Путешествие в прошлый век

БРАТ С ПИСТОЛЕТОМ

Собираясь в поездку из Алматы на север Казахстана на годовщину со дня смерти моего старшего брата Капеза Тогузбаева, я нашел фотографию, сделанную в далеком 1964 году, на которой изображены три брата Тогузбаевы: Капез, Кауез и я – Казис. Конечно, на ней мы все были молодыми и красивыми: как-никак Капезу – 28 лет, Кауезу – 25, а мне – всего лишь 16 лет.

Я предлагаю вниманию читателей также фотографии, сделанные в 2008 и 2010 годах, чтобы наглядно показать истории трех братьев, которые в чем-то схожи, а в чем-то и различны – к тому же существенно.

В нашей семье было семеро детей: три брата и четыре сестры. Самым старшим среди нас был Капез, 1936 года рождения. Однако он умер не первым - в 1977 году в дорожном происшествии, в 23 года, погибла наша самая младшая сестра. В 73-летнем возрасте в 2009 году умер старший брат Капез.

Для нас, его братьев и сестер, он был не только старшим братом, но и духовным отцом. В 1955 году судьба свела его с отставным и спившимся подполковником, которого в России жена выгнала из квартиры, но разрешила при этом захватить с собой богатейшую библиотеку.

Этот бывший подполковник имел три хобби: мастерил, читал и пил. Он так и умер от белой горячки. Но моему брату не было дела до его пьянства. Брат зачитывался книгами из его библиотеки, а через него – и другие дети нашей семьи. Для нас эти книги стали своего рода университетами. Во всяком случае, из казахских семей нашего села, где была всего лишь четырехлетняя школа, высшее образование затем получили дети только нашей семьи.

На меня же мой брат Капез, кроме этого, судьбоносное влияние оказал еще два раза. Когда я еще учился в школе, он стал офицером милиции. Так в нашей типично сельской казахской семье появился человек в форме и с пистолетом, из которого, кстати, он метко стрелял. Возможно, это и повлияло на мой выбор после окончания института – вместо того чтобы пойти работать экономистом, я выбрал профессию офицера и закончил армию в чине полковника.

Во второй раз он повлиял существенно на меня (офицера-политработника, закончившего Военно-политическую академию), когда показал, что марксистско-ленинская идеология и политика, проводимая КПСС, лживая. С этой целью он просто заставлял меня, когда я приезжал к нему в свой очередной армейский отпуск, слушать по ночам Радио Свобода.

Слушать тогда Радио Свобода было сродни святотатству - как мусульманину есть свинину. Однако мой брат был упорен. Когда я говорю, что он заставлял меня, это не означает, что он меня к этому насильно принуждал. Нет, он приводил раз за разом рациональные доводы, чтобы я хотя бы раз послушал, а затем прислушался к тому, что говорят на Радио Свобода. В конце концов я привык с ним по ночам не только вести долгие беседы, но и слушать это радио.

Вот тогда я и задумался над вопросом: что есть истина? С целью найти ответ я занялся изучением философских дисциплин, в том числе формальной логикой, которая как раз и исследует вопросы соотношения истины и лжи. После этого мои сомнения в истинности идеологии и политики КПСС еще больше возросли. Короче, марксистско-ленинские устои моего мировоззрения были основательно торпедированы и начало этим торпедным атакам было положено моим старшим братом Капезом. Затем наступил физический и логический конец самой партии.

Что же касается потомков моего покойного старшего брата Капеза, то у его дочери Гули уже выросла, но еще не замужем дочь Айгерим, а у его сына Нурлана - два сына студенческого возраста и трехлетняя дочь.

БРАТ-2

В прошлом году, когда я приезжал на похороны старшего брата Капеза, когда его тело, как говорится, еще не остыло, я не мог кого-то и мысленно поставить на его место, хотя теперь старшим автоматически становился следующий за ним по возрасту среди детей нашей семьи брат Кауез, 1939 года рождения.

Когда же в этом году я приехал на годовщину со дня смерти Капеза, то уже ощутимо почувствовал, что место старшего брата естественным образом занято Кауезом. Он не идеологизирован, подобно Капезу или мне. Однако и он прочитал много книг. Надо отдать ему должное – он очень быстро читал. Но, как впоследствии я понял, при чтении книг он пропускал философские рассуждения, лирику и тому подобное. Так, когда он служил уже в армии, то написал мне в одном из своих писем: «Попробовал прочитать «Идиота» Достоевского. И понял, что глупо заставлять себя читать эту нудную книгу».

