Волонтёр Владимир Татаренко из Мариуполя был одним из «ангелов Тайры» — добровольческого подразделения известного украинского парамедика Юлии Паевской. Во время полномасштабного вторжения российской армии Владимир доставлял медикам раненых военных и гражданских. На заводе «Азовсталь» мужчина отвечал за обеспечение госпиталя в бункере. Потом попал в плен. Сначала в колонию в посёлке Оленовка (Еленовка) под оккупированным Донецком, а потом — в российскую тюрьму. В конце октября 2022 года Татаренко благодаря обмену пленными вернулся в Украину.
«Это глоток свободы. Это ком, который прошёл через какое-то время, потом начались звонки родственникам, друзьям. Рассматривать облака, радоваться полёту птиц. Ты начинаешь по-другому мир видеть», — вспоминает Владимир. До полномасштабной войны мужчина занимался бизнесом. В родной Мариуполь Татаренко с семьёй приехал 22 февраля, за два дня до вторжения российской армии: «В первые дни я пытался попасть в военкомат, но безрезультатно. Потому что была и паника, и авиаудары постоянно. Позвонил друзьям в "ангелы Тайры" и спросил, чем могу помочь. Так всё началось».
Владимир с «ангелами Тайры» помогал гражданским и украинским военным в городе. Эвакуировал раненых. А потом попал на «Азовсталь», где до конца оставался с украинскими военными: «Очень было похоже на "Божественную комедию" Данте. Когда ты на первые три ступеньки в ад спускаешься и каждая ступенька — это какой-то период. Ты думаешь: "Вот он ад". А проходит какое-то время, ты спускаешься ещё на ступеньку ниже».
На заводе «Азовсталь» Татаренко отвечал за обеспечение госпиталя в бункере. Помещение, которое находилось на глубине трёх этажей под землёй, называли «Железякой»: «Очень страшное место было. По своей воле никто не хотел туда попадать. Четыре прилёта в наш госпиталь было авиабомбами. Отсутствие еды, воды питьевой. Но это не сломило наш дух, не было упаднических настроений, ребята держались на высоте».
Владимир заботился на «Азовстале» не только о раненых военных, но и о погибших: «Писали бирки, клали в пакеты чёрные. Что-то типа морга сделал. Сухое помещение без солнца, закрытое. И мы туда относили ребят, это у нас был такой импровизированный морг. Выкладывали пакеты ровно. Все уходили, а я оставался. Клал на побратимов крест последний».
В день сдачи в плен защитников Мариуполя 20 мая 2022 года Владимир выходил из «Азовстали» последним. Сначала помогал выносить тела погибших, потом раненых: «Грубо говоря, я там был проводником ещё, знал маршруты завода, выводил группы, сначала тяжёлых на носилках. Потом тех, кто полегче уже, и потом уже всех остальных. С тяжёлым мыслями я выходил, понимал, куда мы идём».
Сначала была колония в Оленовке в оккупированной части Донецкой области, где украинских пленных морили голодом.
— Порций не хватало по калорийности. И надо баланду кипятка за две минуты в себя закинуть. Это невозможно сделать чисто технически, потому что это вызывает спазмы. А если не успел, то ты встал и пошёл, миску забрать нельзя. Обжигали и гортани, и пищеводы. У людей потом были проблемы с желудочно-кишечным трактом. Воду привозила пожарная машина, из болота накачанная. Пытались её кипятить.
— На сколько вы похудели?
— На 20 килограммов.
— А сейчас вы уже в своём весе?
— Да.
— А вернулись с какой цифрой?
— 60 килограммов где-то.
Некоторые украинские военные смогли с «Азовстали» в Оленовку пронести мобильные телефоны, рассказывает Владимир. Поэтому первое время была возможность связаться с родными: «Можно было передать записку, её SMS отправляли человеку. И тот человек уже звонил родственникам. У меня получилось два раза. Честно говоря, пользоваться этой услугой все боялись, так рисковать. Она стоила один кусок хлеба, и не факт, что передадут, что она дойдёт. Хлеб — это было всё. Хлеб и сигареты были валютой номер один».
Таким же образом получалось даже узнавать украинские новости: «Это нас спасало, потому что русские постоянно в уши заливали, что всё пропало. Но мы на это так уже смотрели, просто улыбались тихонечко». Самый страшный период плена для Владимира был не в Оленовке, а когда этапировали в российскую колонию.
«Скотчем завязаны глаза, руки туго связаны. Тебя сутки уже везли и били постоянно, то есть состояние уже обморочное. Часов четыре-пять били страшно. Хоть скарабей, хоть бультерьер у тебя на татуировке. Это был в чистом виде садизм. И самое страшное, что на фоне всего этого чей-то женский хохот стоял», — рассказывает украинец.
В камерах военнопленных заставляли либо стоять по 16 часов на одном месте, либо приседать по три тысячи раз в день. Всё это сопровождалось регулярными пытками, рассказывает Владимир. Петь российский гимн принуждали дубинками. Но это ещё не всё: «В душ ходить все боялись, потому что, когда ты мокрый весь после холодной воды, в комнате с кафелем тебя начинают шокером бить и дубинками. Ноги у тебя поскальзываются постоянно, ты встать не можешь, а тебя при этом ещё и бьют. Это первое у них развлечение. У меня были сломанные ребра, и они били в одно и то же место, поэтому они не заживали. Дальше провода на пальцы, либо мужские достоинства привязывают к проводам. Со мной сидел парень, 21 год, срочник. Какие тайны он может знать? Он сутки не мог разговаривать после пыток».
Не падать духом помогало общение с другими военнопленными. Все пытались друг друга поддерживать: «Мы старались шёпотом общаться с ребятами, отвлекать друг друга, старались не говорить о кухне, потому что все голодные были. Старались говорить о бизнесе, о жизни, о фильмах, о театре, вот так отвлекались. Я засыпал с одной-единственной мыслью: то, что тебя не убивает, делает тебя сильнее. Если ты сегодня не умер, значит, ты стал на шаг сильнее, на шаг ближе к победе, ты ещё идёшь, ты ещё в пути».
В российском плену Владимир пробыл пять месяцев. За день до обмена его особо жёстко допрашивали. Угрожали расстрелом: «Сказали, что я морской какой-то разведчик или пехотинец, что я не раскалываюсь. Поэтому утром меня поведут на расстрел. Они увидели, что даты рождения и расстрела совпадают, и их это очень радовало, что на табличке будут ровные числа».
Но на следующий день Владимира повели не на расстрел, а на обмен. Это был как раз его 47-й день рождения: «Мы не знали, куда нас ведут, на расстрел или куда. Потому что нас сразу переодели в вещи, в которых мы были. А когда дали сухпай, начал уже ребят успокаивать, что это точно обмен, на расстрел сухпай не дают».
После обмена была длительная реабилитация, лечение. Только спустя год после освобождения Владимир начал приходить в себя и возвращаться к нормальной жизни. Сейчас живёт с семьёй в Киеве. Восстанавливает бизнес. Но воспоминания из памяти не сотрёшь: «Я и дня никому не пожелаю такое выдержать. Но то, что ребята и сейчас там… Просто мольба, чтобы держались».
КОММЕНТАРИИ