В мае – июне состоялась премьера сериала «Чернобыль» производства американского канала HBO и британской телесети Sky. Фильм сразу же вышел на первые места в рейтингах лучших сериалов по версии сайта Internet Movie Database (IMDb), обойдя даже популярнейшую «Игру престолов». При этом в России сериал о трагических событиях 1986 года вызвал у зрителей полярные реакции. Кто-то считает его абсолютно правдивым и удивляется, почему такое кино о чернобыльской катастрофе не сняли в России. Кому-то многое из показанного в сериале кажется по меньшей мере преувеличением. А некоторые усмотрели в фильме пропаганду, причем одни – просоветскую, а другие – антисоветскую…
О том, насколько достоверно удалось зарубежным кинематографистам рассказать о чернобыльских событиях, мы беседуем с Владимиром Михайловым, председателем красноярского союза «Чернобыль», кавалером ордена Мужества – эту награду он получил за участие в ликвидации аварии на ЧАЭС.
Владимира Михайлова отправили на ликвидацию аварии в декабре 1986-го – тогда ему было 33 года. Ни к энергетике, ни к каким-либо спецподразделениям Михайлов отношения не имел. В юности отслужил в армии, потом учился на истфаке. Время от времени его, как и многих, призывали на сборы и переподготовку – переучивали почему-то на химика. Отправили в запас в звании лейтенанта. А в декабре 86-го он получил повестку.
– Куда отправляют – прямо не говорили, так, полунамеками. Хотя было понятно, куда гребут. Все в целом знали, что произошло, несколько мобилизаций из Красноярского края туда уже было. Я прошел медкомиссию. Сказали – на 100 процентов годен. Вот тебе обмундирование, вещмешок, билет, завтра надо ехать. Так я с подразделениями Сибирского полка химзащиты попал в Чернобыль, – рассказывает Владимир Михайлов.
Ликвидация аварии на ЧАЭС длилась с 1986 по 1990 год. Всего из Красноярского края за это время в Чернобыль отправили 2539 человек, большинство – в первые два года, самые тяжелые и опасные. Сейчас в живых осталось 1324 человека, больше половины из них – инвалиды. Средний возраст ушедших из жизни ликвидаторов аварии – 42 года.
«КОЛОННА АВТОБУСОВ СТОЯЛА ВДОЛЬ АЭС, И ВСЕ ЭТО СЫПАЛОСЬ НА НИХ»
«Начался доклад министра Славского Ефима Павловича. Он скороговоркой сказал, что в Чернобыле они там что-то натворили, какая-то там авария, но она не остановит путь развития атомной энергетики. Дальше традиционный доклад, длившийся в общем два часа» – из воспоминаний академика Валерия Легасова.
– Владимир Алексеевич, как вам показался сериал «Чернобыль», насколько он правдив?
– Фильм – хороший. В отличие от многих иностранных фильмов про нас: «Красную жару», например, смотреть без смеха нельзя. А здесь все сделано без ляпов, без утрирования каких-то моментов нашей жизни. Они очень грамотно подошли к вещам, которые как бы фоном проходят и показывают настоящую реальность, быт. Ну вот пацан идет в школу с ранцем – таким и был обычный мальчишка того времени. Но, конечно, и без художественного вымысла не обошлось. Я имею в виду, например, эпизод, когда шахтеры голышом, в одних шапочках, работают. Ну да, жарко им приходилось, раздевались, но уж не настолько.
Но в целом суть схвачена как надо. Я уж не знаю, как там происходило заседание политбюро, но время передано правильно: вот так тогда люди принимали решения, вот так уходили от ответственности. И замалчивали случившееся – страна ведь обо всем только в мае узнала…
– И жители Припяти не сразу...
Мощных дозиметров и правда не было: никто просто не предполагал, что такое может произойти.
– Это очень классный момент – когда показали, как эвакуировали Припять. Так все и было. А ведь надо было найти и пригнать сотни автобусов и тихо, без паники вывезти 50 тысяч человек.
Притом что в городе никто точно не знал, что происходит. 27 апреля, следующий день после аварии, было воскресенье. Люди гуляли, мамочки с колясками. Ребятишки бегали по улице. Толком даже оповестить всех было невозможно, только на уровне «сарафанного радио». И сумели-таки собрать и увезти всех всего за несколько часов.