Вместе с тем ему очень нравились книги с мужественными героями, а тем более – про животных. Он зачитывался произведениями Виталия Бианки, а над повестью «Гульсары» Чингиза Айтматова он даже плакал, несмотря на то что он казался нам абсолютно несентиментальным.

Последнее впечатление о Кауезе было частично оправдано, поскольку его с детства отличала некая практическая жилка. Если старший брат Капез читал книги днем и ночью, то Кауез был слишком здоровым малым, чтобы дни и ночи читать книги. Тем более что сельские условия, где слишком много физической работы, мало пригодны для этого. Но если старшего брата и меня эти работы тяготили и были порой просто непосильны, то для нашего среднего брата все это было лишь молодецкой забавой.

Так или иначе, средний брат Кауез женился в семнадцать лет, украв девушку, - с ее согласия, поскольку ее хотели выдать за старика, а заодно чтобы не платить калым. Он вырастил одиннадцать детей. Правда, старший его сын погиб в автокатастрофе. Дети Кауеза – крепкие хозяйственники, а одна из его дочерей является гражданкой США и проживает в Лос-Анджелесе. Понятно, что у Кауеза есть не только внуки, но и правнуки. Однако он до сих пор полон энергии. Впрочем, как и его жена, Кунсулу, его же возраста.

БУЛЫЖНИК ОТ ДЕДА

Брату Кауезу сызмальства был присущ семейный патриотизм. Однажды это напрямую коснулось меня.

Было слишком тесно и душно в доме, полном гостями, приехавшими на поминки Капеза. Поэтому мы с Кауезом ночевали на улице на одном топчане - заодно надо было сторожить мясо, которым был наполнен чан во дворе. Брат рассказал мне в ту ночь, как из-за меня его дважды пытался убить троюродный брат нашего отца.

Это была драматичная история. Старшая сестра нашего отца, заменявшая нам бабушку и жившая с нами (дедушек и бабушек, умерших в страшный Голод 1932–1933 годов, мы не застали), мне в детстве часто рассказывала о том, что брат Кенжебай, у которого было несколько сыновей, отдал нашего отца (Кабдыша) своему брату Тогузбаю, у которого были одни дочери. Так мы, дети нашего отца, вслед за ним стали Тогузбаевыми.

У нашего отца был троюродный брат Нургожа, эдакий великан, особенно по сравнению с нашим отцом, у которого рост был всего лишь полтора метра (в буквальном смысле, с кепочкой). Однако у этого Нургожи, который был женат на жене своего покойного среднего брата (традиция амангерства), а ранее она была женой их старшего покойного брата, были лишь дочери, в том числе и доставшиеся ему «по эстафете» от двух его покойных старших братьев.

И вот моя «тетя-бабушка», которая заодно ведала моим религиозным воспитанием, сказала мне, что было бы хорошо (даже неким богоугодным делом), если бы я стал сыном этого Нургожи, которого я знал лишь в лицо, но никаких симпатий или антипатий не питал к нему.

Забегая вперед, скажу, что впоследствии мой отец сильно осерчал на свою старшую сестру, бездетную вдову, которая жила под крышей его дома. Он ее затем отселил, а со временем и я отдалился от нее, а также и от религии, поскольку моим религиозным воспитанием занималась только она.

Проникнувшись доводами своей тети, я в первом классе, после зимних каникул, после первого же школьного дня, пришел не домой, а заявился к этому деду Нургоже. Он удивился моему появлению, но я ему привел доводы моей тети. Он нашел их справедливыми и оставил меня жить у себя. Так в семилетнем возрасте я ушел из дому.

Что же мои родители? Понятно, что дома поднялся переполох. Несмотря на то, что ребенок не имел права принимать такие самостоятельные решения, тем не менее мои родители не посмели прийти к Нургоже и потребовать моего возвращения домой. Мне потом уже рассказывали, что мать постоянно плакала. Ее я не видел. Зато однажды к отцу наведался в сельский магазин, где он был продавцом, и попросил у него шашки и приглянувшийся мне лимон. Он дал их мне, но предупредил, что лимон я не смогу съесть. И ничего более!

