ПЕРВАЯ ПЕТИЦИЯ
В начале октября прошлого года активисты в ряде городов Казахстана начали сбор подписей под петицией против законопроекта «О противодействии семейно-бытовому насилию». Позже вспыхнули споры по ряду аспектов этого документа. Активисты, которые считают проект недоработанным и противоречивым, забили тревогу. По их мнению, законопроект необоснованно расширяет полномочия государственных органов, позволяя им вмешиваться в частную жизнь. По словам авторов петиции, которую на сегодняшний день подписали около 67 тысяч человек, понятие «насилие» в законопроекте трактуется расплывчато. Активисты говорят, что, если законопроект будет принят в текущем виде и вступит в силу, представители госорганов смогут забирать детей у родителей без судебных процедур, устанавливающих факт насилия, и лишать их родительских прав. Дина Садердинова, одна из основательниц правового канала в Telegram’е «Единство осознанных КЗ», инициировавшего петицию, призвала парламентариев к диалогу, заявив о «размытости» терминов в проекте. Юрист Елена Игнатенко высказала мнение, что законопроект позволяет вмешательство во внутренние дела семьи и противоречит Конституции.
ОТ «ПРОФИЛАКТИКИ» К «ДЕЙСТВИЯМ»
Законопроект «О противодействии семейно-бытовому насилию», состоящий из 49 статей, был подготовлен в октябре 2019 года. Созданная в апреле прошлого года специальная рабочая группа обсуждала проект на протяжении девяти месяцев, внесла изменения во многие пункты. Нижняя палата казахстанского парламента, мажилис, одобрила законопроект в первом чтении 23 сентября прошлого года. Сенат пока не приступал к обсуждению. 21 января президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев призвал инициаторов проекта «пересмотреть подходы, учесть все мнения». «Главная цель — защитить права женщин и детей», — написал Токаев в Twitter᾽е.
Действующий закон «О профилактике бытового насилия», принятый в 2009 году, состоит из 26 статей. Авторы законопроекта заявляют, что нормы действующего закона предусматривают меры воздействия лишь после установления фактов насилия и многие функции возложены на органы внутренних дел. В новом же законопроекте, как считает один из его разработчиков депутат мажилиса Ирина Унжакова, прописан механизм противодействия насилию: профилактика, выявление, контроль, пресечение, воздействие, реабилитация.
В проекте конкретизированы действия не только министерства внутренних дел, но и министерств образования, здравоохранения, труда и социальной защиты, информации и общественного развития, считают авторы проекта, отмечая, что в сферу противодействия насилию должны быть вовлечены все государственные структуры и общество в целом.
ОТДЕЛЬНАЯ КОМНАТА, ПЛАНШЕТ, ХОЛОДИЛЬНИК С ЕДОЙ
В последние недели в Казахстане десятки людей выходили на протесты против законопроекта в Нур-Султане, Шымкенте, Актау и других городах. Участники акций, в основном женщины, требовали не принимать документ.
— Авторы законопроекта говорят, что в целях недопущения «экономического насилия» родители должны создать для ребенка все условия, у каждого ребенка должны быть свои квадратные метры. Но как нам создать условия для ребенка, когда сами мы по много лет стоим в очереди на жилье? Я уже восемь лет не имею собственного жилья. Как можно требовать «не допускать экономического насилия» от тех, кто получает минимальную заработную плату — 42 500 тенге? Пусть сначала обеспечат меня жильем и работой, — сказала одна из участниц протеста, Улжан Мырзагелдиева.
Дискуссии вокруг проекта разворачиваются в социальных сетях: пользователи пишут, что по проекту «каждому ребенку необходимо приобрести планшет», «у каждого ребенка должна быть своя комната», «холодильник должен быть заполнен едой», а если государство решит, что «было совершено экономическое насилие, то оно может отобрать ребенка».