Длинная колонна автобусов стояла перед въездом в Припять, вдоль разрушенной АЭС. И все это сыпалось на автобусы…
Припять жалко, конечно. Красивый был городишко – и всё, в один день стал пустым. Люди все там побросали. Машины, катера, на улицах лодок было море. Река Припять рыбная такая, там все рыбачили.
Многие из эвакуированных потеряли друг друга на какое-то время. Людей по разным районам развезли, одних в одну деревню, других в другую. Куда везут – не говорили. А в то время не то что сотовой связи не было – обычная телефонная в деревнях не везде работала.
«Я понимал, что город эвакуируется навсегда. Но вот психологически у меня не было сил людям это объявить. Потому что если сейчас людям это объявишь, то эвакуация затянется, а активность в это время уже росла по экспоненте. Люди начнут очень долго собираться… А такого времени нет. Поэтому я посоветовал, и со мною согласился Щербина, объявить, что срок эвакуации пока мы точно назвать не можем. Вся эта эвакуация была проведена достаточно аккуратно, быстро и точно, хотя проходила в условиях необычных» – из воспоминаний Валерия Легасова.
– А как главную неточность в фильме вы бы что отметили?
– Это момент, когда падает вертолет, несущий смесь для засыпки горящего реактора. Падение вертолета было. Но совсем в другое время. По фильму получается, что вскоре после аварии он вошел в активную зону и рухнул. Вроде бы из-за радиации все произошло. Но на самом деле это было уже в октябре, когда строился саркофаг над станцией. Вертолет зацепился лопастью за трос здоровенного строительного крана, винт сломался, вертолет упал. Экипаж погиб, все четверо летчиков. Момент падения успел заснять наш земляк, оператор из Новосибирска. Сейчас его уже нет в живых...
«ПРОСТО НИКТО НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛ, ЧТО ТАКОЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ»
«В первом же полете было видно, что реактор полностью разрушен. <…> Мощность этого взрыва, как я мог оценить, от трех до четырех тонн тринитротолуола в тротиловом эквиваленте» – из воспоминаний Валерия Легасова.
– Судя по сериалу, на атомной электростанции даже мощных дозиметров не оказалось. Как такое могло быть – и было ли?
– То, что мощных дозиметров на АЭС не нашлось, – это факт. Были те, что рассчитаны на 3,6 рентген, такое излучение должно быть предельным для этих станций. Естественно, они все зашкалили. На то, что подобное может случиться, никто не рассчитывал. А тот, по фильму, единственный мощный, хранившийся где-то в сейфе, ключ от которого запрятан, – это, видимо, военный дозиметр ДП-5, рассчитанный на очень большие диапазоны. Я сам с таким ходил, он прямо бронебойный, в пластмассовой крепкой коробке такой. Роняй не роняй – ничего ему не будет. У него несколько шкал – ну, условно, от нуля до 200 рентген, потом от 200 до 500, потом до 1000… Ты эти шкалы переключаешь – он тебе уровень радиации выдает. На ЧАЭС такие дозиметры появились, только когда пожарные туда прибыли.
– В фильме генерал Пикалов устанавливает дозиметр на машину, проникает внутрь разрушенного энергоблока и говорит, что уровень радиации там – 15 000 рентген… Сколько показывали ДП-5 на территории вблизи станции?
– Про Пикалова – так и есть. А про территорию… Дело в том, что все эти зараженные фрагменты были рассыпаны таким, так сказать, горохом. Там, где эта горошина лежала, – было сильное излучение. На несколько метров отошел – оно уменьшается. Но поскольку все это разлетелось, найти все эти элементы или предугадать, где и как зафонит, было очень трудно, почти невозможно. Помните эпизод, когда парень случайно взял кусок графита в руку – и у него ладонь мгновенно сгорела? А таких кусков повсюду было огромное количество. Ну и пыль покрывала все сплошь. Но она фонила меньше.
«Я НЕ ЗНАЮ, НАДО ЛИ БЫЛО ОТПРАВЛЯТЬ ТУДА СТОЛЬКО ЛЮДЕЙ»
«Всего было захоронено более 4000 кубических метров радиоактивных материалов. В результате проведенных мероприятий мощность экспозиционной дозы гамма-излучения уменьшилось в 40–50 раз, и во второй половине 1987 года (по окончании работ по дезактивации) максимальные уровни мощности дозы составляли 180 мР/час» – из материалов виртуального музея «У Чернобыльской черты».
