В канун Международного дня родного языка Азаттык поговорил с этническими корейцами в Казахстане. Наши герои рассказали, что корейцами остались «только в пище», однако имидж Южной Кореи позитивно влияет на их самоидентификацию.
«Я КОРЕЕЦ ТОЛЬКО ПО ДОКУМЕНТАМ»
Олегу Ни 29. Он родился и вырос в Алматы. Мы встретились с ним в одной из городских кофеен, чтобы поговорить о его корейских корнях, к которым он, как сам признаётся, совершенно равнодушен.
На самом деле моего собеседника зовут по-другому, но он просит не называть его настоящего имени. «Наверное, я буду говорить много лишнего, и родители этого не одобрят», — смеется он.
—Я кореец только по документам, по гражданству — казахстанец, а ментально я русский, — говорит Олег. — По-корейски дома даже мои бабушка с дедушкой с нами не разговаривали, да и между собой тоже общались по-русски. Родители выросли в Кызылорде, потом переехали сюда, в Алматы. Я не слышал от них ни одного слова по-корейски. О чём тут может идти речь? У меня жена русская. А старший брат женился на казашке. Такой вот у нас интернационал.
Олег говорит, что дома никто не поднимал тему языка, не говорил, мол, если ты кореец, то должен разговаривать по-корейски.
— В школе, институте, с друзьями я разговаривал по-русски, и было бы странно, если бы я приходил домой и просил налить мне чаю по-корейски. Это уже не наш язык, это язык наших прабабушек и прадедушек, который ушел вместе с ними, —говорит Олег.
Преподаватель казахского языка Владислав Тен родился и вырос в Узбекистане, десять лет назад переехал жить в Казахстан, выучил казахский язык. Помимо казахского Владислав преподает английский и корейский.
— В Казахстане живет уже четвертое поколение депортированных корейцев, и это уже не корейцы. Да, дома была культура, нам говорили, что мы — корейцы, но внутри я ощущал себя русским, потому что на этом строилась культура Советского Союза, в котором у меня прошло детство. Мы — третье поколение центральноазиатских корейцев, и с нами уже никто по-корейски не разговаривал. Я владею сеульским диалектом корейского, который выучил сам, но корё мар и современный корейский сильно отличаются друг от друга, это как небо и земля.
«ДО 1937 ГОДА ЯЗЫК ФУНКЦИОНИРОВАЛ»
Корё мар — диалект корейского языка, на котором разговаривали депортированные в Центральную Азию корейцы. Он сложился более 150 лет назад на основе целого ряда северных и южных диалектов. «Если бы сейчас старики, хорошо владеющие нашим диалектом, говорили между собой, то южный кореец понимал бы в лучшем случае половину этого разговора, — говорит казахстанский историк и кореевед Герман Ким. — Когда южнокорейские лингвисты слушают носителей корё мар, удивляются: о, это слово из южных провинций, а вот это — из северных».
— Мы говорим на простом языке с очень ограниченной лексикой бытового характера. — продолжает Герман Ким. — Поэтому нынешний литературный язык намного отличается от общекорейского языка, который был в 19-м веке. Говоря по-научному, наш корё мар стал архаическим языком, а вкрапления неологизмов поступали к нам из русского, узбекского, казахского, но со специфическим корейским произношением.
Герман Ким считает, что корё мар среди корейцев Центральной Азии был подвергнут принудительно-добровольному забвению: с одной стороны, корейцев насильно увезли из родных мест, где они жили компактно и обособленно, поместив в иную языковую и культурную среду, с другой — они не особо сопротивлялись политике Советского государства. В результате, отмечает ученый, для казахстанских корейцев русский язык стал языком не только межэтнического, но и внутриэтнического общения.
— На русском Дальнем Востоке, в районах, где жили корейцы, были корейские школы, библиотеки, университеты, корейские отделения редакций, радиовещание, театр. В общем, до 1937 года, до депортации, корейский язык функционировал, — говорит Герман Ким. — Корейцы на Дальнем Востоке жили очень компактно: 182 тысячи человек в двух-трех районах. После депортации они оказались рассеяны по огромной территории сразу нескольких стран и оказались в иноэтнической среде. И поскольку это был Советский Союз, а без знания русского языка там было сложно что-либо добиться, корейские родители стали говорить своим детям: учите русский язык. С 1938 года 12 нацменовских школ были ликвидированы и переведены в школы общесоветского типа. В итоге корейский язык в школе учить было нельзя.
По словам Владислава Тена, когда советское государство принялось за корейцев, погибло очень много представителей корейской интеллигенции. «В Центральную Азию приехали в основном обычные, не сильно образованные люди. А раз не интеллигенция приехала, сохранять язык было некому», — говорит Тен.
