Время для проведения иммиграционной реформы в США пришло. Разгорелись диспуты о том, что же делать с 11 миллионами нелегальных иммигрантов. Рассматриваются различные законодательные предложения, и есть надежда, что система мероприятий может быть разработана к лету. Вот несколько историй о том, каково же это — быть эмигрантом.
ЛИЧНАЯ СВОБОДА МАТЕРИ ИЗ УКРАИНЫ
Незадолго до развала СССР Елена Гольцман приняла решение вместе с семьей покинуть родную Украину и эмигрировать в США. Причиной тому было ее еврейское происхождение, которое не давало никаких перспектив ни ей, ни ее детям в стране, где они считались, по ее словам, людьми второго сорта.
Маршрут в Америку этой семьи из пяти человек пролегал через Австрию и Италию, где им приходилось много работать, жить в крайне стесненных условиях и едва сводить концы с концами.
— Это была постоянная борьба за то, чтобы накормить наших детей, — вспоминает Елена Гольцман.
Когда в феврале 1990 года они прибыли в Америку, у них было 450 долларов, что казалось им достаточно большой суммой.
— Но когда вы оглядитесь вокруг и вам нужна квартира в Нью-Йорке, вы понимаете, что это ничто. Вы не можете снять квартиру на эти деньги, — говорит Елена.
Поначалу Елена Гольцман работала в прачечной, однако, понимая, что ей необходимо обеспечить будущее своих детей, она поступила в колледж, чтобы изучить компьютерное программирование. Одновременно работала в свободное от учебы время в прачечной, чтобы оплачивать образование. Спустя 14 месяцев после эмиграции она была принята на работу программистом.
После нескольких лет борьбы за нормальное существование Елена осознала, что всё это время игнорировала свою сексуальную ориентацию.
— Очевидно, что в Советском Союзе не было никакого выражения для этого, это было невозможно. Но когда я начала жить здесь и видеть, как другие люди выражают себя открыто, я сказала себе: «Я достаточно смелая женщина. Что случилось со мной?» Но это очень страшно, особенно когда у вас есть муж, который любит вас, кто не сделал ничего плохого.
Просто так сложилось, что он женился на женщине-лесбиянке без его ведома — без знания мной в то время действительного положения вещей, — говорит Елена Гольцман.
Елена в конце концов нашла в себе силы признаться семье. Годы спустя она познакомилась со своей партнершей. Они поженились 14 августа 2011 года, почти через два месяца после того, как штат Нью-Йорк легализовал однополые браки.
РАВНОПРАВИЕ БЕЖЕНКИ ИЗ БОСНИИ
У 40-летней Натали — бежавшей из Боснии, когда ей было всего 20 лет, — тягостные воспоминания о войне. И не только из-за окружавшего ее горя и разрухи, но и из-за дискриминации, с которой ей пришлось столкнуться, будучи ребенком смешанного происхождения. Ее отец — боснийский серб, мать — хорватка.
Натали (имя изменено) рассказывает, что покинула страну в 1993 году без каких-либо колебаний, она была разочарована в людях. До войны, говорит она, национальная принадлежность не имела никакого значения.
— И вдруг это стало таким важным. То есть всё, во что мы верили, — за 20 лет моей жизни — вдруг стало неважным. И не только неважным, это стало [угрозой]. Если вы, как я уже сказала, от смешанного брака, они хотели стереть вас в порошок. Это было петлей [на нашей шее], — говорит Натали.
Натали сначала перебралась в Сербию, а затем в Хорватию, где она получила диплом юриста. Примерно в то же время США начали принимать беженцев смешанного происхождения из бывшей Югославии. Власти поняли, говорит она, «что нам было некуда идти».
Брат Натали, который на три года младше ее, переехал в штат Вашингтон годом ранее, к нему она и полетела, чтобы жить рядом в дождливом Сиэтле — самом большом городе штата.
— Когда вы приезжаете куда-то, даже если вы просто идете на работу, более того, если вы беженец, — вы находитесь в каком-то состоянии шока, это почти как культурный шок, чем он и является на самом деле. Это длится примерно четыре-пять лет, и каждый иммигрант в США, от врача до водителя такси, скажет вам то же самое — адаптация занимает пять лет. И это именно так, как оно есть на самом деле. Первый год, как правило, потрясающий. На второй год вы [как-будто] в полубредовом состоянии: не уверены, что происходит вокруг вас. Третий год вы находитесь в депрессии. На четвертый год вы выбираетесь из депрессии, и на пятый год вы становитесь американцем, — говорит Натали.
После приезда Натали работала в сфере розничной торговли, большом универмаге, в течение двух лет. Она благодарна этой работе, потому что это был не только источник ее заработков, но и место, которое позволило ей увидеть перспективы.
— Это нелегко, вы становитесь непритязательным — будучи беженцем или иммигрантом, — вы становитесь непритязательным. И это, я думаю, самое лучшее, что может случиться с любым человеком, — стать непритязательным, — делится Натали.
После этого она сменила много разных работ. Она была кассиром в банке, а затем помощником менеджера крупного продуктового магазина. Спустя три года она пошла в аспирантуру, чтобы получить степень магистра.
После того как она вышла замуж за человека из Стамбула и забеременела, она решила оставить работу. Теперь Натали — домохозяйка и мама двух маленьких сыновей.
