В начале марта двое жителей села Калачи обратились в местную больницу. По мнению врачей, в селе начинается девятая волна «сонной болезни», которая чаще всего появляется весной и осенью.
Загадочное заболевание в селе Калачи в Акмолинской области, по соседству с которым расположен заброшенный урановый рудник, наблюдают на протяжении нескольких лет. Жители жалуются на головокружение, слабость, галлюцинации, погружаются в сон, который может продолжаться до нескольких дней. Медики ставят им диагноз «энцефалопатия неясного генеза», однако причины заболевания остаются неизвестными.
Александр Павлюченко, живший в селе Калачи, вместе с женой в июне прошлого года переехал в город Касли Челябинской области. О своей жизни до и после «сонной болезни», которой он переболел трижды, когда находился в Калачах, он рассказал репортеру Азаттыка в интервью по «Cкайпу».
Азаттык: Александр, расскажите, как вы заболели этой так называемой сонной болезнью?
Александр Павлюченко: Первый раз я «уснул» в начале 2013 года. Хотя говорят, что первые случаи пошли в 2014 году. Однако всё началось еще в 2010 году. Тогда просто никто внимания не обращал на это, и все думали, что это микроинсульты. Но засыпали не старые люди, а довольно-таки молодые, 35—50 лет.
У меня первый раз получилось так. Я с работы на обед пришел, покушал и собрался идти на работу. Вышел из дома, буквально прошел метров сто — я уже этого не помню. Это потом мне говорили, что я шёл как будто пьяный. Все думали: «О, дядя Саня напился. Никогда не видели, а тут…» Голова у меня соображает, что мне на работу надо и я иду. У нас через балку надо было переходить, там скалы. Там я упал и ударился головой — и повредил шейный позвонок. Но на работу я пришел.
Мой напарник видит, что со мной что-то не то, и отправил меня домой. Я только отошел от места работы и упал опять. Потом очнулся только через пять дней в больнице и только тогда понял, кто я и что произошло. Позвонок шейный был сломан. Я почти четыре месяца был на больничном. Когда в сознание пришел, такое состояние было, как будто у меня провалы в памяти. Вроде помнишь, а вроде и не помнишь — забываешь всё. Со временем это всё приходит.
Но те пять дней у меня из жизни вычеркнуты до сих пор, не могу их вспомнить. Потом меня после выписки послали в Кокшетау на обследование. Мы с женой поехали, машину нанимали. Я помню, что был в Кокшетау. Но с кем ездил — не могу вспомнить.
Второй раз уже уснул в феврале 2014 года. Четыре дня такое же состояние было. Дети нас нашли. Мы лежали, телевизор смотрели и вот «уснули».
Азаттык: Это как сон или вы бодрствуете?
Александр Павлюченко: Это трудно объяснить. Это состояние такое, когда человеку наркоз ввели и он в глубоком наркозе. Потом, когда начинает отходить, вроде уже и понимает, а вроде и не понимает. Вот такое состояние. И в больницу меня положили. Врач со мной разговаривает, я ему отвечаю. Но я ничего того не помню, как будто сознание отключается.
А третий раз «уснул» — это было перед Родительским днём (вторник второй недели после Пасхи, христианского праздника Воскресение Христово. — Автор), ходили на кладбище, порядок на могилах наводили. Назад я пришел, сел за компьютер, и всё. Жена говорит: «Смотрю, начал клевать и отключился».
Лекарства до сих пор нет определенного от этой «сонной болезни», потому что врачи не знают точный диагноз. В Кокшетау на обследовании сказали, что это диффузия головного мозга, отек. Значит, он есть, кто его знает? Два-три раза можно так уснуть, потом и дурачком стать. Поэтому я сел и уехал. Не стал ждать, как там дожидаются переселения.
Старший мой сын, который живет тоже в Челябинской области, когда приезжал к нам осенью в гости в Калачи, когда мы там жили, тоже «заснул». Он вернулся домой в Россию, а ему плохо и плохо. Его положили в больницу и поставили диагноз «менингитная инфекция». Он несколько дней лежал в больнице. Старшая дочь у меня сейчас в Есиле (районный центр в 40 километрах от села Калачи. — Автор) живет — тоже засыпала.
Азаттык: Вы смогли при переезде там продать свое имущество?
Александр Павлюченко: Всё оставил: дом с мебелью, машину. Здесь я снимаю квартиру с мебелью. Устроился на работу. Дети еще там с бабушкой, они живут в Красногорском (ближайший поселок к селу Калачи Акмолинской области. — Автор). Пока только мы с женой приехали, устроились, и не было возможности забрать детей. Среди учебного года не хочется дергать. Сейчас закончится, мы их заберем и по возможности родителей тоже заберем сюда.
Сейчас там стали переселять людей, но на каких условиях? Собственность свою брось, сядь, куда-то уезжай. Кому там что продашь? Всё бросают. Дали бы какую-то компенсацию, дали бы людям возможность.
Я всю жизнь работал на руднике. Я водитель, не хочу в колхоз. Поехал бы в Костанайскую область, в город Рудный. Я сам «белазист», в карьере работать хочется. Еще где-нибудь по душе себе место подобрать, а они же заталкивают в такие «дыры», там никто работать не хочет. Людям просто деваться некуда. Кто-то соглашается, а кто-то нет.
Азаттык: У вас есть своя версия того, что же это за явление такое? Говорят, что «засыпают» только одна-две определенные улицы, а другие не «засыпают»?
