Тастубек — маленький рыбацкий посёлок на берегу Аральского моря. Когда Арал обмелел, жизнь здесь почти остановилась. После строительства Кокаральской плотины вода вновь заполнила северную часть моря, а вместе с ней вернулись и рыбаки. Сейчас северный Арал опять мелеет, его воды пустеют, но в Тастубеке жизнь идёт своим чередом: рыбаки изо дня в день прилежно расставляют сети, а потом собирают небогатый улов, как это веками делали их предки.

Сырдарья — крупнейшая река Центральной Азии — протянулась через четыре страны: Кыргызстан, Таджикистан, Узбекистан и Казахстан, в конце своего пути впадая в Аральское море. Журналист и фотограф Азаттыка Пётр Троценко отправился в путешествие вдоль Сырдарьи и её притоков, чтобы рассказать о нынешнем состоянии реки через истории живущих на её берегах простых людей — рыбаков, торговцев, фермеров, а также поговорил с экспертами, которые изучают проблемы бассейна Сырдарьи и ищут пути их решения.

Ранее утро. Солнце ещё не поднялось над горизонтом и в купе стоит предрассветный полумрак. Я еду в старом, раздолбанном поезде по степям Приаралья. Пейзаж за окном не меняется часами: жёлто-серая полупустыня, бетонные столбы электропередачи, невозмутимые верблюды, задумчиво жующие пыльную траву у полустанков. Мой путь лежит из Кызылорды в Аральск — город, который когда-то стоял на берегу озера, такого огромного, что его окрестили морем. Железнодорожная станция до сих пор называется Арал теңізі (Аральское море. — Ред.), хотя о том, что здесь когда-то была большая вода, помнят уже немногие.

Купейный вагон, в котором я добираюсь до станции, такой разбитый, что, по-видимому, как раз таки застал времена, когда волны Аральского моря ещё бились о городской пирс, а в порту швартовались рыболовные судна. С тех пор прошло больше полувека. Сейчас по обнажённому дну порта гуляет горячий степной ветер, поднимая в воздух мелкую солёную взвесь.

Аральск не конечный пункт моего путешествия. Нужно ехать дальше, на берег моря, которое отошло от этих мест на десятки километров. В конце 1980-х годов стремительно мелеющее Аральское море разделилось на две части — северную и южную. В северную (сейчас её называют Малый Арал) впадала Сырдарья, и на устье этой реки было решено построить плотину, которая не позволяла бы воде уходить в южный Арал.

Сначала плотина представляла собой огромную насыпь из песка и глины, которая на практике оказалась непрочной, и её дважды размывало. В итоге деньги на строительство полноценной бетонной конструкции выделил Всемирный банк, и в 2005 году появилась 13-километровая Кокаральская плотина, но и она оказалась не без проблем.

Во-первых, конструкция вышла недостаточно высокой — шесть метров, и, когда вода в Малом Арале поднимается до этого уровня, излишки приходится сбрасывать в почти пересохшую южную часть, а заодно и рыбу, которая в результате гибнет в слишком солёной среде. Плотина также ускорила гибель южного Арала, который перестала питать Сырдарья. Сейчас идут разговоры о необходимости поднять уровень плотины на шесть-восемь метров, чтобы увеличить объём воды в Малом Арале, но на это снова нужны очень большие деньги.

В середине нулевых проект по спасению Малого Арала считался успешным: водоём наполнился, солёность снизилась, а рыбы прибавилось. О возрождении Арала говорят и сейчас, но уже с меньшим оптимизмом: мелеющая Сырдарья доносит всё меньше воды.

Но рядом с полумёртвым морем продолжают жить люди и зарабатывать на хлеб насущный рыбной ловлей, как это делали их предки десятки и сотни лет назад.

ТАСТУБЕК

В Аральске я пересаживаюсь из поезда в машину. Большой японский внедорожник, привыкший к суровому приаральскому климату и разбитым дорогам, везёт меня в аул Тастубек, расположенный в сотне километров от города и всего лишь в пяти от моря. Там живут рыбаки и скотоводы. Больше в Тастубеке всё равно нечего делать.

За рулём — Серик, мужчина лет 40. Он родился и вырос в Аральске. Говорит, что там ему нравится и уезжать он никуда не хочет. О том, что рядом с городом когда-то было море, Серик знает только по рассказам родителей, чья жизнь была неразрывно связана с Аралом.

