Вопреки моей уверенности, что американская выставка в Москве не будет вовремя готова к открытию, двери выставки распахнулись точно по плану и залы вмиг были заполнены огромной толпой людей, изголодавшихся по контактам с внешним миром. Это было 24 июля 1959 года.
Выставка стала известна миру из-за разгоревшихся тогда так называемых кухонных дебатов между американским вице-президентом Ричардом Никсоном и советским руководителем Никитой Хрущевым.
Толпа неугомонных посетителей в день открытия была лишь началом нашествия. Впоследствии выставку в течение следующих шести месяцев посетило более трех миллионов человек.
Внешне выставка имела свою официальную цель – улучшить советско-американские отношения. Но реальное предназначение выставки
Никита Хрущев (слева) пьет пепси-колу, за ним наблюдает Ричард Никсон (в центре). Американская выставка в Москве, июль 1959 года.
было связано со стремлением продемонстрировать преимущество американского образа жизни перед советским.
Именно поэтому на выставке экспонировались не только книги и предметы искусства, но и определенные товары потребления, которые по идее должны были ошеломить людей, лишенных многих, даже элементарных, вещей.
Среди экспонатов были новейшие модели американских катеров, трактора, телевизионные установки, высокотехнологическое оборудование, новые экспериментальные принадлежности домашнего и кухонного обихода.
Некоторые из них были установлены в специально сконструированном доме, где собственно и произошли «кухонные дебаты» между Никитой Хрущевым и Ричардом Никсоном.
Я присутствовал там и наблюдал за дебатами, к великому неудовольствию моих дедушек и бабушек, которые считали своим главным жизненным достижением бегство из России в Америку.
Но я проигнорировал их наставления. Они умоляли меня не ездить туда. Они не понимали: почему их внук хочет посетить эту беспощадную землю. «Пожалуйста, Жорочка, не делай этого!» Но уже ничто не могло остановить меня.
По приезде в Москву я очень быстро стал понимать, что советское истолкование Запада и холодной войны было намного больше пропагандистским, чем отношения в Америке к Советскому Союзу. При этом я обнаружил в советской повседневной жизни какие-то аспекты, которые не были отвратительными, по сравнению с тем, что я ожидал от страны безжалостного тоталитаризма.
Да, внешне вся та ежедневная толпа, пробивавшаяся на выставку, выглядела, очевидно, бедно. К тому времени я, конечно же, не ведал, какое огромное наслаждение испытывали они от всех тех опытных образцов с выставки, особенно когда им доставались бесплатные чашки от пепси-колы.
И хотя они преимущественно были москвичами, но их одежда больше подходила деревенским жителям, нежели обитателям сверхдержавной столицы. Было довольно тяжело понять, что пыльная Москва - с запахами дешевого табака, с разбитым асфальтом и с буграми на улицах - гораздо больше значит, чем просто провинциальная глубинка.
Но в целом русские не производили впечатление порабощенных людей. Несмотря на изоляцию и глушение западных радиостанций, несмотря на то, что советские люди не имели возможности свободно ездить за рубеж, - многие из них демонстрировали довольно обширные знания.
Я был прикомандирован к павильону, где демонстрировались новые машины марки «Форд». Советские люди тогда могли лишь мечтать об этих машинах.
Но они меня спрашивали о многом другом. Почем стоит килограмм хлеба в Америке? Почему мою сестру назвали Лейлой. Какие книги самые любимые у меня и почему я знаю Марка Твена меньше, чем они?
Какие-то специально пребывающие в толпе профессиональные пропагандисты регулярно прерывали разговор вопросами, с целью скомпрометировать меня, типа почему Америка терпит бедность и линчует негров, почему США окружают Советский Союз военными базами? Несмотря на это, я проникся симпатией и даже некоей привязанностью к людям, которых встречал, с которыми общался. Какие-то люди в толпе набирались храбрости и кричали в лицо тем пропагандистам, чтобы они заткнулись.
«Мы знаем, что вы толкуете, - протестовали они. - Мы здесь, чтобы узнать, о чем думают американцы». Некоторые обнимали меня и высказывали самые теплые пожелания.
