Сын «врага народа» не может получить статус «пострадавшего»

Житель Петропавловска Болат Сагындыков, сын репрессированного Магаза Сагындыкова, добивающийся статуса «пострадавшего от политических репрессий». Июнь 2017 года.

Сын репрессированного в годы Большого террора жителя Северо-Казахстанской области добивается статуса «пострадавшего от политических репрессий». Власти говорят, что такой статус ему не положен по закону: потому что после расстрела отца его воспитывала мать, которую преследование формально не коснулось.

Житель Петропавловска Болат Сагындыков рассказывает, что его отца, Магаза Сагындыкова, увезли из дома сотрудники НКВД в сентябре 1937 года. В Стране Советов в те годы развернулись массовые репрессии, оставшиеся в истории как годы Большого террора. Болату Сагындыкову тогда было всего полтора года. После ареста отца он больше его не видел.

– Моя жизнь складывалась непросто – в девять лет я пошел работать в колхоз. Потому что у моей матери на попечении осталось семеро детей, весь наш скот и имущество конфисковали. Отца расстреляли в ноябре. Но мы не знали об этом. Нам сказали, что он осуждён на десять лет. Мы ждали его десять лет, но он не вернулся, – говорит Болат Сагындыков.

После реабилитации жертв репрессий Болат Сагындыков был одним из инициаторов установки мемориала в Петропавловске. После нескольких лет хождений по инстанциям местным активистам удалось добиться размещения мемориальной доски на месте здания, где в 1930-е годы располагался НКВД. Она установлена в 2012 году.

– Здесь пролилась кровь моего отца. Я подумал, что пролилась кровь не только моего отца, но и многих других людей, поэтому мы создали группу и обратились с просьбой выделить землю, чтобы установить здесь памятник. Мы обратились от имени группы, затем создали общественный фонд «Память», – вспоминает Болат Сагындыков.

Мемориальная доска с именами жертв репрессий на месте, где в прошлом веке располагалось здание НКВД. Петропавловск, июнь 2017 года.

Местный журналист Нурсаин Шарип говорит, что слышал от аксакалов о Магазе Сагындыкове, которые отзывались о подвергшемся репрессиям как об уважаемом человеке. Старики рассказывали, что Сагындыков, работавший в колхозе, вероятно, стал жертвой «лживой политики по разоблачению врагов».

– Тогда могли осудить даже по доносу соседа. Каждому селу, району, области давали план «по разоблачению»... Были ложно осуждённые, кто не вернулся обратно. Магаза Сагындыкулы мы считаем не одним из них, а единственным в своем роде. Он – личность и достоин того, чтобы его имя выгравировали на памятной доске, – говорит Нурсаин Шарип.

БЕЗ СТАТУСА «ПОСТРАДАВШЕГО»

Болат Сагындыков вот уже несколько лет безуспешно пытается получить статус лица, «пострадавшего от политических репрессий». Он считает «несправедливыми» некоторые нормы закона о реабилитации жертв массовых политических репрессий.

– В этом законе говорится о двух статусах. Одни – жертвы, это расстрелянные, осуждённые, те, кого назвали «врагами народа». Второй статус – пострадавшие. Кто относится к пострадавшим? Это несовершеннолетние дети до 18 лет, которые остались без попечения подвергшихся репрессиям родителей. Здесь по этому вопросу есть недочеты. К примеру, я лишился отца в полтора года. Отца расстреляли. На вопрос, отношусь я к пострадавшим или нет, в прокуратуре отвечают, что не отношусь. Потому что расстреляли моего отца, но осталась мать. Значит, я был на попечении матери. Это несправедливо, – считает Болат Сагындыков.

В прокуратуре Северо-Казахстанской области ссылаются на законодательство, по которому ребенок репрессированного отца не может считаться «пострадавшим», если воспитывался матерью, которую формально не коснулось преследование.

– Этот нюанс прописан в законе о реабилитации жертв массовых политических репрессий. Мы обращаемся к действующему законодательству. Здесь в законодательстве всё четко прописано, что, если оба родителя [осуждены] или единственный из родителей осуждённый, только тогда он считается [пострадавшим]. Это отдельное правовое положение, которое влечет правовые последствия. А если он остался и воспитывался одним из родителей, то он никак не может считаться таким лицом, – сказал Азаттыку помощник прокурора Северо-Казахстанской области Амир Абильмажинов.

Амир Абильмажинов, помощник прокурора Северо-Казахстанской области.

Казахстанское законодательство относит к пострадавшим детей жертв политических репрессий, находившихся вместе с родителями или заменявшими их лицами в местах лишения свободы, в ссылке, высылке или на спецпоселении, а также детей жертв политических репрессий, не достигших восемнадцатилетнего возраста на момент репрессии и в результате ее применения оставшихся без родительского попечения.

История семьи «врага народа» (видео Азаттыка):

Your browser doesn’t support HTML5

История семьи «врага народа»

Председатель республиканского общественного объединения памяти жертв Голода и политических репрессий Жумабек Ашуулы считает, что к числу пострадавших должны быть отнесены все дети репрессированных, независимо от того, был подвергнут гонениям один их родитель или оба. Он называет неправильной ситуацию, когда ребенка репрессированного не относят к пострадавшим из-за того, что один из родителей не подвергся преследованию.

– В законе есть такое противоречие. Мы об этом говорим. Неправильно говорить, что ребенок остался с матерью. Возможно, нет таких испытаний, которые бы не выпали на его долю. В закон нужно внести изменения, – считает активист.

По закону дети репрессированных и впоследствии реабилитированных, признанные пострадавшими от репрессий, имеют право на получение жилья вне очереди, на беспроцентный кредит на строительство жилья в сельской местности и обеспечение строительными материалами вне очереди. Законодательство также предусматривает выплату им компенсации и некоторые виды социальной помощи.

По сведениям историков, на территории Казахстана в 1937–1938 годах репрессиям подверглось более 120 тысяч человек. Только в Северо-Казахстанской области было репрессировано более семи тысяч человек.