Как авторы, так и эксперты законопроекта считают, что проблема заключается в отсутствии разъяснения и неверном толковании документа общественностью. Все разговоры о планшете, отдельной комнате не соответствуют действительности, говорят они.
В статье 1 законопроекта понятие «экономическое насилие» определяется как умышленное лишение человека жилья, пищи, одежды, имущества, средств, на которые он имеет предусмотренное законом право, подчеркивают авторы закона. Они говорят, что под экономическим насилием подразумеваются лишь умышленные действия и никто не собирается требовать от родителей вещей, выходящих за рамки их возможностей.
— Например, бывают случаи, когда родители, имея возможности, не создают условия для получения образования или когда родители сами едят, а детей не кормят, — говорит Азаттыку депутат мажилиса Ирина Смирнова, один из авторов законопроекта.
Ни депутаты, ни активисты не знают, откуда взялись разговоры о том, что каждому ребенку должно быть предоставлено определенное количество квадратных метров. В законопроекте не говорится ни о площади жилья, ни о предоставлении отдельной комнаты для ребенка.
По словам основателя фонда «НеМолчи.KZ» и гражданской активистки Дины Смаиловой, норма жилой площади на одного человека в 15 квадратных метров содержится в жилищном кодексе и эта норма не имеет отношения к обсуждаемому законопроекту. Когда государство предоставляет квартиры малообеспеченным семьям, площадь жилья рассчитывается по этой норме. Кроме того, госорганы придерживаются принципа, согласно которому для регистрации одного человека полагается 15 квадратных метров полезной площади. Однако это требование распространяется только на регистрацию (прописку) посторонних лиц, а не близких родственников и на регистрацию членов одной семьи по одному и тому же адресу нет никаких ограничений, говорит она.
Но есть эксперты, которые считают, что понятие «экономическое насилие» в проекте противоречит законам Казахстана и позволяет государству вмешиваться во внутренние дела семьи.
— Эта норма касается и взрослых членов семьи. Она означает, что любой член семьи может потребовать от другого материального обеспечения. Это противоречит статье 147 кодекса о браке (супружестве) и семье, где указано, что брак — это равноправный союз мужчины и женщины, которые должны поддерживать друг друга материально. По сути, это может привести к тому, что государство будет вправе контролировать направления расходования семейного бюджета, — говорит юрист Елена Игнатенко.
«ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ И ФИЗИЧЕСКОЕ НАСИЛИЕ»
Елена Игнатенко, изучившая законопроект, отмечает, что он содержит 13 «опасных», по ее мнению, пунктов. Эти же моменты вызывают возмущение общественности. В частности, они касаются понятия физического, сексуального и психологического насилия, которое трактуется широко, говорит юрист.
— Согласно документу, любое условие, поставленное родителем перед ребенком, может быть расценено как шантаж. И даже угроза, то есть словесное обещание (например, в шутливой форме), может являться психологическим насилием. Очевидно, что под психологическое насилие можно подвести любые семейные распри между супругами, — говорит Игнатенко.
Депутат мажилиса Снежанна Имашева не разделяет этих опасений. Она говорит, что условия, которые ставят ребенку родители, и шантаж совершенно разные по смыслу и значению действия. К шантажу обычно относят угрозу разоблачения, разглашения компрометирующих сведений с целью вымогательства или запугивание с целью создания для шантажиста каких-либо выгод, обычно материальных.
Имашева считает, что многие неправильно понимают статьи, дающие дефиниции насилию. По ее словам, «умышленное действие» с целью причинить человеку душевные страдания является формой психологического насилия. Например, слова «Ты не будешь общаться с родителями!», «Я запрещаю тебе встречаться с друзьями!» могут быть расценены как психологическое насилие, убеждена депутат.
— Цель таких запретов — не благополучие или желание уберечь супруга/ребенка от чего-либо, а манипуляции его психическим состоянием и желание причинить моральные страдания, — говорит депутат Имашева.