Александр Павлюченко: Правда, есть места, где «не засыпают». Это окраины села и в сторону города Есиль, районный центр, который в 40 километрах. Практически там нет случаев. Почему — не знаю.
Некоторые говорят, что это из-за радона происходит. Он газ тяжелый и оседает вниз. Приезжали специалисты, замеряли в погребах, в доме, под полом. У кого большие концентрации, у кого поменьше, у кого меньше нормы даже. Допустим, у меня показывало меньше нормы. Норма — 200 единиц [200 беккерелей на кубический метр], а у меня 90 показало. Я «засыпаю». У другого показало две тысячи с чем-то единиц радона — у него никто не засыпает дома. Как можно относиться к этому? В Красногорском человек живет на третьем этаже. Радон по природе своей туда не поднимется — человек уснул.
Кто-то говорит: из-за воды. Кто-то пьет воду — «не засыпает». Кто-то не пьет — «засыпает». Вот тот человек живет в Красногорске, нашу воду не пьет. Она совсем другая, через фильтр пропускает и кипятит, но «засыпает».
Кто-то говорит, что это массовый психоз. Вот у людей работы нету — и такое происходит. Это наши казахские ученые такую версию выдвинули. Ладно, у меня этот психоз, у взрослых. А у ребенка, которому два года — он тоже «уснул», — какой у него психоз? Его мамка покормила, помыла, он бегает довольный.
Азаттык: При Советском Союзе в поселке Красногорский, который находится в 600 метрах от села Калачи, проживало порядка семи тысяч человек. Сейчас насчитывается 130 человек. С 1960-х до 1990-х годов близ поселка добывалась урановая руда. Добычу урана прекратили в 1991—1992 годах с распадом Советского Союза, шахты были закрыты. Что потом происходило с рудником и жителями?
Александр Павлюченко: Я родился там в 1960 году. Мои родители приехали на целину, потом устроились на это рудник. Никогда никакой болезни не было. После армии я тоже устроился работать на рудник. Когда развал пошел, началась программа по сокращению ядерного вооружения. Казахстан подписал меморандум о сокращении и неиспользовании. В Красногорском тогда хорошо жили: дома пятиэтажные, магазины, кинотеатр, отличное московское обеспечение было, что зимой, что летом — овощи, фрукты и молоко, мясо. Что хотели, покупали.
Когда развал пошел, шахтеры — кто мог, поразъехались, пенсионеры — кто не смог уехать, остались. Поначалу жить еще можно было, потом начали электричество отключать, центральную котельную разморозили. В 90-х свет постоянно отключали, тепла нет. Куда людям деваться? Людям деваться некуда было. В пятиэтажные дома стали ставить печки, выводить трубы в окна, вентиляцию. Завозить уголь, дрова и топить. Если на пятом этаже живу, то уголь надо носить и это всё выносить.
Сейчас эта жизнь так и продолжается. Просто жителей в Красногорске осталось человек 130, кто-то в Калачи переехал, кто-то в Есиль. В Калачах построили шесть домов двухквартирных для красногорцев. Смысл этой стройки я так не понял, если там засыпают в Калачах и Красногорске. Сейчас пятиэтажные дома разрушены. Плиты и кирпичи разобрали. Сейчас такое состояние поселка.
Азаттык: Получается, возвращаться назад в Калачи вы не собираетесь?
Александр Павлюченко: Сейчас в Касли я работаю на заводе, выпускаю пластиковые трубы. Зарплата нормальная в сравнении с Казахстаном и на порядок больше. Буду подавать на гражданство здесь. Хочется, конечно, здесь прикупить домик какой-нибудь на земле. Дали бы в Калачах хоть какую-то компенсацию, чтобы можно было где-то что-то присмотреть, не так обидно было бы. А так просто отмахнулись от людей — как хотите живите, как это было с Красногорским. Нас просто бросили — как хотите выживайте. А деньги, оказывается, были выделены на переселение.
В любом совхозе в Казахстане жизнь не мёд, кто как может выживает. Я работал электриком. Вроде и работа нормальная и зарплата должна быть неплохая, но получал 40 тысяч тенге (216 долларов). А куда их? Ни на что не хватает, если жена и дети. За свет заплатил, за телефон заплатил, детям за Интернет заплатил, в магазин сходил. И уже думаешь: как дальше? А если надо еще какую-нибудь бумажку сделать, надо ехать в район, Есиль. Автобусы не ходят. Надо нанимать такси, которое стоит три с половиной тысячи тенге (около 19 долларов). Если пару раз съездить в Есиль — это 40 километров, — уже семи тысяч нету с этих сорока. Так люди там и живут. Хотя место у нас хорошее, речка хорошая.
Надеяться на наши власти бесполезно. Приехал аким области и сказал, что ничего вам не будет — по совхозам. А совхозы у них такие, в сторону Тургая, туда еще хуже. Они в 150 километрах от района находятся.
Азаттык: Спасибо за интервью.
По официальной информации, с момента первой регистрации заболевания в медикам обратились 120 жителей села Калачи, с учетом «повторности» — 152 человека.
Многочисленные комиссии и проведенные исследования до сих пор так и не назвали точную причину недомогания жителей. Местные власти приняли решение о переселении сельчан. Сообщается, что некоторые из них переехали в другие районы Акмолинской, Костанайской и Северо-Казахстанской областей.
