В декабре 2012 года Арон Атабек из колонии общего режима в поселке Каражал Карагандинской области переведен на два года в «закрытую тюрьму» в город Аркалык. Интервью с ним было проведено в декабре 2012 года.
Арон Атабек был осужден по обвинению в причастности к Шаныракским событиям, в результате которых погиб тяжелораненый полицейский. Считавшийся диссидентом еще в эпоху Советского Союза, он и сейчас не согласен с политической ситуацией в современном Казахстане.
ОДИНОЧНАЯ КАМЕРА В «КРЫТКЕ»
— Господин Атабек, два года из 18-летнего наказания вам придется опять провести в «закрытой тюрьме». Помнится, в 2010 году, получив такое же наказание, вы провели два года в «крытке». Как и сейчас, тогда вас обвинили в злостном нарушении тюремного режима.
— Стоит настоящему мужчине постоять за свою честь и достоинство, как он окажется в числе «нарушителей режима» и «смутьянов».
— Как ваше здоровье? Мы слышали, что в аркалыкской тюрьме, когда вы туда попали впервые, у вас ослабло зрение, а в каражальской тюрьме вы заболели туберкулезом. Это правда?
— Это присуще лагерям. Когда сидел в каражальской тюрьме, я подрался с одним молодым парнем и повредил себе глаз. В аркалыкской больнице проверили состояние глаза и хотели сделать операцию. Я отказался от операции, потому что не верю медицине — тем более в такой ситуации. Вылечился сам, применяя народные средства. Зрение сейчас — минус 2,5. Книги читать можно, и на том спасибо. Очки не ношу принципиально. По-моему, от очков зрение еще больше садится.
И туберкулез был. Лечился, опять же самолечением, дал отпор болезни. Сейчас состояние здоровья неплохое.
— В аркалыкской тюрьме, когда попали туда впервые, вы два года сидели в одиночной камере?
— Конечно. Там были только одиночные камеры. В одном коридоре семь камер,
— В течение двух лет, проведенных в Аркалыке, вы получали письма от родных?
— За два года получил только одно письмо и бандероль от друга. Ни разу не дали поговорить по телефону. Полный вакуум. Меня и отправили с этой целью, чтобы не было написано ни книги, ни статьи. И с воли никакого материала не поступало.
— Есть ли запрет и ограничения на получение писем в правилах министерства внутренних дел?
— В уголовно-исполнительном кодексе такие случаи, как мой, идут «на усмотрение администрации». То есть администрации тюрьмы даны права на любые ограничения. Начальник тюрьмы решает, разрешить ли телефонный разговор или свидание с кем-либо. «Вы постоянно нарушаете правила. Вам не полагается говорить по телефону», — указывают мне. Стоит просмотреть международные соглашения, подписанные правительством Казахстана, это — нарушение прав человека.
НАСЛЕДСТВО СТАЛИНА
— Вас в тюрьме не избивали? Какие виды пыток есть в тюрьме?
— Нет. Лично меня это не коснулось. Ребят пытают, избивают, распластав их на решетке. Мне такого не делали. Были моменты, когда я оказывал сопротивление и меня отправляли в ШИЗО, выкручивая руки. Это случается постоянно, в счет не беру.
Слышал о многочисленных случаях избиения заключенных. Их избивали, привязывая к сетке. В Каражале были такие случаи. Я слышал пару раз, что сильно избивали. Насиловали резиновыми дубинками, предварительно надев на них презервативы, — так всячески глумятся над людьми. В другой тюрьме, если
В 2009 году меня осудили так же — тогда были опубликованы мои стихи о Назарбаеве. И через две недели меня перевели из каражальской тюрьмы в Аркалык. Это еще раз показывает, насколько режим боится правды.
полицейские сами и не избивали, то заключенных жестоко избивали полицейские в масках, своего рода «зондеркоманда». Меня не били: смотрят на возраст, на другое — не трогали.
В аркалыкской тюрьме я сидел два года, с 2010 по 2012 год. В начале 2012 года вернулся было в каражальский лагерь, однако вот опять оказался в Аркалыке. В каражальском лагере я пробыл всего восемь месяцев, да и то в изолированном режиме. Такое наказание должно было закончиться в мае 2013 года, но, несмотря на это, меня этапом отправили сюда. На это есть свои причины. Недавно в Интернете была опубликована моя книга «Сердце Евразии», которая была написана в тюрьме.
