Координатор российского проекта на общественных началах «Поиск узников немецких лагерей для военнопленных 1941—1945 годов» Григорий Скворцов от имени группы граждан из России, Казахстана и Беларуси обратился к руководству ряда постсоветских государств с призывом не только хранить, но и доводить до населения информацию об участи советских военнопленных, содержавшихся в фашистских лагерях.
По его данным, в годы Второй мировой войны на оккупированной фашистской Германией территории Советского Союза было 400 лагерей для военнопленных. В среднем в каждой оккупированной области находилось 17—18 лагерей, минимальное число военнопленных в каждом — от полутора тысяч до двух тысяч. В 1941 году военнопленных причислили к предателям, данные засекретили, а военнопленный значился как пропавший без вести. В этих фашистских лагерях, как сообщается, погибло около четырех миллионов советских военнопленных. В 2004—2005 годах архивные данные рассекретили, но родственники более 70 процентов погибших в лагерях до сих пор не знают о судьбе своих близких.
В качестве примера приводится судьба уроженца поселка Узынагаш Алматинской области красноармейца Николая Шлыкова, 1922 года рождения, который попал в плен 18 октября 1941 года и погиб 29 мая 1943 года в лагере ШТАЛАГ-354 на территории Польши близ Беларуси.
РОДНЫЕ ЖДАЛИ ПОГИБШЕГО НА ВОЙНЕ
Жительница поселка Фабричный Жамбылского района Алматинской области 56-летняя Ольга Понкратьева приходится племянницей погибшему в фашистском плену Николаю Шлыкову. Говорит, что ее бабушка до конца своих дней (скончалась 40 лет назад) ожидала чуда — возвращения домой сына Николая.
— Разговоры об ожидании его возвращения она часто вела в то время, когда я была очень маленькой. К сожалению, детские воспоминания стерлись, и я не помню деталей этих разговоров, — говорит Ольга Понкратьева.
Ольга Понкратьева, житель поселка Фабричный Жамбылского района Алматинской области.
К настоящему времени давно уже нет в живых не только родителей погибшего в плену ее дяди Николая, но и ее отца, которому Николай приходится родным братом.
— Не только бабушка, но и мой отец, который скончался десять лет назад, при жизни так и не узнали о судьбе дяди Николая, — сожалеет Ольга Понкратьева. — Я же испытала смешанные чувства. С одной стороны, было тяжело узнать, что дядя погиб, что он уже никогда не вернется, — ожидание чуда, хотя и слабое, всё равно оставалось. Ведь он ушел на фронт совсем молодым. С другой стороны, появилось какое-то чувство облегчения, как будто тело дяди, о смерти которого мы догадывались, но гнали прочь эти мысли, наконец предано земле.
О гибели Николая Шлыкова в фашистском плену Ольге Понкратьевой сообщили из военкомата Жамбылского района Алматинской области. В свою очередь, в военкомат эта информация пришла из России — от Григория Скворцова.
С другой стороны, появилось какое-то чувство облегчения, как будто тело дяди, о смерти которого мы догадывались, но гнали прочь эти мысли, наконец предано земле.
— Фамилию Шлыкова из Казахстана я обнаружил во время работы в архиве министерства обороны России. Там есть фамилии и других граждан Казахстана, много также и граждан Кыргызстана, которые погибли во время войны в немецком плену. После того как я нашел учетную карточку Шлыкова — а немцы аккуратно вели учет анкетных данных военнопленных, — я определил, откуда он был призван, и дозвонился до Жамбылского районного военкомата. Потом я туда по электронной почте отправил отсканированную копию учетной карточки и попросил их довести эти данные до его родных, — говорит Григорий Скворцов.
Не все бывшие советские граждане, попавшие в фашистский плен, по его словам, погибли. Около 800 тысяч выжили, многие из них остались в западных странах, в том числе проживают в Канаде и в Австралии, говорит Скворцов. Есть среди них предатели и военные преступники, однако постсоветские государства — в отличие от Германии — не ведут их поиск и не добиваются их выдачи, сожалеет Скворцов.
МНЕНИЕ ИСТОРИКА
Историк Гани Менлибаев говорит, что, по его данным, около 80 процентов казахстанцев, попавших в фашистский плен в 1941—1942 годах, считаются без вести пропавшими. В связи с этим, по его словам, выяснение их участи является делом, что называется, всенародным, которым должны заниматься не только историки, но и журналисты, а также неравнодушные граждане.
Однако главную роль в этом должны играть, по его мнению, государственные органы, которым, в принципе, не сложно наладить межгосударственное сотрудничество по данному вопросу. Главное, чтобы государство понимало, что оно тем самым должно исполнить долг перед своими же гражданами, которые до сих пор остаются в неведении относительно судьбы так называемых без вести пропавших. Историческая справедливость не знает срока давности, убежден историк.
Что же касается утверждений некоторых исследователей о том, что осевшие на Западе после фашистского плена бывшие советские граждане являются предателями, Гани Менлибаев с этим категорически не согласен. Он, обращаясь к довоенной истории Казахстана, говорит, что после репрессий сталинского режима в 1932—1933 годах и в 1937—1938 годах многие попавшие в фашистский плен казахи просто боялись вернуться в такое деспотическое государство и вынуждены были осесть на Западе. Называть их предателями — это означает в наше время придерживаться сталинизма, говорит Гани Менлибаев.