Зато летом того же года, когда я уже закончил первый класс, мой средний брат Кауез схватил меня на улице в охапку и отнес домой. Честно говоря, я очень скучал по дому, особенно по матери, которая отличалась кротким и добрым нравом. К тому же в нашем доме всегда было много детей. А у деда Нургожи я был практически один, и мне было там скучно. Его дочери были уже самостоятельными. Оказавшись дома, я формально решил, что раз меня вернули домой, то значит - я должен жить теперь дома.

Однако дед Нургожа так не считал! Он был в ярости! Но он не мог предъявить претензий к моим родителям, которые не имели отношения как к моему приходу к нему, так и к моему исчезновению и последующему невозвращению к нему. И его ярость выплеснулась на моего брата Кауеза, который прилюдно (я как раз играл с другими ребятишками моего возраста) выкрал меня у него.

И вот только спустя пятьдесят с лишним лет Кауез поведал мне, как этот дед Нургожа (давно покойный) однажды, на берегу реки, с близкого расстояния метнул в него булыжник, который угодил ему в грудь в область сердца. Брат потерял сознание. Дед Нургожа, видимо, подумал, что убил его, и ушел. Свидетелей не было. Брат, однако, затем пришел в себя и еле доплелся домой. Наша мать сразу поняла, что с ним что-то неладное. Но он не сознавался. Однако скрыть от нее огромный синяк на груди он не смог и признался ей. Нашему суровому отцу оба побоялись рассказать об этом. Тем более – остальным членам нашей семьи.

В другой раз этот дед Нургожа пытался утопить Кауеза в реке. «Когда он сверху схватил меня за шею и начал топить, то я не растерялся и, вместо того чтобы стремиться подняться вверх, наоборот, рванулся в глубину, увлекая его за собой. Он выпустил меня и всплыл. А я под водой проплыл метров десять. Так и унес в тот раз ноги от него», - рассказал Кауез. Затем он добавил: «Но об этом я никому не говорил доселе».

Если Капез был для его братьев и сестер своего рода духовным отцом, то средний брат Кауез оказался для нас материальной опорой и защитой. Он поставил на ноги не только своих детей, но также материально помогал всем остальным сестрам и мне, когда мы учились в вузах. При этом он как-то умудрялся продолжать и свое образование. Правда, сугубо по финансовому профилю.

Он стал для своего уже многочисленного рода неким основоположником идеологии практицизма. Во всяком случае, его дети и внуки придерживаются коммерческой идеологии, которая проявляется в том, что разговоры обычно начинаются с определения того, сколько стоит та или иная вещь, а заканчиваются тем, за сколько ее можно продать.

Один из маленьких внуков Кауеза (некоторые его внуки сами уже стали родителями) стеснялся по нашей просьбе спеть Государственный гимн. Однако все его стеснение моментально испарилось, когда мы ему заплатили за это 200 тенге, то есть сделали предоплату.

СУДЬБА МОЕГО ВРАГА ВРЕМЕН ДЕТСТВА

Во время этой поездки в родные края я встретился и со своим врагом детства Куантаем Толеубаевым. В детстве, пользуясь тем, что он старше меня на два года, он оказывал на меня давление, а однажды даже поколотил, что меня, очень впечатлительного мальчика, очень угнетало тогда.

Ситуация изменилась к моим пятнадцати годам, когда я начал самостоятельно заниматься штангой, боксом и приемами самбо. Хорошо бороться я умел с раннего детства – какой сельский казах не владеет приемом «жамбас» (бросок через бедро)?! Правда, к тому времени Куантай уже бросил школу и начал работать чабаном под руководством своего отца.

Его отец, именитый в масштабах нашего села чабан, был депутатом местного совета, а также негласно имел двух жен. Одна, байбише, эдакая сдобная белая булочка, сидела дома, а другая – с задубевшей от солнца почти черным лицом – чабанила с ним зимой и летом. По нашим меркам отец Куантая был зажиточным человеком. Еще в конце 1950-х годов он купил автомобиль «Москвич», что было по тем временам просто роскошью.

Многие казахи в нашем селе считали учебу лишь временным и ненужным занятием. Видимо, так считал и отец Куантая, когда он в очередной раз, наблюдая за тем, как изнывает сын от учебы, предложил ему бросить школу и жениться. «Я не возражаю!» – ответил Куантай своему отцу и тут же забросил подальше учебники.