Через две недели после публикации в каражальскую тюрьму, как подобает, приехал суд и вынес решение отправить меня в тюрьму строгого режима сроком на два года. В 2009 году меня осудили так же — тогда были опубликованы мои стихи о Назарбаеве. И через две недели меня перевели из каражальской тюрьмы в Аркалык. Это еще раз показывает, насколько режим боится правды.
— Свое повторное заключение в «крытку» вы объясняете только политическими мотивами?
— Почему этот режим снова и снова прячет меня в аркалыкскую тюрьму? В этой закрытой тюрьме есть еще одна тюрьма. Это тюрьма в тюрьме, ее еще называют «локальным участком ПЛС». Это отделение, где сидят заключенные с пожизненным сроком наказания. Там они сидят около четырех-пяти лет, дальше их отправляют в тюрьму в Жетыгару. В прошлый раз, когда я сидел в «ПЛС», там сидело семеро заключенных, они совершили различные тяжкие преступления. Из политиков был только я. Условия очень суровые: 24 часа ведется видеонаблюдение, на прогулку выводят в наручниках и маске, чтобы никто не узнал. Вся эта система была сформирована еще при Сталине, таковой она и остается, сейчас стала еще хуже.
После того, как КУИС (комитет уголовно-исполнительной системы) забрали из ведомства министерства юстиции и передали министерству внутренних дел, участились случаи насилия и произвола, пытки, издевательства над людьми.
В «особом лагере № 39» убили Жасулана Белгибаева. Он погиб мучительной смертью. Совсем недавно в тюрьме Жезказгана убили молодого парня Орзо Имроншоева.
Таков облик современной системы. Я охарактеризовал бы это как агония режима Назарбаева. Конечно, официально он еще сидит на своем троне. Однако его трон совсем прогнил. Жанаозенские события 2011 года являются тому доказательством. Тому доказательством являются и Шаныракские события.
— Господин Атабек, ваше имя произносят и за рубежом. В Египте вам присудили премию в номинации «Творец в заключении», в Великобритании провели акции протеста с требованием освободить вас. Некоторые политики всё чаще стали упоминать вас в своих выступлениях. Помогает ли это вам?
— Помощь от этого очень большая. Меня бы давно убили в этой тюрьме, если бы меня не знали, не защищали и я не был бы известным. Меня боятся пытать и бить, потому что обо мне знают международные организации. Я благодарен людям и организациям, защищающим меня. От всей души говорю им спасибо.
— Среди политиков, кто становится на вашу защиту, наблюдаются небольшие трения. Кажется, что существует борьба за звание «настоящих защитников Арона Атабека», как существовало явление приватизации «имиджа Шанырака». Доходят ли до вас подобные сведения?
— Конечно, доходят. Слышу от ребят, попадающих в лагерь. Всё это из политической практики. Иногда мне хочется спросить у Асылбека Кожахмета [председателя комитета по защите Арона Атабека], чем занимается его организация «Шанырак». Нам от нее никакой пользы, мне посылкой ни одной пачки чая не отправили. Не оказали никакой помощи ни мне, ни тем ребятам, кто был
Асылбек Кожахметов в свое время помогал нам, оказывал содействие во время судебного процесса, нанимал адвокатов. Благодаря ему массы узнали о «Шаныракском деле». Однако всё осталось на этом уровне, дальше дело не продвинулось.
Наше дело вернулось из Верховного суда. Однако и сейчас есть куда обратиться с заявлениями. Можно еще раз обратиться в генеральную прокуратуру, написать заявление в Верховный суд. Организация «Шанырак» могла бы заняться этим, однако это не делается. По этой причине мы не можем обратиться в международные суды. Этого власти и добиваются: чтобы дело не дошло до международного суда. Возможно, если мы расскажем свое в международных организациях, это превзойдет ожидания. Люди, подобные Асылбеку, не оказывают помощи, а другие просто не в состоянии — не те возможности.