Сейчас, через полвека, я уверен, что индивидуальность многих посетителей американской выставки в Москве помогла моей наивности продержаться и много позже 1959 года.
Мое открытие, что русские тоже люди, а не коммунистические враги, как я мыслил ранее, выглядело достаточно поверхностным. Оно контрастировало с общепринятым официальным американским клише о русских, как о роботах, производящих оружие, чтобы расправиться с «проклятым» капитализмом.
Мое же персональное понимание уводило меня от более глубокого понимания того, что такое СССР. Если бы меня попросили сейчас выделить самые фундаментальные взгляды на Советский Союз, то я бы начал с того, что страна никогда не была европейской, никогда не была демократической или нормально управляемой и не будет таковой еще по крайней мере одно столетие.
Но на этих определениях я бы не остановился, описывая значение того прекрасного лета 1959 года. Ибо там возникла атмосфера подъема, в которой были не только обещания перемен, но и рождение чего-то нового и значительного.
Оно выросло из хрущевской оттепели и породило надежды на человеческий социализм, которого с нетерпением ждали массы образованных людей страны. Именно такие люди хотели во что бы то ни стало говорить с обслуживающим персоналом американской выставки в Москве.
Слева направо: Жена Хрущева - Нина, жена Эйзенхауэра, Никита Хрущев и Дуайт Эйзенхауэр в Вашингтоне во время официального визита руководителя СССР в США. 16 сентября 1959 года.
Вместе с хрущевским ультимативным виденьем коммунизма, именно с его идеей мирного сосуществования растаял лед холодной войны так значительно, как никогда за все время противостояния двух мировых систем.
В следующем году Никита Хрущев встретился с президентом США Дуайтом Эйзенхауэром в Париже. Хрущев хвалил американского президента и за мудрость, и за любовь к миру. И это было беспрецедентным в устах советского лидера.
Две недели спустя американо-советские переговоры оборвались в связи с полетом над СССР американского разведывательного самолета У-2 с летчиком Гарри Пауэрсом на борту. Самолет был сбит, и летчик попал в плен.
Никиту Хрущева сам факт шпионажа очень сильно разочаровал. Ведь он хотел повысить производство масла за счет снижения затрат на производство оружия. Но даже фиаско с самолетом У-2 не остановило Хрущева существенно сократить советские вооруженные силы... Так или иначе, и Хрущев, и Эйзенхауэр хорошо лично знали войну и глубоко ненавидели ее.
Это наверняка было решающим в том, что стало возможным открытие американской выставки с ее взрывной рекламой капитализма в самом центре советской столицы 24 июля 1959 года.
Выставка стала известна миру из-за разгоревшихся тогда так называемых кухонных дебатов между американским вице-президентом Ричардом Никсоном и советским руководителем Никитой Хрущевым.
Толпа неугомонных посетителей в день открытия была лишь началом нашествия. Впоследствии выставку в течение следующих шести месяцев посетило более трех миллионов человек.
Внешне выставка имела свою официальную цель – улучшить советско-американские отношения. Но реальное предназначение выставки
Именно поэтому на выставке экспонировались не только книги и предметы искусства, но и определенные товары потребления, которые по идее должны были ошеломить людей, лишенных многих, даже элементарных, вещей.
Среди экспонатов были новейшие модели американских катеров, трактора, телевизионные установки, высокотехнологическое оборудование, новые экспериментальные принадлежности домашнего и кухонного обихода.
Некоторые из них были установлены в специально сконструированном доме, где собственно и произошли «кухонные дебаты» между Никитой Хрущевым и Ричардом Никсоном.
Я присутствовал там и наблюдал за дебатами, к великому неудовольствию моих дедушек и бабушек, которые считали своим главным жизненным достижением бегство из России в Америку.
Но я проигнорировал их наставления. Они умоляли меня не ездить туда. Они не понимали: почему их внук хочет посетить эту беспощадную землю. «Пожалуйста, Жорочка, не делай этого!» Но уже ничто не могло остановить меня.
По приезде в Москву я очень быстро стал понимать, что советское истолкование Запада и холодной войны было намного больше пропагандистским, чем отношения в Америке к Советскому Союзу. При этом я обнаружил в советской повседневной жизни какие-то аспекты, которые не были отвратительными, по сравнению с тем, что я ожидал от страны безжалостного тоталитаризма.