– В сериале ликвидаторы аварии – это и кадровые военные, и бывшие афганцы, и совсем молодые люди. И все рядом. Так и было?
– В первую очередь туда были брошены войска. Из Красноярска на ликвидацию аварии отправились 840 человек, из них 570 – солдаты-срочники и «партизаны» из запаса. Из «партизан» призывали в основном семейных людей, у которых уже есть дети (у меня дочь в тот год пошла в первый класс). Много специалистов в Чернобыль перекинули из наших закрытых атомградов – Железногорска и Зеленогорска. Из маленького Железногорска на ЧАЭС поехало наибольшее в Красноярском крае число ликвидаторов – 954 человека.
– Где вы размещались, как жили? Какая задача перед вами стояла?
– Сибирский полк химзащиты стоял в Черемошне, деревне в 30-километровой зоне отчуждения. А задача была – дезактивация опасных объектов. Академик Легасов в фильме говорит, что надо снять слой зараженной почвы, вырубить деревья и все это захоронить поглубже. Рыжий лес – он самый опасный, он таким стал, потому что радиация сожгла хвою. После взрыва ветер унес радиоактивный выброс именно в этом направлении. Вот этим мы и занимались: и землю соскребали, и рыжий лес валили, деревья зараженные распиливали. Делали могильники – глубокие длинные рвы, дно закрывали полиэтиленовой пленкой, ее же клали и поверх содержимого. Засыпали все землей. На картах помечали: что, мол, могильники есть там и там. Сколько эти курганы будут стоять – не знаю…
– В каком режиме шла ваша работа?
– Подъем у нас каждый день был в пять утра, около семи выезжали на место, возвращались поздно вечером. Уже за полночь заканчивалась планерка в штабе. А на следующий день – все по новой.
– То есть фактически круглые сутки работали?
– Да если бы работали! Работаешь-то недолго, а потом весь день ждешь, пока отработают другие. Например, замерили радиацию на какой-то территории – посчитали, что непрерывно находиться там можно 30 минут. Одна группа туда идет, а вся колонна стоит, люди сидят в машинах, своей очереди дожидаются. Не будут же небольшими группками возить в расположение полка и обратно. Все приехали – все уехали. На обратном пути проходили пункты санитарной обработки. Там машину замеряют – она фонит. Ее моют-моют – опять фонит. Моют по новой. А все остальные опять ждут…
– Получается, люди подвергались облучению даже тогда, когда этого фактически можно было избежать?
– Неорганизованности правда хватало. Я тогда подумал: боже мой, а что же на войне-то было, если в мирных условиях так бестолково с людьми обращаются? Не знаю, может, куда-то и не надо было вовсе их отправлять. Или – столько не надо было. Но что сделано – то сделано.
– А лекарства какие-то были у вас?
– Да особых не было. Так, таблеточки из воинского набора, больше ничего. Но переоблучения старались не допускать, потому что начальство за это били по шапке, и командиры наши могли не только не получить обещанных им денег – а им за эту командировку платили в разы больше, чем на обычной службе, – но и звания лишиться. Пределом считалась набранная доза в 25 бэр. Ну и на этом фоне, чтоб никому из начальству не прилетело, занижение доз в отчетах происходило повсеместно.
– То есть реальные данные искажались?
Чтобы начальству по шапке не прилетело, занижение доз в отчетах проводилось повсеместно.
– У каждого из нас были так называемые накопители. Утром их выдавали, вечером забирали. Специальная секретная часть снимала показания, высчитывала, кто сколько набрал. И если выходил «перебор», запятую в этих показаниях можно передвинуть на одну цифру влево – и все, проблема решена. Ну или могли на следующий день человека разок на работу не выпустить. Но было и так, что назавтра нужно на смену отправить определенное количество людей – а некого, все уже «тяжело раненные». Что ж, деваться некуда… В то время это была обычная вещь – надо значит надо. Да и все казалось не таким уж страшным: радиация ведь не чувствуется. Единственное, у кого были железные зубы, те такой вроде сладковатый привкус ощущали на коронках. Ну или если в горле стало першить – значит, пыли наглотался. А так – ничего…
– Сколько вы там пробыли?
– Четыре месяца. К последнему месяцу я уже свою максимальную дозу набрал, меня надо было домой отправлять. А замены мне не было, поэтому меня не выпускали.
– Что значит – не было замены, если людей призывали массово?