— В одной из эпиграмм, написанных вами в тюрьме, вы критикуете Хасена Кожа-Ахмета: «Одно время сидел в тюрьме — теперь просишь дивиденды». Некоторые политзаключенные после выхода на свободу отказываются от политики, прекращают борьбу за демократию или переходят на сторону власти. Как вы объясните причину такого поведения?
— Это личное дело каждого человека. Это другие ценности. Остаться человеком, не уподобиться «краснопогонникам» — это дорогого стоит. Скажем так, Мухтар Аблязов сидел в тюрьме, подвергался всяким унижениям, однако ведь не прекратил политической борьбы. Каждый человек борется в меру своего понимания. И у меня есть свой путь, я никогда не откажусь от политики, буду бороться до конца.
Эпиграмма, адресованная Хасену, просто дружеский шарж. Хасен на своем пути, у него свое место в истории. Он не только руководитель организации «Желтоксан», но также руководил организацией «Азат». «Азат» — организация, созданная правительством, с подачи Назарбаева. Михаил Есеналиев, создавший «Азат», был заведующим отделом Центрального комитета Компартии. Всё это — политическая игра. В политике много различных явлений. Когда-то и Алтынбек Сарсенбаев был правой рукой Назарбаева, затем он оказался в оппозиции.
«КТО ВИНОВАТ?» И «ЧТО ДЕЛАТЬ?»
— Вы более 20 лет находитесь в политике. В начале 1990-х годов вы создали неформальную организацию «Алаш», выпускали неформальную газету «Алаш». В конце января вам исполняется 60 лет, время подводить как бы некоторые итоги. Изменила ли тюрьма и ее трудности ваши идеи, привнесла ли трансформацию, скажем, в ваши идеи о национальном социализме, о тенгрианстве?
— Человек мыслящий меняется, в этом мире переменчиво всё. В своих первых статьях я писал: «Демократия. Тюркизм. Ислам». Я поддерживаю это и сейчас.
К сожалению, казахский народ, все казахстанцы — политически неграмотны. Интеллигенция — грамотна, но труслива.
Демократию ставлю на первое место. Ислам — самобытная религия казахов, тюркизм — это наша история. Демократия для меня была на первом месте, так и останется. Однако должно сохраниться и национальное бытие, обеспечиваться социальное равенство.
Мы, нация казахов, не знаем, кто мы такие. Это большая проблема. Такие прекрасные ребята уходят в исламистские секты. «Эй, парни, что вы делаете, почему так заблуждаетесь?» — говорю я. «Мы создадим халифат», — говорят они. Нам, казахам, халифат не нужен.
«Что делать?» — много лет назад задавались вопросом русские мыслители. Конечно, понятен ответ на вопрос: «Кто виноват?» Что теперь делать? К сожалению, казахский народ, все казахстанцы — политически неграмотны. Интеллигенция — грамотна, но труслива.
— Некоторые политологи придерживаются мнения, что авторитарная власть эксплуатирует национальные идеи с выгодой для себя, чтобы отдалить народ от демократии. Во второй половине 1980-х годов, во время перестройки, свою общественную деятельность вы тоже начинали с национал-патриотических лозунгов. Что скажете сейчас об этом?
— В этом я с вами полностью согласен. В своей книге я пишу, что «кумысный патриотизм» не есть национальный радикализм. Люди, подобные активистам из движения «Азат», партии «Азат», созданных в 1989 —1990–е годы, и сейчас твердят о праве на существование в Казахстане только казахского языка. Это недостижимая цель, что-то из области невероятного. Ведь информация со всего мира поступает к нам не на казахском языке.
Казахский язык никогда не вымрет. Мы должны ратовать за существование казахов — вот где кроется проблема. Мы должны обеспечить народ Казахстана работой, достойной зарплатой. Это возможно только при победе демократии. В стране, где будет установлена демократия, не будет места терроризму. Терроризм появляется только при авторитарной системе. Потому что в странах, где беспредельный уровень коррупции, невозможно остановить казнокрадство. Нам нужна демократия, чтобы остановить воровство.
— Господин Атабек, большое спасибо за беседу. Будьте здоровы!
