Кандидат исторических наук Турганбек Алланиязов написал 25 монографий на тему истории Казахстана. Восстания на казахской земле он изучает на протяжении 30 лет. В период с 2021 по 2024 год учёный работал в составе Государственной комиссии по полной реабилитации жертв политических репрессий. Он говорит, что нашёл ранее неизвестные данные о тех, кто выступал против политики коллективизации, проводимой советским правительством в Казахстане, и планирует изучить эту тему глубже и опубликовать отдельный труд.
НОВЫЕ ДАННЫЕ О ВОССТАНИЯХ В МАНГИСТАУ
Азаттык: Государственная комиссия сообщила, что подала список из 311 тысяч человек на реабилитацию. Включены ли в него участники восстаний 1929–1931 годов в полном объёме? Есть люди, которые до сих пор добиваются оправдания своих предков, участвовавших в событиях того времени.
Турганбек Алланиязов: Я работал в архивах департаментов внутренних дел Алматы, Караганды и Кызылорды. Там я искал участников восстаний 1930-х годов в Кызыл-Орде и других районах, которые не были реабилитированы. Это порядка 100–120 человек. С 1956 по 1994 год проводилась кампания по реабилитации, но в те списки они не попали. Они не попали и под указ [бывшего президента Казахстана Нурсултана] Назарбаева 1993 года из-за «тяжести совершённого правонарушения». Там были ограничения.
В период с 1989 по 1992 год работала комиссия, возглавляемая академиком Манашем Козыбаевым. Эта комиссия подавала список на реабилитацию, но тогда часть людей тоже не реабилитировали. По моим данным, 30 процентов не прошли, в том числе не были реабилитированы руководитель Кызылординского восстания мулла Жумагазы Байымбетов, ишан Акмырза Тосов и его брат. Я составил список, в который вошли более 100 человек, и сразу подал этих людей на реабилитацию.
Что касается тех, кто не может оправдать своих дедов, то такие люди действительно есть. После работы госкомиссии мы ждём нового указа президента о политической реабилитации. Мы не знаем, какие критерии там будут, но список для реабилитации обширный.
Азаттык: К каким ранее закрытым документам вы получили доступ?
Турганбек Алланиязов: При работе в специальном государственном архиве КНБ обнаружил очень много материалов по восстанию в Мангистау. Конечно, за 20 лет было очень много трудов издано моими коллегами о восстании на Мангышлаке, но туда не вошли материалы периода подавления в августе, сентябре, октябре 1931 года. Особо значимые документы по истории повстанческого движения в Мангистау хранятся в специальном государственном архиве КНБ.
Наибольшей ценностью для реконструкции боевых действий сил подавления является журнал оперативного использования отрядов ОГПУ за 2–10 июля 1931 года, в котором в хронологической последовательности представлены сведения о численном составе отряда ОГПУ под командованием Шматкова, маршрутах движения, характере, содержании и результатах боестолкновений с отрядами повстанцев.
Информативны по своему содержанию и радиограммы, которыми обменивались начальник Мангистауского РО ОГПУ Ефименко и один из руководителей Гурьевского оперсектора Письменный. Они позволяют увидеть военно-оперативную обстановку в районе Форта Александровский в наиболее критические дни в 20-х числах июня 1931 года.
Заслуживает внимания 15-страничная докладная записка «Об итогах ликвидации повстанческо-бандитского движения в Мангистауском районе в 1931 году» за подписью Белоногова, датированная 6 ноября 1931 года и адресованная заместителю ПП ОГПУ в Казахстане Миронову.
Если позволит здоровье, надеюсь, что напишу об этом книгу.
Четвёртый том из 33 томов, изданных за время работы этой комиссии, был посвящён восстаниям 1928–1931 годов. Там собраны справки о забастовках, написанные КГБ (комитетом госбезопасности. — Ред.) во времена СССР. В них полностью указаны не только имена участников восстаний, но и род их занятий.
О МАТЕРИАЛАХ, СВЯЗАННЫХ С «ДОНОСАМИ»
Азаттык: В чём значимость исследования таких восстаний для истории?
Турганбек Алланиязов: Это очень важно. Изучив вооружённые восстания с 1929 по 1931 год, я пришёл к выводу, что в истории Казахстана было 25 вооружённых восстаний, а не 372, как говорила предыдущая комиссия. Это общее количество мирных и вооружённых выступлений. Последняя госкомиссия подсчитала, что количество нападений на склады, сопротивление властям составило 545. Число участников превышает 100 тысяч. Восстания следует изучать отдельно по их масштабам. В те периоды было немало вооружённых столкновений — люди выступали против массовой коллективизации, чрезмерных налогов и конфискации имущества баев и кулаков. Но я бы не назвал это национально-освободительным движением. К вооружённым конфликтам можно отнести такие действия, как захват района, попытку захвата власти, грабёж важных объектов, милиции и Красной армии.
Если взять протесты в новейшей истории, то народный протест 1986 года (Желтоксан) можно назвать национально-освободительным. А как назовем Кантар (Январские события 2022 года. — Ред.)? Среди учёных до сих пор существует много споров относительно методологии определения элементов национально-освободительного движения. Конечно, в более чем трёхстах восстаниях 1929–1931 годов были элементы стремления к свободе, это безусловно. Ведь они хотели сохранить свой образ жизни, который вели сотни лет. И коллективизация всё это разрушила.
