Немецкий историк Роберт Киндлер — один из тех немногих зарубежных экспертов, кто изучает историю Казахстана в ранний советский период. В этом году в Германии была опубликована его книга Stalins Nomaden. Herrschaft und Hunger in Kasachstan («Кочевники Сталина: правление и Голод в Казахстане»), которая посвящена трагическим событиям 1930-х годов. Азаттык взял интервью у Роберта Киндлера о результатах его исследований.
Азаттык: Как такое историческое событие, как Голод в Казахстане, стало предметом ваших исследований?
Роберт Киндлер: Когда я начал работу над проектом, результатом которой стала книга «Кочевники Сталина», меня интересовали две вещи: во-первых, я хотел узнать, как советское государство со своими ограниченными ресурсами смогло ввести свой режим в полукочевом обществе и как люди на это отвечали. Во-вторых, я хотел узнать, что означал Голод в степи для людей, которые столкнулись с этой ужасной ситуацией. Через некоторое время я осознал, что эти два вопроса были тесно между собой связаны и что ответ на первый вопрос можно было получить, изучая второй. Голод был ключом к введению советского режима для населения. Я называю этот процесс «советизация через голод».
Азаттык: То есть вы считаете, что Голод был искусственным?
Роберт Киндлер: Голод был создан человеком. По всему Советскому Союзу село ужасно пострадало от сталинской «революции сверху» с безжалостной кампанией продразверстки, раскулачиванием (в Казахстане — «разбаиванием») и коллективизацией. Кампании в Казахстане отличались от кампаний в других регионах Советского Союза: раскулачивание и коллективизация разрушили базу оседлых крестьян, но их социальная роль не была радикально изменена — даже голодающие крестьяне остались крестьянами. В Казахстане, однако, кочевники потеряли свой скот и лишились своей подвижности, что затронуло сущность их кочевого существования. Необходимо также добавить: насильственная оседлость казахских кочевников — кампания, закончившаяся полным крахом.
Но я НЕ считаю Голод в Казахстане как запланированный геноцид, даже если результаты и можно назвать геноцидными. Сталинское руководство не имело целью «уничтожить» определенные «советские» нации (к примеру, украинцев или казахов), но согласилось с тем, что реализация коллективизации и раскулачивания могла привести к смерти миллионов советских граждан. Для Сталина и его окружения жизнь одного человека не принималась во внимание. Для них было важно исполнить план, укрепить свою власть и провести полную реконфигурацию и подчинение общества своей воле.
Азаттык: Как же сказалась реконфигурация кочевого образа жизни на жителях Советского Казахстана?
Роберт Киндлер: В своей книге я привел следующие данные. Приблизительное количество скота на каждый казахский очаг составляло 2,2 головы в 1933 году, по сравнению с приблизительно 41 головой в 1928—1929 году. Следует заметить, что эти цифры [могут быть неточными] как статистика населения. Однако они могут дать представление о том, что происходило на селе во время коллективизации и Голода. Вплоть до Второй мировой войны и даже после войны жизнь в колхозах в целом была несчастной и бедной. Имелись исключения из этого общего правила, однако большинство людей не жили хорошо после Голода.
Азаттык: На каких источниках и свидетельствах основываются ваши исследования?
Роберт Киндлер: Я много работал в бывших государственных и партийных архивах в Москве и Алматы с недавно рассекреченными материалами. Некоторые из самых важных документов находились в архивах в Казахстане и касались ситуации в охваченном Голодом селе. Я изучил документы высшего партийного руководства как в Москве, так и в Алматы, свидетельства некоторых народных комиссариатов как на союзном, так и на республиканском уровне, отчеты и письма из многих регионов (районов и областей) и особенно отчеты Контрольной комиссии партии и ОГПУ, в которых описывалось, что происходило во время Голода на местном уровне.
Голод имел место в 1931—1933 годах, его пик пришелся на зиму 1932—1933 годов. Однако в некоторых регионах пищевые ресурсы уже были скудными еще в 1929—1930 годах.
Азаттык: Возможно ли более или менее достоверно назвать количество жертв?
Роберт Киндлер: Это сложная задача в связи с недостатком статистических данных и достоверной статистики населения. По этой причине цифры являются причиной больших разногласий между историками, изучающими Голод. В то же время большинство экспертов соглашаются с тем, что приблизительно полтора миллиона человек лишились жизни во время Голода и еще сотни тысяч покинули страну в эти годы.
Единственное, что мы можем делать, — это использовать данные переписей 1897, 1926, 1937 и 1939 годов, которые являются очень проблематичными. По очевидным причинам цифры, представленные о кочевых хозяйствах в первых двух переписях, являются весьма спорными. Статистика населения в последней была искажена по политическим мотивам. В любом случае, я не думаю, что разница в цифрах изменит наше понимание этого ужасного Голода.
Азаттык: Можно ли утверждать, что власти современного Казахстана дают полагающуюся политическую оценку этому событию?
Роберт Киндлер: Голод является проблематичной темой в Казахстане. Действующее руководство пытается описывать Голод как «трагедию» и «катастрофу» и избегает вопроса ответственности. Считается, что разговор о виновных может причинить большой вред и конфликты как в многонациональном казахстанском обществе, так и среди этнических казахов, но также [в отношениях] между Россией и Казахстаном. В связи с этим власти решили определить Голод как ужасное событие, которое можно помнить как что-то ударившее по всему обществу извне. Лучшим примером этого подхода является новый памятник жертвам Голодомора, который был открыт в июне 2012 года. Это место траура и памяти о жертвах, но он не помогает ответить на вопросы, остающиеся без ответа на протяжении десятилетий.
Азаттык: Спасибо за интервью.
Немецкий историк Роберт Киндлер, автор книги Stalins Nomaden. Herrschaft und Hunger in Kasachstan («Кочевники Сталина: правление и Голод в Казахстане»), считает, что, несмотря на последствия, Голод 1930-х годов не является геноцидом. Между тем некоторые исследователи придерживаются диаметрально противоположной точки зрения. Об этом - в интервью с казахстанским историком Кайдаром Алдажумановым.