Бывшие заключенные гитлеровских концлагерей, живущие в Казахстане, лишены льгот. В Советском Союзе ко многим из этих людей относились с недоверием, причисляя их к «неблагонадежным». В некоторых странах бывшего социалистического блока узников почитают как героев, не сломленных фашизмом.
ВЕРНУВШИЙСЯ ИЗ АДА
Отец автора этой статьи находился в немецком плену с мая 1942 года по май 1945 года. Попал он в плен во время тяжелых боев под Харьковом, после неудачно спланированного наступления Красной армии. Сначала — в лагерь для военнопленных на территории Германии. Оттуда с двумя товарищами бежал. Бредя на восток, они оказались в Чехии. Без помощи простых чехов выжить было бы трудно. Те могли дать немного еды. Например, свеклы, хлеба.
Но однажды они вышли к дому, в котором жил, очевидно, белоэмигрант из России. Говорил он на чистом русском языке. Сразу заявил им, что они русские солдаты или даже офицеры, бежавшие из плена. Он пообещал заявить о беглецах властям:
— Бежать бесполезно. Хуже будет. Ждите меня.
Бывший узник нацистских лагерей алматинец Илья Назаров (1922 - 1999). Снимок сделан осенью 1963 года в Чехословакии. Фото из архива автора.
Когда незнакомец скрылся за холмом, три товарища бросились в противоположную сторону. Хотя они дальше передвигались только ночью, вскоре были схвачены гестаповцами. Их сначала бросили в политическую тюрьму в городе Кладно. Оттуда отец попал в концентрационный лагерь Терезин (тоже в Чехии). Из Терезина с транспортом узников — в Австрию, в Маутхаузен, где содержался как в центральном лагере, так и в разных его филиалах. С конца 1944 года — в концлагере Эбензее. Именно здесь отец встретил освобождение 6 мая 1945 года, когда американские войска заняли город и прилегающую территорию.
После лагеря была проверка сотрудниками СМЕРШа в фильтрационном лагере в Цветле. Пройдя ее, отец был восстановлен в офицерском звании и еще некоторое время служил, пока не был демобилизован. Причем послевоенная служба была сопряжена с неожиданным поворотом в его судьбе. Из артиллериста он стал… офицером НКВД. Бывшего узника немецких концлагерей направили служить в далекий Иркутск. И здесь опять неожиданный поворот в судьбе — в управление, занимавшееся делами японских военнопленных.
До начала хрущевской оттепели рассказывать о годах, проведенных в немецких лагерях смерти, можно было только в узком кругу родных и друзей. Но и родные иногда отворачивались. Однажды отец получил письмо от родственницы, живущей в другом городе. Она просила его больше не писать, так как ее муж начал работать в прокуратуре и опасался, что общение с родственником, находившимся в плену, повредит его карьере...
Отец после демобилизации работал в школе. Окончил заочно университет. Параллельно начал заниматься научной работой. Решил написать диссертацию. Но ему стало известно о негласном распоряжении не допускать к защите тех, кто находился в плену. Это было при Сталине. В начале 1960-х годов он написал диссертацию и защитился в Москве.
В 1973 году в читальном зале одного из алматинских вузов неожиданно встретились два бывших узника Эбензее - Илья Назаров (слева) и Ханс Шпиккер (из Берлина). Фото из архива автора.
В период правления Никиты Хрущева стало возможным открыто и говорить, и писать об условиях пребывания в немецком плену, в немецких лагерях смерти. Именно в начале 1960-х годов вышла документальная повесть отца «В памяти остается всё». Причем двумя изданиями. Чехи, с которыми отец познакомился в лагерях смерти, способствовали тому, чтобы эту повесть перевели на чешский язык и издали в Чехословакии.