– На мое место должен был приехать офицер химзащиты, я ему обязан был передать дела. Не знаю, почему долго не могли его найти. Но я там не один был такой. Ты в форме, под приказом. Какие могут быть разговоры? Считайте, война идет.
– Как эта работа сказалась на вашем здоровье?
– Вот находится радиация с тех пор внутри меня, в костях, в тканях, не знаю где еще. Какие там у меня процессы происходят – одному богу известно. Когда мы все перемрем, медики все это дело проанализируют, сделают выводы. Так что отчасти мы в этом смысле подопытные. А вообще у тех, кто остался жив и не стал инвалидом, болезни – как у всех остальных. Только чаще и острее. Отбирали-то туда молодых здоровых мужиков – и я таким был. А через несколько лет после возвращения давай загибаться – то в одном месте, то в другом. А ведь это 90-е годы, лечиться особо некогда, семью надо кормить. Да и в больницах тогда бардак был. В общем, в состояние своего организма вникали только те, кому уж совсем худо становилось.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Чернобыльское наследие ликвидаторов аварии«ТЕХНИКА ТАК И НЕ СМОГЛА ЗАМЕНИТЬ ЛЮДЕЙ»
«Я всё время хочу вам сказать, и я не знаю, удаётся ли мне это сделать, что дело именно в философии безопасности. Если бы философия безопасности была бы правильной, то технические решения под эту вот философию, конечно бы, наши специалисты находили, потому что они грамотные специалисты, толковые люди, умеют считать и делать прочие вещи. Но все дело в том, что их в такие условия поставили» – из воспоминаний Валерия Легасова.
– Главные герои сериала – ученые обсуждают не только способы ликвидации аварии: для них очень важно выяснить ее причины, чтобы предотвратить повторение трагедии… И самое главное, понять, была ли это ошибка персонала станции или ошибки в конструкции реактора. Какая версия вам кажется более правдоподобной?
– Я могу судить только по тем материалам, которые читал. Хотя версий о том, как проходил тот роковой эксперимент, по-прежнему остается много. Известно, что персонал на станции был довольно молодой, а один из самых опытных специалистов, начальник смены, на которую изначально планировался этот эксперимент, отказался его в свою смену проводить: не был уверен в этом решении. И многие люди, которые под соответствующим распоряжением должны были свои автографы поставить, этого не сделали, поскольку видели, что там что-то не то. Но Анатолию Дятлову, заместителю главного инженера по эксплуатации ЧАЭС – тоже, кстати, уроженцу Красноярского края, – важнее всего было сделать намеченное и получить результат. И на эксперимент он все-таки решился…
– В фильме есть эпизод, когда, не выдерживая радиации, один за другим выходят из строя роботы, отправленные на расчистку верхней площадки реактора, и в итоге люди расчищают ее вручную…
– Так и было – ни японская, ни немецкая электроника такого уровня радиации не выдержала, вся сдохла. Работали люди – их техника так и не смогла заменить. Но для наземных работ выход был найден. И это не луноход, как предлагал один из героев фильма. Красноярское предприятие «Сибцветметавтоматика» еще с 1970-х годов разрабатывало радиоуправляемые бульдозеры для работы в труднопроходимых местностях. Через несколько лет работы свернули – почему-то бульдозеры не понадобились. В 1983-м работа над проектом возобновилась – и в том же году снова встала. А когда все произошло на ЧАЭС, нашим конструкторам приказали немедленно поднять все чертежи. 9 мая 1986 года красноярских специалистов привезли на Челябинский тракторный завод, там они свои разработки опробовали на тяжелых машинах, и вместе с 10 бульдозерами, оснащенными радиоуправлением, их отправили в Припять. Бульдозеры расчищали площадку рядом со станцией от завалов и готовили ее под фундамент для саркофага. Потом их – да и другую технику – там и бросили: отмыть эти машины было уже невозможно.
– Само строительство саркофага вы застали?
– Он строился с июля по ноябрь, меня призвали в декабре. На строительстве тоже было занято много наших земляков – железногорцев и зеленогорцев. В Железногорске, кстати, кроме дня памяти чернобыльцев – 26 апреля – традиционно отмечают и 30 ноября – день официальной сдачи в эксплуатацию саркофага. И даже иногда называют его «железногорским Днем Победы». Одним из руководителей стройки, начальником так называемого строительного района № 2, был Владимир Лебедев, до аварии – главный инженер железногорского СМУ-3. Сейчас Владимира Александровича уже нет в живых – он умер в 2015 году. Ему было 66 лет.