Депутаты, участвовавшие в подготовке законопроекта, убеждены, что физическое насилие должно иметь видимые признаки и вызывать страдания у жертвы, а не просто боль, поэтому понятие и дополнено, но это никак не связанно с какими-либо рекомендациями. Это уточняющая поправка, и пока этот вариант находится на обсуждении.
Юрист Игнатенко считает, что термин «сексуальное насилие» в законопроекте тоже позволяет широкую трактовку и это чревато тем, что сотрудники органов внутренних дел «сами будут решать, что может быть отнесено к развратным действиям между супругами». Она говорит, что подход противоречит уголовному кодексу, предусматривающему ответственность только за развращение малолетних.
«С СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА»
Депутаты отмечают, что ряд пунктов проекта подверглись корректировке, из документа убрали понятие «сознательное игнорирование интересов и потребностей ребенка», которое породило различные домыслы. В частности, высказывались опасения, что из-за расплывчатой формулировки государственные органы смогут отбирать ребенка у родителей только потому, что он, например, не получил прививку.
По словам Снежанны Имашевой, которая включила эту статью в законопроект, а затем исключила ее, это понятие было введено по просьбе общественности, а не законодательного органа. Объединение юридических лиц «Союз кризисных центров» предложило этот термин для защиты детей, подвергшихся насилию со стороны родителей. Позже это понятие было полностью исключено из проекта.
Снежанна Имашева удивлена тем, что понятия, которые давно есть в законодательстве, сейчас вызывают массу возмущения.
— Изъятие ребенка из семьи, как и прежде, остается возможным только в исключительных случаях, и только тогда, когда ребенок находится в опасности. Эти нормы действуют еще с советского периода и практически не претерпели изменений, — говорит Имашева.
По ее словам, сейчас, наоборот, стараются оставить детей в семье, поэтому количество случаев изъятия детей из года в год сокращается.
Активистка Дина Смаилова также говорит, что процедура «изъятия ребенка» прописана в статьях 82 и 83 кодекса о браке (супружестве) и семье, закон ссылается только на эти нормы.
ЗАПРЕТ НА ОБРЕЗАНИЕ И ПРОКАЛЫВАНИЕ УШЕЙ?
Выступающие против проекта заявляют, кроме прочего, что он противоречит национальным традициям. Активисты критиковали закон как «документ, который подрывает семейные ценности и стирает казахскую идентичность». По их словам, закон запрещает делать обрезание мальчикам и прокалывать уши девочкам. Однако представители общественных организаций считают, что многие неправильно поняли положения документа.
Пункт 11 статьи 5 законопроекта «О противодействии семейно-бытовому насилию» гласит, что не допускаются обычаи и традиции, ущемляющие права и свободы человека и способствующие бытовому и домашнему насилию.
Дина Смаилова, участвовавшая в обсуждении законопроекта и просившая добавить эту спорную статью, говорит, что статья направлена не против обрезания, а против таких традиций, как умыкание невест, ранние помолвки и принудительные ранние браки. Но эту статью, которая изначально была в проекте, затем исключили.
Одной из норм, «чуждых менталитету и казахскому обществу», некоторые противники проекта называют статью о гендерном равенстве. Они заявляют, что проект может быть первым шагом к легализации однополых браков в Казахстане. «Мы не хотим растления наших детей», «мы против лишения нашего национального воспитания, предоставления несовершеннолетним таких же прав, как и родителям», заявили протестующие женщины, требовавшие встречи с депутатами 19 января в Нур-Султане (в казахстанском кодексе о браке и семье говорится, что супружество — равноправный союз между мужчиной и женщиной, заключенный при свободном и полном согласии сторон).
Юрист Елена Игнатенко говорит, что в статье 5 спорного законопроекта есть норма о соблюдении гендерного равенства и международных стандартов в области прав человека, но в самом документе нет четкого определения гендерного равенства.