О годах, проведенных в немецких концентрационных лагерях, отец рассказал еще в двух документальных повестях — «Суд идёт» и «Здравствуй, Андрей!». Первая основывается на впечатлениях от поездки в Мюнхен и Мемминген в 1969 и 1972 году. Тогда в ФРГ удалось выйти на след бывшего начальника лагеря Эбензее Антона Ганца. Сразу после освобождения среди узников прошел слух, что с комендантом расправились сами узники. Известие, что Антон Ганц жив, оказалось неожиданным. В 1969 году проходило следствие по делу военного преступника Антона Ганца, а в 1972 году — сам суд. Вот туда и ездил мой отец.
Отца часто приглашали выступать с воспоминаниями о войне, о концлагере — перед учащимися, студентами, военными. Однажды даже перед заключенными тюрьмы. Правда, рассказ передавали по внутренней радиосети. Годы замалчивания части истории, связанной с советскими военнопленными, привели к тому, что кое-кто из слушателей отказывался верить в то, что фашисты во время войны были способны на те зверства, о которых рассказывали бывшие узники. Как-то после выступления к отцу подошла преподавательница института и сказала: «Я не верю тому, что вы рассказали».
В 1974—1977 годах отец работал преподавателем в педагогическом институте в ГДР, куда был командирован по линии взаимообмена. Когда немцы-коллеги узнали, что новый советский специалист — бывший узник немецких концлагерей, то, очевидно, пережили внутренний шок. И, наверное, сначала переживали, как это отражается на отношении к немцам нового преподавателя из Советского Союза. Но отец к тому времени четко делал различие между немцами и фашистами, эсэсовцами. С коллегами-немцами у него сложились прекрасные отношения.
Текст клятвы, принятый освобожденными узниками Бухенвальда 19 апреля 1945 года. В ней они своим лозунгом провозгласили искоренение нацизма, а целью - построение нового свободного мира. Из архива автора.
В то время в трудоспособном возрасте было много тех, кто участвовал в походе вермахта на восток. С одним из них, Герхардом Досом, у отца сложились дружеские отношения, переписка продолжалась фактически до самой смерти моего отца в 1999 году. Этот коллега в свое время воевал на восточном фронте. До сих пор помню тот акцент, с которым Герхард Дос произносил название города Череповец, где он оказался, попав в советский плен.
В смутные, непонятные 1990-е годы отца однажды сильно расстроили слова, которые он услышал в каком-то госучреждении из уст одной дамы. Та сказала, что, мол, если бы Германия во Второй мировой войне победила, то мы сейчас жили бы по-человечески... Кому-кому, а ему не понаслышке было известно, что понятия «фашизм с человеческим лицом» не существует.
ДОКУМЕНТ, КОТОРЫЙ РАЗОБЛАЧАЕТ
В домашнем архиве отца сохранилось немало материалов, связанных с историей немецких концентрационных лагерей. Когда в 1963 году друзья-чехи пригласили его посетить Чехословакию, то подарили ему фотоальбом, посвященный истории концлагеря Терезин.
Один из документов из архива отца — свидетельские показания бывших узников концлагеря Эбензее Драгомира Барты (чех) и Винцента Бернота (словенец) об условиях содержания в этом лагере. Отец познакомился с обоими в то время, когда сам был узником Эбензее. На момент освобождения чеху было 24 года, а словенцу 29 лет. Эти показания разместились на 14 машинописных страницах. Они — на русском языке и, очевидно, были переведены, чтобы передавать экземпляры бывшим узникам из СССР. В 1969 и 1972 годах они были использованы на суде против бывшего коменданта Эбензее Антона Ганца.
Показания датированы 17 мая 1945 года, и один их экземпляр Драгомир Барта передал моему отцу в 1963 году в Праге. В них приведены данные из документов, которые узникам удалось уберечь от уничтожения администрацией концлагеря.
Драгомир Барта вскоре после освобождения из Эбензее. В послевоенные годы он был редактором выходившей в Чехословакии газеты "Rude pravo". Фото из архива автора.
Драгомир Барта в концлагере Эбензее работал помощником писаря (на таких должностях использовали узников). Через него проходило много информации, благодаря знанию которой удавалось спасать жизни других узников. Незадолго до освобождения именно через Драгомира Барту стало известно о зловещем плане администрации лагеря заманить узников в заминированные штольни под предлогом защиты от бомбардировок и там взорвать их. Зная об этом, узники просто отказались последовать «приглашению» на верную смерть.
