в больницу». Пришлось поехать, хоть я и принципиальный противник больницы, потому что думаю, что меня там могут убить при случае. Старый больной человек, всё будет шито-крыто, — рассказывает Атабек.
Он говорит с трудом, делая небольшие передышки. У Арона Атабека дыхательная недостаточность. 5 октября его увозили на скорой с поражением легких. После того как он отказался лечь в больницу, его подключили к кислороду на дому. Его соратник Муратбек Есенгазы сообщил Азаттыку, что врачи диагностировали у Атабека пневмонию с 38-процентным поражением легких и рекомендовали лечиться в условиях стационара, но диссидент категорически против госпитализации. Причина — в недоверии к системе.
10 дней до выхода на волю Атабек провел в клинической больнице Павлодара. Он говорит, что лежал там в наручниках, практически неподвижно.
— Меня обрили, голову. Рану чуть-чуть зашили, обработали. Перевязали крест-накрест, как у фронтовика. И за эти 10 дней мне сделали полное медобследование. Грубо говоря, написали повторение того, что было. Меня положили в постель и приковали наручниками к стене. Вы можете себе представить, чтобы больного человека приковали наручниками к стене? Я 10 дней так лежал. Поставили катетер, чуть с ума не сошёл. Оказывается, очень больно через катетер [справлять нужду]. За эти 10 дней я почти не вставал. Ноги атрофировались, из-за этого общая слабость, — объясняет Атабек.
Приобретенные в тюрьме болячки он связывает с пытками и избиениями за решеткой. В последние годы ему стало тяжело удерживать в руках даже ложку или ручку. Издевательства над подследственными и заключенными в Казахстане — рутинная практика, отмечают правозащитники, отмечая безнаказанность тех, кто занимается пытками. Уголовные дела об избиениях в тюрьмах крайне редко доходят до судов, еще реже по ним выносятся обвинительные приговоры.
— Левую руку мне сломали в Алматы в 2006 году в ДВД, когда пытали. Пальцы раздробили на обеих руках. Я был молодой, здоровый, быстро зажило, и особых проблем не было. Потом в 2014 году, когда этапировали в Павлодар в СИЗО, мне сломали левую ногу, уже во второй раз, в первый раз сломали, когда я выходил на защиту [Шанырака], — говорит он.
О проблемах политзаключенного со здоровьем общественность говорила на протяжении многих лет. Но призывы казахстанских активистов, правозащитников, писателей, международных организаций и стран Запада освободить поэта оставались неуслышанными. Когда состояние Атабека ухудшилось, тюремная администрация сама внесла представление в суд об освобождении из-за «дегенеративно-демиелинизирующего заболевания спинного мозга» и других недугов.
— Майор Оразалинов, мой куратор из СИЗО, приехал в больницу и сказал: «Шал, мы тебя переводим в другую больницу», — пересказывает события 1 октября Атабек. — Подняли, одели, в коляску посадили, на лифте спустили, на руках вынесли и посадили в иномарку [Оразалинова]. Везут, везут— уже город кончается. Я говорю: «Ребята, куда меня везёте?» Не говорят. Мы въехали на чёрную неосвещённую площадку и там встали. Через полтора часа подвезли медсестру Кымбат. Она села в машину. Потом смотрю, какой-то гул мотора, я подумал, что за машина такая. Наклонился и вижу: на нашу машину прёт самолёт. Я спрашиваю, что такое? Кымбат говорит: «Вы что, не знаете? Мы в аэропорту». — Зачем в аэропорту? Она говорит: «Повезем вас домой в Алматы, я вас сопровождаю как медсестра и передам из рук в руки вашим родственникам». М-да-а, думаю, первый нокдаун. С чего это мы в аэропорту? Они говорят: «Мы тебя отправляем в Алматы, потому что в обед вышло решение суда и тебя отпустили на волю. Хоть наказание и не закончено, но тебя отпускаем». Завели в самолет, он взлетел. Через два часа были в Алматы. Всё это большой-пребольшой обман.
Атабек, который отказывался просить о досрочном освобождении или смягчении наказания, не согласен с освобождением по болезни. Он говорит, что готов был «отсидеть от звонка до звонка». Диссидент хочет апеллировать к международным инстанциям, чтобы отменить приговор, добиться реабилитации.
Арон Атабек считает, что власти освободили его, опасаясь, что диссидент умрет в стенах тюрьмы. Только это, по его словам, является причиной его немедленного освобождения из тюрьмы спустя 15 лет.
С 2014 года Атабек содержался в одиночной камере. По его признанию, даже там он писал стихи. Говорит, что чувствовал поддержку общества.
– Мне регулярно сообщали новости два человека. Это Байгали Мейрамгалиев из Павлодара и Алия Абулхаирова из Уральска. Они присылали мне, кто что обо мне писал. Я читал эти письма и чувствовал поддержку народа. Приходили письма от родных и близких. Были времена, когда мне запрещали им отвечать, когда не доходили письма мне, – вспоминает поэт.
Несмотря на физическое состояние, Арон Атабек не сломлен. После лечения, говорит он, хочет вернуться в политику.
— У японских самураев есть такое выражение: долг самурая — сражаться честно и до конца. Я казахский самурай, мой долг — сражаться до конца. Поправлю здоровье немного и буду дальше вести оппозиционную политику, готовить народ к великой алашской революции, — делится он своими планами.
Семья Атабека после его освобождения выступила с заявлением, в котором говорится, что он нуждается в экстренном дорогостоящем лечении. Активисты объявили сбор средств на карту его сестры.
Близкие диссидента заявили, что Атабеку нужно полное оправдание по «Делу Шанырака», поскольку «обвинения в его адрес были сфабрикованы». «Арон не просил ни условно-досрочного освобождения, ни "помилования", ни так называемой "реабилитации"», — говорится в обращении родственников диссидента.
Арон Атабек отвергает обвинения в «организации массовых беспорядков» — в результате столкновений 14 июля 2006 года в поселке Шанырак погиб полицейский — и считает исход событий следствием «провокации», организованной властями.
Следователь Асет Бейсенов, которого во время столкновения полицейских с протестующими неизвестные облили бензином и подожгли, умер в больнице через несколько дней. В начале месяца родители погибшего направили письмо в Генпрокуратуру Казахстана с просьбой не отпускать Арона Атабека на свободу, обвинив его в смерти сына.
После неудавшегося штурма Шанырака акимат узаконил там постройки, подвел инфраструктуру к поселку, включил населенный пункт в состав нового, Алатауского района. Сегодня в Шаныраке немногие помнят о столкновениях 15-летней давности.
Арон Атабек был приговорен к самому длительному сроку по делу о Шаныракских событиях, в рамках которого обвинения были предъявлены более чем двум десяткам человек. Атабек подчеркивает, что и до и после приговора говорил, что ему нужны «полное восстановление честного имени и полная материальная компенсация».
КОММЕНТАРИИ