— Мама 25 лет проработала на рыбном заводе Аралрыбпром. Крупный был завод, можно сказать, градообразующее предприятие, — рассказывает Серик. — Когда в Арале была вода, на рыбзаводе около трёх тысяч человек работали. Папа трудился на судостроительном заводе. Но вода ушла, и все эти предприятия закрылись.

У Серика в Аральске свой небольшой бизнес: он возит туристов по самым известным местам Приаралья. Заброшенные рыбацкие посёлки, Малый Арал, Кокаральская плотина. Когда-то можно было посмотреть и на кладбище кораблей, но местные жители давно их распилили и сдали на металлолом. Туристический бизнес, говорит Серик, дело прибыльное, но сезонное, потому что зимой в эти места редко заглядывают чужаки.

Асфальт заканчивается неожиданно, и мы оказываемся на старой гравийной дороге. Поднимается пыль, автомобиль начинает трясти, Серик закрывает окна и включает кондиционер, без которого дальняя дорога в этих местах, особенно для новичков, просто немыслима. Но для местных жителей, усмехается Серик, жара, пыль и ветер — повседневные пустяки.

— Говорят, раньше у людей было много проблем со здоровьем: ветер разносил соль со дна высохшего моря и чуть ли не у каждого второго были проблемы с лёгкими и почками. Но сейчас мы не жалуемся, кажется, болеть стали меньше. Привыкли, наверное. Ну и Малый Арал поднялся, соли меньше стало.

За разговорами проезжаем село Жаланаш, которое раньше тоже было рыбацким, но море оттуда ушло. Тастубеку в этом плане повезло — из-за строительства Кокаральской плотины, спасшей местных рыбаков.

В 1990-е годы Арал обмелел настолько, что и без того маленький посёлок (30 лет назад в Тастубеке было около 90 домов) практически вымер. Там продолжали жить семь-восемь семей, которым ехать было некуда. После возведения плотины, когда вода начала возвращаться в северную часть Аральского моря, в Тастубек потянулись люди. В основном это была безработная молодёжь, которая надеялась выжить за счёт рыбной ловли.

Сейчас в Тастубеке живёт человек 120, может, меньше. Точную цифру мне не смог назвать никто. В селе есть школа-четырёхлетка, электричество и проводной интернет, который появился чуть больше года назад. Интернет слабенький, но его хватает, чтобы отправить фото по WhatsApp и посмотреть ролики в Tik-Tok. А вот мобильная связь в Тастубеке не ловит, поэтому до появления интернета приходилось выбираться из посёлка, чтобы узнать, как дела у родственников и что происходит в мире.

Мы приезжаем к двум братьям — потомственным рыбакам — Сержану и Нуржану. Старший, Сержан, давно живёт в Аральске, но часто наведывается в родные края. Нуржан прожил в Тастубеке всю жизнь и уезжать не собирается. Занимается рыбалкой и скотоводством: разводит верблюдов и лошадей. Его жена Айкорке работает учительницей в школе и воспитывает детей, которых у супругов четверо.

Нуржан, невысокий, молчаливый мужчина с потемневшим от ветра и солнца лицом, о себе рассказывает неохотно, словно бы через силу произнося слова.

— Здесь мой отец рыбачил, и мой дед, получается, я продолжаю традицию, в Тастубеке мне нравится, спокойно и тихо, море рядом, рыба есть. Переехать отсюда могу хоть завтра, но не хочу, потому что это моя родина. Летом делаем кумыс и шубат, осенью продаём мясо на согым, зимой и весной ловим рыбу.

У Нуржана большой новый дом, в котором всё ещё идёт ремонт, поэтому пока живут в летней кухне. Во дворе — загон для верблюдов и несколько сараев. По вечерам Айкорке доит верблюдиц и готовит шубат на продажу. У порога сидят собаки охотничьей породы тазы. Нуржан говорит, что осенью в прибрежных камышах можно пострелять уток, а в степи — зайцев.

Рыбалка — тоже сезонное занятие. Ею занимаются преимущественно зимой и весной. В холода рыба ведёт себя активно и чаще попадается в сети, а улов не портится и его можно довезти до города без потерь. Летом цена падает из-за жаркой погоды, к тому же рыба старается держаться ближе ко дну, там, где прохладней, и выловить её становится сложнее. Конечно, в летнее время сельчане тоже рыбачат, но больше для себя и на мелкую продажу. А ещё количество рыбы напрямую зависит от уровня воды, падая вместе с ним.

