Репортаж Павла Решки из Киевской области, опубликованный в журнале Polityka 12 апреля 2022 года. Перевод публикуется с разрешения польского издания, данного русской редакции Азаттыка – Радио Свобода. Благодарим автора и редакцию за содействие.
Буча: крестный путь
Тела и могилы. Руины на месте улиц. Беспомощные люди посреди гигантского пустыря.
Что сначала? Хоронить близких? Выискивать какие-то вещи, то немногое, что могло уцелеть? Идти узнавать, привезут ли воду? Искать лекарства? Все серые, измученные. Кашляют все поголовно.
В городе тишина. Только куски жести, снарядами сорванные с крыш, громыхают на ветру. Ух, ух. Бамц.
Пугливые, смотрят с опаской. Не успели заново привыкнуть к звукам и свету. Не так это просто после долгого сидения в подвале. Рассказывают очень обстоятельно. Фотографировать? Да, конечно, можно фотографировать.
Все рассказы в Буче, Ирпене, Бородянке начинаются похоже:
– Жили мы до войны совершенно нормально. Ну скучновато, может. Зато спокойно, не как в большом городе…
***
Это было утром 5 марта. В Буче, угол Вокзальной и Яблуньской, бывшей Кирова. Война шла вторую неделю. Ира Абрамова и ее муж успели уже на нее насмотреться.
Ира:
– В тот день сначала был взрыв. Что-то бросили на крышу типа гранаты. И пальба по окнам. А я мужу говорю: "Все, был дом – и нету".
Иринин муж Олег кричит:
– Не стреляйте, эй! Здесь одни гражданские.
Во двор зашли четверо. Каски, форма в зеленых разводах. Молодые. Невысокие все.
Отец Иры:
– Такого бы е*** по башке, он и не встанет. А попробуй: у каждого автомат.
Никаких знаков различия, только черно-оранжевые георгиевские ленты, символ доблести российской армии.
Говорил один. Задавал вопросы, распоряжался. Видно, главный.
– Выходите. Руки вверх. Почему прятались?
– Потому что стрельба. Страшно. – Это Ира.
– Вы не видите, что мы русские? Пришли вас освобождать. Кто еще в доме?
– Никого. Только муж, я и отец, пожилой человек.
– Ого, а дом-то у вас горит. Тушить надо. Вперед.
Крыша в самом деле занялась. Олег с тестем – тушить. Иру ведут во двор допрашивать.
– Где нацисты?
– Нет здесь таких.
– Здесь нет, а где есть? Конкретно, адреса.
– Я не знаю.
– А кто голосовал за фашистскую власть? А мирных жителей Донбасса зачем убиваете?
– Мы простые люди, от нас ничего не зависит.
Муж Ирин даже в армии не был: что-то с позвоночником. Отец был, но армия была тогда советской, украинцы с русскими вместе.
(Ирин отец: "Русские сейчас хуже Гитлера".)
– Все вы виноваты, – лаконично подводит черту грозный сын Марса.
Олега, пока ее допрашивали, приперли к забору. Велели снять рубашку и куртку. (Ирина: "Он был по-домашнему, в шлепанцах и спортивных штанах".) Вывели на улицу.
– На колени, кому сказано!
Олег:
– Ребята, да вы что? Ну не надо!
Буча, 2 апреля 2022 года
Ирин отец:
– Выстрела я не слышал, какое-то у них, видно, особое оружие. Говорю им: зятя мне давайте, сам я этот огонь не собью. А русак мне: "Зять уже не поможет".
Ира:
– Тот военный, что меня допрашивал, разворачивается и уходит. Я на улицу: Олег, Олег. Лежит. Сердце еще билось, кровь из головы такими, знаете, толчками. Волнами. Не дошло до меня еще, что он умер. Кричала, звала на помощь.
– А они?
– Сидели на той стороне улицы, пили воду. Кричу им: "И меня убейте!" Один встал, подошел, прицелился. И ржет: "С женщинами не воюем". Потом поворачивает к отцу: "Забери ее, а то напрашивается. Три минуты даем". А те воду пьют и смотрят. Интересно им меня разглядывать. Как в театре сидят.