Натали говорит, что, несмотря на трудности адаптации в Америке, чувство, что с ней обращаются как с равной, стоит их преодоления.
Статья написана на основе материала, который подготовила журналист Радио «Свободная Европа»/Радио «Свобода» Кортни Брукс.
Незадолго до развала СССР Елена Гольцман приняла решение вместе с семьей покинуть родную Украину и эмигрировать в США. Причиной тому было ее еврейское происхождение, которое не давало никаких перспектив ни ей, ни ее детям в стране, где они считались, по ее словам, людьми второго сорта.
Маршрут в Америку этой семьи из пяти человек пролегал через Австрию и Италию, где им приходилось много работать, жить в крайне стесненных условиях и едва сводить концы с концами.
— Это была постоянная борьба за то, чтобы накормить наших детей, — вспоминает Елена Гольцман.
Когда в феврале 1990 года они прибыли в Америку, у них было 450 долларов, что казалось им достаточно большой суммой.
— Но когда вы оглядитесь вокруг и вам нужна квартира в Нью-Йорке, вы понимаете, что это ничто. Вы не можете снять квартиру на эти деньги, — говорит Елена.
Поначалу Елена Гольцман работала в прачечной, однако, понимая, что ей необходимо обеспечить будущее своих детей, она поступила в колледж, чтобы изучить компьютерное программирование. Одновременно работала в свободное от учебы время в прачечной, чтобы оплачивать образование. Спустя 14 месяцев после эмиграции она была принята на работу программистом.
После нескольких лет борьбы за нормальное существование Елена осознала, что всё это время игнорировала свою сексуальную ориентацию.
— Очевидно, что в Советском Союзе не было никакого выражения для этого, это было невозможно. Но когда я начала жить здесь и видеть, как другие люди выражают себя открыто, я сказала себе: «Я достаточно смелая женщина. Что случилось со мной?» Но это очень страшно, особенно когда у вас есть муж, который любит вас, кто не сделал ничего плохого.
Елена в конце концов нашла в себе силы признаться семье. Годы спустя она познакомилась со своей партнершей. Они поженились 14 августа 2011 года, почти через два месяца после того, как штат Нью-Йорк легализовал однополые браки.
РАВНОПРАВИЕ БЕЖЕНКИ ИЗ БОСНИИ
У 40-летней Натали — бежавшей из Боснии, когда ей было всего 20 лет, — тягостные воспоминания о войне. И не только из-за окружавшего ее горя и разрухи, но и из-за дискриминации, с которой ей пришлось столкнуться, будучи ребенком смешанного происхождения. Ее отец — боснийский серб, мать — хорватка.
Натали (имя изменено) рассказывает, что покинула страну в 1993 году без каких-либо колебаний, она была разочарована в людях. До войны, говорит она, национальная принадлежность не имела никакого значения.
— И вдруг это стало таким важным. То есть всё, во что мы верили, — за 20 лет моей жизни — вдруг стало неважным. И не только неважным, это стало [угрозой]. Если вы, как я уже сказала, от смешанного брака, они хотели стереть вас в порошок. Это было петлей [на нашей шее], — говорит Натали.
Натали сначала перебралась в Сербию, а затем в Хорватию, где она получила диплом юриста. Примерно в то же время США начали принимать беженцев смешанного происхождения из бывшей Югославии. Власти поняли, говорит она, «что нам было некуда идти».
Брат Натали, который на три года младше ее, переехал в штат Вашингтон годом ранее, к нему она и полетела, чтобы жить рядом в дождливом Сиэтле — самом большом городе штата.
— Когда вы приезжаете куда-то, даже если вы просто идете на работу, более того, если вы беженец, — вы находитесь в каком-то состоянии шока, это почти как культурный шок, чем он и является на самом деле. Это длится примерно четыре-пять лет, и каждый иммигрант в США, от врача до водителя такси, скажет вам то же самое — адаптация занимает пять лет. И это именно так, как оно есть на самом деле. Первый год, как правило, потрясающий. На второй год вы [как-будто] в полубредовом состоянии: не уверены, что происходит вокруг вас. Третий год вы находитесь в депрессии. На четвертый год вы выбираетесь из депрессии, и на пятый год вы становитесь американцем, — говорит Натали.
После приезда Натали работала в сфере розничной торговли, большом универмаге, в течение двух лет. Она благодарна этой работе, потому что это был не только источник ее заработков, но и место, которое позволило ей увидеть перспективы.
— Это нелегко, вы становитесь непритязательным — будучи беженцем или иммигрантом, — вы становитесь непритязательным. И это, я думаю, самое лучшее, что может случиться с любым человеком, — стать непритязательным, — делится Натали.
После этого она сменила много разных работ. Она была кассиром в банке, а затем помощником менеджера крупного продуктового магазина. Спустя три года она пошла в аспирантуру, чтобы получить степень магистра.
После того как она вышла замуж за человека из Стамбула и забеременела, она решила оставить работу. Теперь Натали — домохозяйка и мама двух маленьких сыновей.
Натали говорит, что, несмотря на трудности адаптации в Америке, чувство, что с ней обращаются как с равной, стоит их преодоления.
Статья написана на основе материала, который подготовила журналист Радио «Свободная Европа»/Радио «Свобода» Кортни Брукс.