— Море начало снова мелеть где-то с 2019-го, потому что в Сырдарье воды стало меньше, — рассказывает Нуржан. — Рыбы тоже убавилось. Были годы, когда мы ловили по 80–100 килограммов в день, сейчас о таком улове только вспоминаем.

Приближается вечер. Нуржан и Сержан собирают рыболовные снасти, проверяют мотор, садятся в древний уазик и едут по сельскому бездорожью в сторону моря. Уазики — самый популярный транспорт в Тастубеке, а то и единственный: другого я здесь не встречал. Сержан объясняет это просто: в округе нет дорог и неприхотливая, недорогая и полноприводная машина как нельзя лучше подходит для этих мест.

У моря уже стоят несколько уазиков разной степени изношенности, а на мелководье суетятся рыбаки: готовят лодки, таскают снасти. Сержан и Нуржан тоже достают сети и мотор, и через 20 минут мы выходим в море.

Лодка набирает ход и плывёт в сторону заката, берег скрывается из виду, зеленоватая вода пенится под гребным винтом. Нуржан сидит на корме, одной рукой управляя мотором, другой держит GPS-навигатор, чтобы приплыть ровно к тому месту, где нужно поставить сети.

Наконец лодка замедляет ход. Сержан и Нуржан начинают готовить снасти, потом замеряют точные координаты на GPS-навигаторе. Место, где мы останавливаемся, неглубокое: через прозрачную толщу воды можно увидеть водоросли, усевающие дно.

— Мы глубину не измеряли, но море мелеет, — говорит Сержан, распутывая сеть и подавая её брату. — В этом году воды чуть больше, рыбы тоже прибавилось.

Возвращаемся к берегу. Братья рассказывают, какая рыба ловится в Арале: сазан, судак, жерех, щука, толстолобик. Нуржан говорит, что в конце 1980-х в пересыхающий Арал запустили мальков камбалы из Азовского моря и они здесь неожиданно прижились. Потом я прочитал, что в условиях повышенной солёности камбала прекрасно себя чувствует и активно размножается. Когда после строительства Кокаральской плотины солёность Арала значительно снизилась, пропала и камбала.

Пока добираемся до Тастубека, начинает смеркаться. Дома у рыбаков нас ждёт бешбармак из верблюжатины и недолгий сон под открытым небом — летом светает очень рано, а проверять сети нужно до восхода солнца.

УТРО

Казалось, только уснул, а уже звонит будильник. Я с трудом открываю глаза и смотрю на часы: 3:30. Пора собираться на рыбалку. В Тастубеке стоит абсолютная тишина, которая бывает перед рассветом, когда спят даже дворовые собаки и ночные птицы. Только летучие мыши бесшумно носятся над посёлком в поисках ужина.

Старый уазик трясёт нас по уже знакомой дороге. Никто ещё толком не проснулся, разговаривать совершенно не хочется, поэтому мы просто едем, вглядываясь в подсвечиваемую желтоватыми фарами степь. За машиной увязались тазы, видимо, в надежде позавтракать свежей рыбой. На берегу уже выстроились несколько рыбацких уазиков. Возможно, они не покидали берег со вчерашнего вечера.

Братья достают мотор, надевают болотные сапоги с очень высоким голенищем, мы отплываем. Минут через десять лодка останавливается у первой сетки: в предрассветных сумерках угадывается сделанный из пластиковой бутылки поплавок. Сержан встаёт на лодочный нос и начинает аккуратно, но быстро вытягивать сеть из воды, Нуржан стоит рядом, выпутывает рыбу и бросает на дно лодки. Первая сеть принесла 18 некрупных сазанов.

Второй улов хуже: с десяток таких же некрупных сазанов и два леща.

— Ну это нормально для летнего времени, — говорит Сержан, хотя по голосу кажется, что он разочарован. Чуть вдалеке на морских волнах покачивается другая лодка. Судя по всему, улов у конкурентов сегодня тоже не слишком богатый.

Над головами кружат наглые чайки, в надежде утащить рыбу, но приближаться не рискуют: в лодке слишком много людей. Братья возвращают сети в воду и плывут к берегу. Впереди их ждёт очередной день, наполненный привычными сельскими заботами: лошади, верблюды и починка вечно ломающегося уазика, у которого вновь стучит в моторе.