Сказано – сделано. Его поженили в шестнадцать лет на его же сверстнице – довольно близкой и богатой, по нашим меркам, родственнице. Во всяком случае, у ее отца еще с середины 1950-х годов был легковой автомобиль «Победа», что считалось тогда в наших условиях верхом роскоши.

Зимой 1967 года, когда я после окончания средней школы не смог поступить Алма-Атинский политехнический институт и затем год работал преподавателем в восьмилетней школе в нашем селе, Куантай в подвыпившем состоянии, в окружении других наших сверстников, тоже давно бросивших школу, напал на меня.

Возможно, он рассчитывал на то, что и они кинутся на меня. Но этого не случилось – с ним одним я тогда легко справился.

Это был последний раз, когда я видел Куантая. И вот через сорок три года мы с ним вновь встретились. Конечно, как друзья, поскольку теперь делить нам абсолютно нечего! Ведь детские ссоры – это прекрасная чушь из прекрасного же далека, которое мы теперь с удовольствием вспоминали. Поэтому я не мог удержаться от просьбы, чтобы нас – теперь двух состарившихся сверстников – сфотографировали на память. Когда мы с ним еще встретимся и встретимся ли вообще в этой жизни?

Теперь Куантай не живет в нашем селе, да и села нашего нет – оно развалилось в буквальном и переносном смысле слова. Куантаю шестьдесят четыре года, он – пенсионер. Но пенсии не хватает на проживание, поэтому он вынужден работать.

Он уже давно не чабанит. В 1993 году из-за валютной реформы в Казахстане у него «сгорели» все его сбережения, которые он копил всю свою дореформенную жизнь непосильным трудом чабана.

Правда, как говорили ранее про Куантая, а теперь и он сам подтвердил это, до этой денежной реформы он чувствовал себя эдаким потенциальным властелином. «И вольный гений мне поработится, И добродетель и бессонный труд Смиренно будут ждать моей награды», – привел я в связи с этим его состоянием строки из «Скупого рыцаря» Пушкина. «Именно так», - подтвердил Куантай.

- Когда у меня были деньги, я думал, что всё и всех могу купить. И надеялся, что на старости лет я смогу пожинать плоды моего тяжелого труда, чем я занимался смолоду. Однако у меня все «сгорело» и весь мой многолетний труд пошел коту под хвост. Когда наше село начало умирать, я бросил чабанить и переехал в Красногорск – городок, где жили шахтеры, добывавшие уран. А когда умер и этот городок, то я переехал в Есиль. Теперь, когда меня спрашивают, чем я занимаюсь, я отвечаю: кручу хвосты паровозам! Некоторые не понимают моей шутки и переспрашивают: разве у паровозов есть хвосты? На самом же деле в свои шестьдесят четыре года я, чтобы выжить, вынужден работать разнорабочим на железнодорожной станции. Что еще может делать на железной дороге чабан, даже если он и заслуженный? А моя жена торгует семечками на этой же станции, – горестно закончил он свое повествование.

Теперь Куантай бережно ездит на стареньком «Жигуленке», не превышая при этом шестидесяти километров в час даже по асфальтированной дороге. «Тише едешь – дольше проживешь», – неизменно отвечает Куатык на колкие вопросы о том, почему он, казах, не любит быстрой езды.

ПРОШЛЫЙ ВЕК

Для многих моих сверстников, и тем более для сверстников моих старших братьев, сегодняшняя действительность представлялась некой мнимой и относительной, но зато прошлый век, когда они были молоды, казался им настоящей и абсолютной реальностью.

Правда, в этом году разговоров о моем покойном старшем брате Капезе было мало. Но это даже меня, очень любящего его и почитающего его память, на этот раз не обижало. Мне подумалось, что годовщину смерти казахи отмечают таким образом, возможно, потому, что живым надо все же жить и думать больше о жизни, а не печалиться бесконечно о покойном.

«Да, на похороны и поминки надо собирать как можно больше людей. И в этом есть своя практическая жизнеутверждающая правда. Например, в 1991 году на похоронах нашей матери собралось очень много людей. Не прошло и полутора лет с тех пор, как сразу несколько дочерей нашего среднего брата вышли замуж – ибо будущие сваты ранее заприметили их именно на похоронах. А мой друг Альпек, чтобы не запутаться в многочисленных дочерях Кауеза, так и сказал ему: «Выдай за моего сына ту свою дочь, которая на похоронах твоей матери на мотоцикле «Урал» возила воду». Это была четвертая дочь Кауеза - Шолпан. Теперь она разъезжает на джипе», – рассказывал мне зимой 2008 года мой старший брат Капез, будучи у меня в гостях.