Советская власть уничтожила авторитет богатых и представителей религии. В 1928 году, после того как полностью уничтожили Алаш и его борцов, протесты стали возглавлять богачи, муллы, ишаны и некоторые представители Коммунистической партии.
Азаттык: Достаточно ли трёх лет для восполнения всех пробелов в истории? Как в целом продвигается написание объективной истории Казахстана?
Турганбек Алланиязов: Нет, трёх лет для истории мало. Сейчас министерство образования снова объявило конкурс на научные работы. Когда будут определены победители, работа продолжится.
В период с 1996 по 2005 год был выпущен пятитомник истории Казахстана. Сейчас готовится ещё семитомник по истории Казахстана, охватывающий историю с древних времен до современности. Там большой авторский состав, в том числе и зарубежный. Когда он выйдет, я не знаю. Надеюсь, что в этом семитомнике будет объективная история Казахстана.
Азаттык: Там все данные, связанные с историей Казахстана?
Турганбек Алланиязов: Не все. Сегодня мы скопировали 10–20 процентов документов, которые лежат в архивах Российской Федерации. Это очень большая работа. Люди ездили с 2000 года в архивы, но это была такая точечная, штучная работа. До 2000-х годов была возможность собирать, копировать большое количество материалов, высылать. С середины 2000-х и где-то до 2010-х годов ситуация изменилась — пошли сокращения расходов. С 2000 по 2006 год я тоже работал в архиве в Москве. Всё упирается в финансы — проживание, питание, копирование, столько средств надо.
Архивное фото «жертв красного террора» в Музее памяти жертв политических репрессий. Посёлок Долинка Карагандинской области, 31 мая 2011 года
Азаттык: Есть ли какие-либо препятствия с доступом к архивным данным в России?
Турганбек Алланиязов: Нет. В 1993 году при [бывшем президенте России Борисе] Ельцине была архивная революция — часть фондов Федеральной службы безопасности (ФСБ), Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза (ЦК КПСС) открыли, шла работа, иностранцы приезжали, казахстанцы работали, японцы приезжали. Где-то ближе к 2010 году, не знаю, кто принял решение, ограничили доступ. С точки зрения науки это плохо. С точки зрения политики, которую проводит государство, закрытие доступа и ограниченный доступ к архивам — это целесообразно. Почему? Среди следственных материалов есть такие дела, как «доносы». С точки зрения Уголовно-процессуального кодекса такие документы должны быть закрыты. Почему? В Казахстане эти материалы тоже закрыты. Потому что есть потомки тех людей, которые стояли по разные стороны баррикад. Прочитав архивы, потомки начнут обвинять в том, что чей-то дед стрелял в его деда. Это может привести к коллизии в обществе. Наше общество ещё не готово, даже спустя 90 лет, всё забыть и начать с чистого листа.
«НАУКА НЕ МОЖЕТ ПОВИНОВАТЬСЯ МАКЕ-САКЕ»
Азаттык: Выше вы отметили, что «всё упирается в финансы». Не означает ли это, что изучение истории не находит поддержки?
Турганбек Алланиязов: Не стоит ожидать от исторической науки качественной, большой работы без существенной финансовой поддержки и хорошей зарплаты. Расскажу о себе: большую часть своих работ я написал и опубликовал за собственный счёт. За собственный счёт ездил в архивы и проводил исследования. Мои исследования о Степлаге, Карлаге, спецлагерях в Казахстане и России финансировали только карагандинцы. Нурлан Дулатбеков, ректор Карагандинского университета, возглавлял и финансировал исследовательскую группу в 2010–2017 годах. Честно говоря, в Казахстане не хватает историков. Мало кто вкладывает всю душу и трудится ради истории. Хотите знать, сколько у меня пенсия?
Азаттык: Если не секрет...
Турганбек Алланиязов: 150 тысяч тенге, 30 тысяч из них платит ЕНПФ. Я 40 лет посвятил науке. Работаю на полставке в Жезказганском университете, за это платят 120 тысяч тенге. Кандидаты и преподаватели в Астане и Алматы, наверное, получают зарплату в 300–400 тысяч тенге, но не на периферии. Если есть деньги, можно поехать в любой архив и поработать.
Азаттык: Что нужно сделать, чтобы исправить ситуацию?
Турганбек Алланиязов: Для этого необходимо воспитывать молодых профессиональных историков. Они должны быть прежде всего патриотами. Необходима серьёзная финансовая поддержка. Госкомиссия показала, что в стране совершенно нет молодых специалистов. И среднего поколения нет, а старшее уже ушло. Могу сказать, что в последние 30 лет в Казахстане не только историческая наука деградировала и потеряла специалистов — депрофессионализация. У нас много кандидатов исторических наук, которые не написали ни одной монографии, но вчера они были чиновниками или депутатами. Наука не может повиноваться Маке или Саке.
Азаттык: Разве государство не должно быть заинтересовано в написании реальной истории страны?
Турганбек Алланиязов: Государство проявило свою заинтересованность. Благодаря трёхлетнему гранту мы собрали много материала. Это тоже хорошо. Если раньше я занимался любимым делом за свой счёт, то на этот раз у меня была финансовая поддержка, понимаете? Благодаря науке я побывал в Японии в 2015 году и в Украине в 2017 году. Моё исследование об украинских и японских пленных было переведено на эти языки, и мы его обсудили. Недавно я побывал в странах Балтии. Меня пригласили люди, которые оценили мою работу.
КОММЕНТАРИИ