— Такое понятие [«гендерное равенство»] сформулировано в Стамбульской конвенции стран Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием. Цель данной конвенции — добиться защиты жертв, «независимо от их сексуальной ориентации и гендерной идентичности», а также искоренить стереотипные представления о роли мужчины и женщины. По результатам Международного саммита по народонаселению в Найроби в ноябре 2019 года Казахстан принял предложение Совета Европы присоединиться к данной конвенции, для чего ему нужно привести свое законодательство в соответствие с указанной конвенцией. Следовательно, принятие данного закона ускорит процедуру присоединения Казахстана к Стамбульской конвенции, — говорит юрист.
Один из авторов законопроекта депутат Ирина Смирнова считает, что основная цель документа — обеспечение безопасности матери и ребенка, предотвращение насилия в семье. Разговоры о том, что проект нацелен на подрыв общественных устоев, депутат считает беспочвенными.
— У нас уже есть закон о гендерном равенстве, который принят в 2009 году, и до сегодняшнего дня у нас не случилось ничего того, о чем говорят сейчас. Прошло 11 лет. У нас есть концепция развития гендерного равенства до 2030 года. Само собой понятно, что женщины и мужчины у нас равны. Но общество усомнилось в этом, и стали говорить, что у нас патриархальное общество. Гендерное равенство — это равенство мужчины и женщины в обществе, на работе, в лечении. А по поводу Стамбульской конвенции... она у нас не действует, мы ее не ратифицировали. Мы работаем в защиту женщины и ребёнка. Я не согласна с тем, что у нас морально-нравственные устои — это подчинение женщины мужчине. У нас, оказывается, можно бить детей, оказывается, ребёнок принадлежит родителям и они могут делать с ним что хотят. Это наши нравственные устои? — вопрошает Смирнова.
ЗАЩИТА РЕБЕНКА ОТ АГРЕССОРА ИЛИ НЕОБОСНОВАННОЕ ИЗЪЯТИЕ РЕБЕНКА ИЗ СЕМЬИ?
Еще одна спорная статья была исключена из более поздней версии проекта. Однако комментарии в соцсетях и мнения, высказываемые в ходе встреч, показывают, что многие не знают, что ее исключили. Пункт 6 статьи 36 законопроекта гласил, что оставление за родителями права на совместную опеку над несовершеннолетним не допускается при наличии обоснованного предположения о совершении семейно-бытового насилия к несовершеннолетнему со стороны одного из родителей.
По словам адвоката Тамары Симахиной, такая трактовка позволяла даже после анонимного обращения в комиссию по делам несовершеннолетних с предположением, что ребенок подвергается психологическому, физическому или экономическому насилию в семье, забрать ребенка из семьи.
Дина Смаилова считает, что статья, которая «направлена на наказание агрессора и защиту женщин», должна быть в законе. По ее словам, согласно действующим правилам, человеку, бьющему жену и детей, выносится защитное предписание сроком на 30 дней, но на практике абьюзер нередко остается в семье. По словам активистки, предложенная норма предусматривала изоляцию агрессора от семьи, чтобы он не третировал жену и детей.
«ЦЕНЗУРА»?
По мнению юриста Тамары Симахиной, некоторые положения законопроекта затрагивают деятельность журналистов и позволяют государственному органу «контролировать» публикации по гендерным и семейным вопросам, иными словами, открывают путь цензуре.
— Есть норма (пункт 4 статьи 15. — Ред.), согласно которой министерство информации должно обеспечивать в своей редакционной политике недопущение пропаганды гендерной дискриминации и насилия. Это по сути цензура. Этого не должно быть, — говорит юрист.
Тамара Симахина считает закон сырым.
По словам юриста, «если закон написан неясным и нечётким языком, как этот вызвавший дискуссии законопроект, когда понятия размыты, когда одну и ту же норму можно понимать по-разному, то это прямой путь к злоупотреблениям и нарушению прав человека».
КОММЕНТАРИИ