Драгомир Барта понимал, что эсэсовцы постараются уничтожить многие документы канцелярии как улики, изобличающие их в преступлениях. Поэтому наиболее ценные, наиболее изобличающие из них ему и другим участникам лагерного подполья удалось спрятать и сохранить. Для этого использовали колбу для огнетушителя, которую закопали в землю. В нее же спрятал около 150 своих рисунков на темы лагерной жизни молодой югославский художник Милош Баич.
Приведу несколько выдержек из этих показаний Драгомира Барты и Винцента Бернота. В них отражены история возникновения, строительства концлагеря Эбензее, данные о смертности, об условиях содержания узников Эбензее — одного из филиалов концлагеря Маутхаузен на территории Австрии. Его начали строить силами заключенных, привезенных из других лагерей, в ноябре 1943 года в условиях, которые трудно назвать человеческими.
«Целые дни и недели без перерыва шел снег или дождь. Заключенные работали 10—11 часов в совсем недостаточной одежде. Часто без пальто, перчаток и свитера. На ногах у них были деревянные башмаки с негибкой деревянной подошвой».
Узники концентрационного лагеря Бухенвальд.
«За каждое неудачное бегство наказывали беспощадно на смерть. Чтобы избавиться от ответственности за эти убийства, лагерфюрер посылал в политический отдел Маутхаузена об этих лицах донесения, что они совершили самоубийство, а именно с такими формулировками: „самоубийство повешением“, „самоубийство электрическим током“, „смерть вследствие ослабления кровообращения“».
Драгомир Барта и Винцент Бернот пишут, что если бы они привели все подобные случаи убийств, то получился бы обширный фолиант.
Благодаря спрятанным и сохраненным документам известна смертность в Эбензее по месяцам с 18 ноября 1943 года до 1 мая 1945 года. За всё время существования лагеря — 8745 умерших и убитых.
ВСТРЕЧИ У ВЕЧНОГО ОГНЯ
В Казахстане только после распада СССР бывшие узники фашистских концлагерей смогли свободно встречаться 11 апреля, чтобы почтить память погибших в гитлеровской неволе, да и просто пообщаться друг с другом. До этого же в Советском Союзе многие эти люди долгие годы несли клеймо либо «предателей», либо «неблагонадежных», а многие были лишены какой-нибудь особой социальной помощи со стороны государства. В других же странах, в том числе и социалистического блока (ГДР, Польша, Чехословакия) бывшие узники пользовались уважением в обществе, их почитали как героев, не сломленных фашизмом, проявляли о них всяческую заботу.
Бывшие узники фашистских лагерей. Алматы, 11 апреля 2011 года.
Обычно в парке у Вечного огня в алматинском Парке имени 28 гвардейцев-панфиловцев 11 апреля собирается едва ли два десятка бывших узников. Для многих представителей современной молодежи в Казахстане такие страшные названия, как Бухенвальд, Маутхаузен, Освенцим, Майданек, Дахау, Равенсбрюк, Треблинка, Саласпилс, уже мало что значат и перестали быть символами беспредельной жестокости и безграничного страдания. Им об этом известно мало или вообще ничего.
В начале 1990-х годов в Казахстане появились общественные объединения бывших узников. Это Казахская ассоциация бывших узников фашизма (КАБУФ), Казахстанский союз бывших несовершеннолетних узников фашизма (КСНУФ). Их, бывших узников, с каждым годом становится всё меньше и меньше. Когда создавалась КАБУФ, в ее алматинском филиале было 150 членов. Сейчас — 88. По всему же Казахстану в 1990-е годы проживало немногим более двух тысяч бывших узников фашистских концлагерей.
В Международный день освобождения узников фашистских лагерей, 11 апреля 2013 года, живущие в Алматы бывшие заключенные фашистских концлагерей возложили цветы к Вечному огню.
Your browser doesn’t support HTML5
Бывшие узники концлагерей