За поминальным столом собравшиеся, конечно, прежде всего говорили о бешбармаке. К слову сказать, Кунсулу, жене моего среднего брата, казалось, что принесенная в жертву лошадь недостаточно упитанна. Однако все обошлось. Что же касается темы бешбармака, то здесь своими знаниями всех превзошел мой средний брат Кауез - благодаря географии своих познаний. Он их приобрел поневоле: его многочисленные дети имеют сватов во всех концах Казахстана.

Жители села Буденовское Северо-Казахстанской области очень даже удивились тому, что в Кызылординской области казахи готовят бешбармак из рыбы, а казахи, проживающие в районе Балхаша, опаливают тушу барана так, как это русские делают с тушей свиньи.

- Почему не было разговоров о местном руководстве, я уже не говорю о президенте Назарбаеве? – спросил я у Кауеза после поминок.

- Здесь народ не интересуется политикой. А что касается местного руководства, то один из них был здесь. Однако он помалкивал. Достаточно было, что много говорил Кайрат, в прошлом заместитель акима этого поселка, - ответил он.

Во время поминального бешбармака я пытался определить, кто же здесь мулла, и все время поглядывал на молодого человека в белой шапочке. Однако местным муллой оказался другой молодой человек - с темной тюбетейкой на голове. Именно он начал читать Коран после того, как кто-то вдруг напомнил, что перед поминальным бешбармаком надо бы прочесть молитву. То есть даже на поминках не чувствовалось того, чтобы мулла доминировал среди присутствующих.

Кстати, я обратил внимание на то, что среди наших североказахстанских казашек нет моды на ношение хиджабов. Во всяком случае, его не было ни на одной из присутствующих женщин. Кроме того, многие из них достаточно равноправно, а некоторые даже и властно разговаривали со своими мужьями. Когда я оглянулся на стол, где за бешбармаком сидели женщины, то поразился тому, как одна из них, с суровым лицом, умело орудовала ножом. «Как настоящая амазонка», – подумал я.

БЕШБАРМАК В АМЕРИКЕ

Каково было мое удивление, когда один из моих дальних родственников по имени Сатыбалды сказал мне, что он регулярно читает мои статьи на сайте Радио Азаттык. «Капез меня приучил слушать Радио Свобода. А с некоторых пор я начал читать в Интернете твои статьи и обнаружил, что в последние годы ты публикуешься на сайте радио Азаттык. Продолжай в том же духе!» – напутствовал он меня.

Позже оказалось, что не только он (1942 года рождения), но и некоторые другие продвинутые старики почитывают в Интернете новости, как например донельзя разговорчивый Кайрат, бывший заместитель акима, который обнаружил себя в застольных разговорах эдаким всезнайкой казахстанских, региональных, а также мировых новостей. Его другие слушали, что называется, раскрыв рот. Но при этом он не говорил ничего такого, что могло бы бросить тень на президента Нурсултана Назарбаева.

Также обнаружилось, что и мой средний брат Кауез пользуется если не всем Интернетом, то хотя бы такой его возможностью, как видеосвязь по скайпу.

– Я со своей «американской» дочкой регулярно общаюсь по скайпу. Оказывается, это очень удобно не только разговаривать, но и видеть друг друга. А главное – почти бесплатно и к тому же быстро. Не нужно никакого узун-кулака, не надо никуда скакать на лошади, чтобы поскорее сообщить новость. И не нужно платить бешеные деньги за международные переговоры, – подчеркнул он.

Выяснилось, что мой средний брат к своей предпоследней дочери Алиме, которая проживает в Лос-Анджелесе, едет в гости со своей женой почти на три месяца. «Хочу захватить с собой казы (конская колбаса. – Автор). Не знаю, пропустят ее в Америку или нет. Вообще-то, я хочу посмотреть на бешбармак, который готовится по-американски», – шутя сказал он мне. Потом всерьез добавил: «Заодно посмотрю, как это американцам удается жить лучше всех».