Отец Иры:
– Выстрел в упор. Полголовы снесло. Мозг вытек, челюсть разворотило…
– Папа, прекрати! Я не этого не вынесу!..
Ира выскакивает из дома, отец за ней.
– Сами видите, что с ней делается, да. Извините ее.
Ира думает, что это была месть. Не Олегу лично – обыкновенному сварщику, на работе на хорошем счету, по выходным футбол (болельщик был страстный). Месть всей Буче, а может, и всей Украине – за то, что не выказала должной благодарности за "освобождение".
Карта преступления
Важное: 27 февраля на Вокзальной, практически под самыми окнами Абрамовых, была уничтожена колонна российской техники. Танки, транспортеры, грузовики.
Русские вошли в город и уверенно продвигались к Киеву. План – стремительно овладеть столицей, изгнать "фашистов", посадить своих.
Буче в этом плане отводилось не последнее место. Плацдарм для взятия Ирпеня. Важная позиция для наступления на Киев с запада.
Но произошло то, что произошло: российская колонна была расстреляна.
Весь город примчался на Вокзальную, где догорали танки. Фотографировались на их фоне, снимали бесконечные видео. Фоточки выкладывали в сеть. Рисовали мемы: как москали в Буче огребли по самое мама не горюй.
Владимир Николаевич Сербин, пенсионер, живет на Садовой:
– Когда русские взяли город снова, тут же стали проверять все телефоны. Видят фото с Вокзальной – и пошло-поехало: с какой целью снимал, когда стал наводчиком фашистской артиллерии и прочее в этом духе. Моего сына так забрали, посадили в подвал. Избили сильно. Слава богу, выжил.
Второй раз русские вошли на Вокзальную 5 марта. Началась зачистка.
Ира:
– Зачистка – это когда вас выгоняют из дома и расстреливают.
Ирина история – одна из сотен.
Ирпень, 10 марта 2022 года
Вот другая. Виктор Турик, восемьдесят два года, улица Центральная. Расстрелян за то, что вышел на балкон, когда был приказ не выходить. Русский танкист ему: "Прячься, дед" – а Турик стоит столбом. Не доходит до него, что нельзя. Вообще не соображал, что происходит: какой-то танк у него под балконом. Война же вроде восемьдесят без малого лет как закончилась.
Алла, соседка:
– Кацап в него целится, а мы кричим: "Не стреляйте, мальчики, он глухой!" Но докричишься до них, как же. Хлоп – и Галя Турик уже вдова.
Сына Люды Вердинской с Водопроводной, 54, убили, когда он пошел вынести мусор.
– И нет его и нет. Пропал мой Владислав. Сердцем чую недоброе. Иду к этом русским, умоляю: "Скажите, что с ним, где?" Ничего не говорят, только гонят как собаку. Жду, пока они там сменятся, снова иду: "Ребенка ищу, поймите!" Ни один не сказал, хоть знали прекрасно, где он лежит. Сами же его и подстрелили. Я его уже потом нашла, когда что-то на растопку пошла собрать. Рядом Аня Копачкова и Юра Мартыненко. Показать, где они лежали?
Со смертью Ю. все по-другому. Люди говорят разное. Что она чего-то очень боялась. Что странно себя вела. Что пришла в их подвал – самое большое убежище в центре – уже с травмой. Они прятались внизу, а прямо над ними, на первом этаже, стояла российская артиллерия.
М.:
– Она страшные вещи рассказывала. От этого всего, что с ней случилось, она, наверное, повредилась умом. Психически, вы понимаете. Могла, например, усесться в центре подвала и справить нужду. Или раздеться при всех.
П.:
– А потом сама бежала к русским, мол, она покажет, кто сливает информацию ВСУ.
О.:
– Она даже не плакала – выла. И каждую ночь так. Мы ее, знаете, даже выгнать хотели.
Ю. вышла из подвала вскипятить воду на костре: весь город, отрезанный от газа и электричества, так жил. По большому счету никто так и не понял, с какой стати русский солдат в нее пальнул.
В разговорах этой темы местные жители предпочитают не касаться, но все знают: идет усиленный сбор доказательств массовых изнасилований в дни бучанской зачистки.
