«…События на Востоке начались с того, что один из отчаявшихся изменить мир, сжег себя. Небо приняло эту жертву потому, что она была «адал» - «чиста». Видимо, все жертвы, которые мы принесли изменениям, не настолько пронзительны и чисты в своей силе. Видимо, мы еще не доросли до перемен, торгуясь с собственной совестью».
Мне всегда жаль, когда зачастую текст воспринимается буквально. Когда в самосожжении видят только самоубийство, а кочевничество сводится к скотоводству.
Отношения человека с собственной совестью – это вечный диалог c дьяволом искусителем. Достаточно продать блестящему и тонкому собеседнику по имени Мефистофель некую размытую и неопределенную субстанцию, именуемую душой, как можно получить все мыслимые блага в обмен на нечто, не поддающееся никакому определению. Иногда этот торг длится мгновения, а иногда – всю жизнь.
Однако, есть некие внешние признаки, по которым можно определить победу или поражение дьявола. И далеко не всегда самоубийство – это его победа.
Во-первых, самосожжение – это не самоубийство девицы, которой родители отказали в покупке автомобиля, а форма протеста. По большому счету, японское харакири - одна из законных форм выражения своего неприятия, когда человек дает понять, что он не может смириться с вещами, которые противоречат его этическим нормам.
Что иное, как не самоубийство воспетые человечеством подвиги, когда любящие предпочитают смерть разлуке или в одиночку ведут заведомо проигранный бой с врагом?
Что иное, как не самоубийство сейчас последовательно делает человечество, загаживая воду, воздух и землю?
Жизнь и смерть многогранны. Дьявол кроется в деталях.
Я не апологет самоуничтожения. Скорее – наоборот.
Но в основе любого протеста должны лежать неистовая любовь к свободе и счастью. При этом оба эти понятия – это процесс, а не результат.
Для меня – эти тексты – это возможность катапультироваться в собственный мир. Они привлекательны именно полным отсутствием функциональности, практического применения. С точки зрения общепринятой морали – они абсолютно бесполезны. Но до тех пор, пока мы ведем эти бесполезные диалоги сами с собой, есть надежда хотя бы иногда испытывать всю полноту счастья от таких же совершенно бесполезных вещей: красоты, музыки, любви, поэзии…
Отношения человека с собственной совестью – это вечный диалог c дьяволом искусителем. Достаточно продать блестящему и тонкому собеседнику по имени Мефистофель некую размытую и неопределенную субстанцию, именуемую душой, как можно получить все мыслимые блага в обмен на нечто, не поддающееся никакому определению. Иногда этот торг длится мгновения, а иногда – всю жизнь.
Однако, есть некие внешние признаки, по которым можно определить победу или поражение дьявола. И далеко не всегда самоубийство – это его победа.
Во-первых, самосожжение – это не самоубийство девицы, которой родители отказали в покупке автомобиля, а форма протеста. По большому счету, японское харакири - одна из законных форм выражения своего неприятия, когда человек дает понять, что он не может смириться с вещами, которые противоречат его этическим нормам.
Что иное, как не самоубийство воспетые человечеством подвиги, когда любящие предпочитают смерть разлуке или в одиночку ведут заведомо проигранный бой с врагом?
Что иное, как не самоубийство сейчас последовательно делает человечество, загаживая воду, воздух и землю?
Жизнь и смерть многогранны. Дьявол кроется в деталях.
Я не апологет самоуничтожения. Скорее – наоборот.
Но в основе любого протеста должны лежать неистовая любовь к свободе и счастью. При этом оба эти понятия – это процесс, а не результат.
Для меня – эти тексты – это возможность катапультироваться в собственный мир. Они привлекательны именно полным отсутствием функциональности, практического применения. С точки зрения общепринятой морали – они абсолютно бесполезны. Но до тех пор, пока мы ведем эти бесполезные диалоги сами с собой, есть надежда хотя бы иногда испытывать всю полноту счастья от таких же совершенно бесполезных вещей: красоты, музыки, любви, поэзии…