— Наш язык скончался, его уже не существует, — печально констатирует Герман Ким. — На официальном уровне даже в корейском театре, который у нас существует, практически не звучит корё мар. При том что зрители хотели увидеть какую-нибудь пьесу на родном диалекте. Лишь иногда актеры корейского театра разыгрывают интермедии на смеси корё мар и русского языка. И все понимают, все радуются, это самые любимые вещи у зрителей.
При этом, говорит ученый, сейчас интерес к корё мар появился в Южной Корее, куда переехало около 80 тысяч корейцев из стран бывшего Советского Союза:
— Я думаю, эта волна появилась в Южной Корее среди узбекистанских корейцев, которые тусуются между собой и которым нужен некий язык, кроме русского, объединяющий их. Поэтому они начинают вспоминать корё мар и разговаривать на нём. А еще в Ташкенте стали дублировать фрагменты культовых советских фильмов на корё мар, и это собирает десятки тысяч просмотров, — отмечает Герман Ким.
«НАМ НЕ ДАЮТ ЗАБЫВАТЬ, ЧТО МЫ КОРЕЙЦЫ»
Елена Ким переехала в Казахстан из Узбекистана. Как и Владислав Тен, она считает, что знание диалекта современными корейцами скорее исключение, чем правило, и говорит, что никто из ее сестер корейского языка не знает и не собирается на нём разговаривать.
— А для чего корейский нужен? Дома мы говорили по-русски, в школе и в институте — тоже. Поэтому просто за ненадобностью этот язык отпал, — говорит Елена Ким. — Родители между собой говорили по-корейски, а ближе к сорока перешли на русский язык. С нами они говорили по-русски, но иногда, когда хотели поругать, переходили на корейский. Наверное, им казалось, что так лучше дойдет. В Южной Корее я спокойно хожу без переводчика и понимаю их на бытовом уровне. А моя сестренка переводчик-синхронист, говорит на корейском и английском, но не знает при этом местного корейского языка. Вот такой парадокс.
По мнению Елены Ким, ассимиляция казахстанских корейцев вполне понятное явление: во-первых, это депортированный народ, которого переселили в другую страну, во-вторых, у корейцев не осталось страны, которую они могли бы назвать своей исторической родиной.
— Так как мы выходцы из Советского Союза, а до этого наши предки жили на территории современной Северной Кореи, то у нас и язык другой, и культура другая, и менталитет, — говорит Елена. — И в Северную Корею по понятным причинам не могут вернуться. По моему мнению, из-за всех этих факторов корейцы стараются ассимилироваться и раствориться среди народа той страны, куда их выслали. На мой взгляд, это один из механизмов выживания.
Преподаватель казахского языка Владислав Тен считает, что нынешним корейцам в Казахстане получается сохранять национальное самосознание благодаря культурному влиянию из Южной Кореи.
— Если бы не расцвет Южной Кореи в 90-х годах, сегодня от корейцев в Казахстане ничего бы не осталось, потому что мы еще как-то культурно подпитываемся оттуда. Нам не дают забыть, что мы корейцы, сейчас нам хочется быть корейцами, потому что корейцы — это бренд.
Историк Герман Ким тоже отмечает большое влияние Южной Кореи на корейцев в Казахстане и относит это к тому, что в последние годы имидж Южной Кореи сильно вырос как в экономическом плане, так и в плане влияния на масскульт: k-pop, сериалы, певец PSY с песней Gangnam Style, которая только на You Tube набрала несколько миллиардов просмотров. Кроме этого, Южная Корея пытается участвовать в жизни корейцев Казахстана.
— Южная Корея потратила миллионы долларов, чтобы приобрести дворец культуры АДК и построить там большой центр просвещения, — говорит Герман Ким. — Считалось, что местные корейцы там будут учить корейский язык, танцы, тхэквондо. Но если посмотреть, 90 процентов посетителей этого центра не корейцы. Так получается из-за влияния масскульта. И вот эта массовая коммерциализированная культура Южной Кореи стала оказывать влияние и на нас. В определенном смысле это влияние положительное, потому что нам важно иметь имидж исторической родины, и когда за спиной есть эта этническая родина, сильная, мощная, культурно продвинутая и экономически развитая, это очень хорошо. Северная Корея тоже пыталась проявлять к нам интерес. Во времена перестройки, в 80-е годы, в начале 90-х из Северной Кореи приходили учебники, словари, барабаны, костюмы. У нас даже была создана просеверокорейская организация. В конце 90-х годов, когда в Северной Корее разразился голод, страна перестала взаимодействовать с казахстанскими корейцами.
При этом, продолжает ученый, корейцы сохраняют свою национальную самоидентификацию в самых главных своих обрядах, традициях и, разумеется, в кухне.
— В пище мы остались корейцами. Для этого можно зайти в любую городскую квартиру или сельский дом, где живут корейцы. Стандартная мебель, стандартная одежда, ты не можешь понять, кто там живет. Но если зайти на кухню и открыть холодильник, можно со стопроцентной уверенностью сказать, что там живут корейцы, — говорит Герман Ким.
КОММЕНТАРИИ