Да, внешне вся та ежедневная толпа, пробивавшаяся на выставку, выглядела, очевидно, бедно. К тому времени я, конечно же, не ведал, какое огромное наслаждение испытывали они от всех тех опытных образцов с выставки, особенно когда им доставались бесплатные чашки от пепси-колы.
И хотя они преимущественно были москвичами, но их одежда больше подходила деревенским жителям, нежели обитателям сверхдержавной столицы. Было довольно тяжело понять, что пыльная Москва - с запахами дешевого табака, с разбитым асфальтом и с буграми на улицах - гораздо больше значит, чем просто провинциальная глубинка.
Но в целом русские не производили впечатление порабощенных людей. Несмотря на изоляцию и глушение западных радиостанций, несмотря на то, что советские люди не имели возможности свободно ездить за рубеж, - многие из них демонстрировали довольно обширные знания.
Я был прикомандирован к павильону, где демонстрировались новые машины марки «Форд». Советские люди тогда могли лишь мечтать об этих машинах.
Но они меня спрашивали о многом другом. Почем стоит килограмм хлеба в Америке? Почему мою сестру назвали Лейлой. Какие книги самые любимые у меня и почему я знаю Марка Твена меньше, чем они?
Какие-то специально пребывающие в толпе профессиональные пропагандисты регулярно прерывали разговор вопросами, с целью скомпрометировать меня, типа почему Америка терпит бедность и линчует негров, почему США окружают Советский Союз военными базами? Несмотря на это, я проникся симпатией и даже некоей привязанностью к людям, которых встречал, с которыми общался. Какие-то люди в толпе набирались храбрости и кричали в лицо тем пропагандистам, чтобы они заткнулись.
«Мы знаем, что вы толкуете, - протестовали они. - Мы здесь, чтобы узнать, о чем думают американцы». Некоторые обнимали меня и высказывали самые теплые пожелания.
Сейчас, через полвека, я уверен, что индивидуальность многих посетителей американской выставки в Москве помогла моей наивности продержаться и много позже 1959 года.
Мое открытие, что русские тоже люди, а не коммунистические враги, как я мыслил ранее, выглядело достаточно поверхностным. Оно контрастировало с общепринятым официальным американским клише о русских, как о роботах, производящих оружие, чтобы расправиться с «проклятым» капитализмом.
Мое же персональное понимание уводило меня от более глубокого понимания того, что такое СССР. Если бы меня попросили сейчас выделить самые фундаментальные взгляды на Советский Союз, то я бы начал с того, что страна никогда не была европейской, никогда не была демократической или нормально управляемой и не будет таковой еще по крайней мере одно столетие.
Но на этих определениях я бы не остановился, описывая значение того прекрасного лета 1959 года. Ибо там возникла атмосфера подъема, в которой были не только обещания перемен, но и рождение чего-то нового и значительного.
Оно выросло из хрущевской оттепели и породило надежды на человеческий социализм, которого с нетерпением ждали массы образованных людей страны. Именно такие люди хотели во что бы то ни стало говорить с обслуживающим персоналом американской выставки в Москве.
В следующем году Никита Хрущев встретился с президентом США Дуайтом Эйзенхауэром в Париже. Хрущев хвалил американского президента и за мудрость, и за любовь к миру. И это было беспрецедентным в устах советского лидера.
Две недели спустя американо-советские переговоры оборвались в связи с полетом над СССР американского разведывательного самолета У-2 с летчиком Гарри Пауэрсом на борту. Самолет был сбит, и летчик попал в плен.
Никиту Хрущева сам факт шпионажа очень сильно разочаровал. Ведь он хотел повысить производство масла за счет снижения затрат на производство оружия. Но даже фиаско с самолетом У-2 не остановило Хрущева существенно сократить советские вооруженные силы... Так или иначе, и Хрущев, и Эйзенхауэр хорошо лично знали войну и глубоко ненавидели ее.
Это наверняка было решающим в том, что стало возможным открытие американской выставки с ее взрывной рекламой капитализма в самом центре советской столицы 24 июля 1959 года.