Знаю, как шла работа над этим проектом: там, на месте, рисовали чертежи – как говорится, на коленке. По этим чертежам отправляли задания на заводы. Все делалось внепланово, но быстро и без лишних вопросов – что называется, на телефонном звонке.
«СКОЛЬКО БЫЛО ЛИКВИДАТОРОВ – ДО СИХ ПОР НЕИЗВЕСТНО»
«Осенью 1987 года в зоне ликвидации произошло событие, объяснения которому найти невозможно. Это было одно из самых идиотских решений безвестного начальника. Троим ликвидаторам пришлось подняться наверх по винтовой лестнице, подвергаясь опасности, исходящей из разрушенного энергоблока, и водрузить красный флаг на вершине вентиляционной трубы ЧАЭС. Таким образом отметили окончание очистных работ на крыше энергоблоков. Поговаривали, что в качестве награды по окончании операции команда из трех человек, водрузившая флаг на трубу, получила по бутылке пепси-колы и одному выходному дню» – из материалов виртуального музея «У Чернобыльской черты».
– Эпизод с водружением флага на реакторе, приведенный на сайте красноярского союза «Чернобыль», есть и в фильме. Про столь скромную награду, правда, в сериале не упомянуто… После аварии государство заботилось о ликвидаторах?
– В 1991 году был принят закон о социальной помощи гражданам, пострадавшим при аварии на ЧАЭС. По нему всех нас, и ликвидаторов, и жителей пострадавших территорий, разделили на несколько категорий, в зависимости от года участия в ликвидации, набранной дозы, инвалидности, от того, насколько близко от станции жили люди. Закон этот все хорошо прописал, только в 90-е денег не было на выплаты. Но если государство не хочет выполнять закон, надо заставить его это сделать. Были акции протеста – митинги, голодовки. Но не столь эффектной, зато эффективной мерой оказались суды. Мы сами изучали законодательство, учились себя защищать. Суды в 99 процентов случаев вставали на нашу сторону, но государство не платило положенное даже по судебным решениям, и приставы заставить его не могли. Все более-менее стабильно стало уже в середине 2000-х. Долги погасили – тем, кто остался жив. К слову, с 1991 года в «наш» закон поправки вносились 64 раза, и каждая касалась нескольких пунктов. Так что даже не все специалисты, в том же ПФР например, знают, что чернобыльцам что-то там положено.
Что там у меня внутри происходит – одному богу известно. Мы все отчасти подопытные.
А сейчас появилась и другая проблема. Люди уходят – и с тем, чтобы члены их семей получали льготы, большие сложности. Вот ко мне сегодня приходила женщина. Муж, ликвидатор аварии, умер в мае. Они состояли в официальном браке, но у них разные фамилии, прописаны были в разных местах. Сейчас у этой женщины требуют доказать, что брак не был фиктивным, что они действительно вместе жили и вели общее хозяйство, а не просто так она за льготами явилась…
– Владимир Алексеевич, как вы думаете, если бы, не дай бог, в наше время произошло нечто подобное – тоже были бы и "фигуры умолчания", и неоправданные жертвы?
– Скрыть такое, наверное, сегодня уже не получилось бы. Ну а собрать экстренно людей и отправить их на ликвидацию – в наше время, пожалуй, было бы проблематично. Тогда все просто было: есть закон о воинской обязанности, призвали – явись, так надо. Сейчас все же менталитет другой.
– Сколько всего человек участвовало в ликвидации аварии на ЧАЭС – по крайней мере это известно?
– Точных данных и тут нет. Цифры «пляшут» от 600 тысяч до 800 тысяч человек – это на весь бывший СССР. Не так давно попытались пересчитать ликвидаторов только в России – насчитали 200 тысяч. Но есть и такая информация: когда нам, еще в советское время, выдавали удостоверения ликвидаторов, их изготовили вроде как два миллиона экземпляров, и все они разошлись. С другой стороны, знакомые украинцы – а там ликвидаторов было больше всего – рассказывали: не за пол-ящика, так за ящик водки такое удостоверение можно было купить… Не знаю, будет ли это число когда-нибудь точно названо. К тому же части архивов больше нет. У нас некоторые товарищи делали туда запросы и получали ответы: бумага была заражена, пришлось уничтожить. Так что вряд ли мы когда-нибудь узнаем об этом всю правду.
Материал сайта «Сибирь.Реалии».