После 5 марта карта полусонной, утопающей в зелени Бучи выглядит совершенно по-другому. Раньше на ней отмечали церкви, больницы, торговые центры, на окраинах – детские санатории и дома престарелых.
Сегодня наносят места преступлений.
Братская могила рядом с церковью церковью Андрея Первозванного в Буче, 13 апреля 2022 года
Церковь Андрея Первозванного – рядом братская могила. Угол Яблунской и Яремчука – самый зверский русский блокпост. Тела гражданских со связанными руками вдоль улицы. Двор между панельными многоэтажками на Центральной – здесь пытали, потом здесь же в подвале расстреливали. Детский санаторий на Институтской – еще одно место пыток. Дом престарелых на Михайловского – тела старушек штабелями сложены у бассейна.
Оборона
Полуобгоревший труп русского солдата лежит на дороге на Дмитриевку уже бог знает сколько. Местные говорят: бурят. Азиатское лицо. Его танку досталось крепко – башню снесло напрочь. Танкист попытался спастись, выбраться из полыхающей железной коробки. Большинство так и остались в своих бэтээрах и грузовиках – горстками костей и пепла.
Уже, считай, вышли на прямую. Сколько-то метров отсюда до поворота, а там – добро пожаловать в Киев. Думали небось, что вот-вот блеснут впереди золотые купола, посулят победу и богатую поживу.
Поврежденный российский танк недалеко от Киева, 30 марта 2022 года
А тут засада. Бэтээр-разведчик, шел в пару сотен метров впереди, огреб первым. Стали палить по голове и хвосту колонны, потом по тем, кто был в середине. Танк бурята пытался повернуть, скрыться. Даже показалось сперва, что удалось.
Возле тела консервная банка: перловка с говядиной. Остатки еды. Салфетки. Чайные пакетики и солдатские сухари. Кто проезжает мимо – обязательно здесь выходят. Фото на память.
Украинское сопротивление с самого начала приобрело размах небывалый. Взорванные мосты. Шоссе, развороченные экскаваторами, перегороженные бетонными плитами. На дорогах местного значения – сваленные деревья, проволока, вдоль дорог – наспех вырытые окопы.
В окопах вчерашние штатские – с калашами, бутылками с горючей смесью, противотанковыми гранатами.
Таких защитников не объедешь. За каждый поворот придется сразиться насмерть.
Павел, журналист:
– В Киеве, например, ВСУ поначалу контролировали только главные улицы. Мы были в обороне на параллельной. Калаши и бензин, больше ничего. Если бы пошли на нас – фиг бы мы сделали. Мы были готовы к тому, что погибнем. К счастью, ВСУ их отбили. Потом мы уже получили нормальное бронетанковое оружие. Совсем другое дело.
Александр Радзиховский, солдат территориальной обороны:
– Я, знаете, так до сих пор и не понял, откуда там что вылетает в калашникове. Работаю в IT, воевать приехал из Лондона. Моя зона ответственности – дроны. Ищем группировки противника, передаем информацию артиллерии, дальше они делают свое. Такая у меня роль на этой войне.
В горячих точках оборону держала армия. Хорошо вооруженная, обстрелянная за восемь лет войны.
Русские топтались на месте. Застряли. Вроде дошли до Киева, но в тылу все время что-то происходит, не одно столкновение, так другое.
Ярость генералов это только усугубляло. Подогревало злость рядовых.
Победа требовалась любой ценой.
Мертвые души
В Бородянке (тринадцать тысяч жителей перед войной) улицы в руинах. Центральная, бывшая Ленина, особенно.
Россияне думали пробить здесь коридор для переброски войск. Но стоило показаться танку или бэтээру – начиналась стрельба. В ответ те лупили без разбора по окнам многоэтажек. Сначала из калашей и каэмов, потом по домам стали бухать танки. А город все не унимался. То грузовик на какой-нибудь улице полыхнет, то танк попадет под град камней, то бэтээр взорвется. Пришлось звать авиацию на помощь. Тотальная зачистка.
Бородянка, 8 апреля 2022 года
Часть домов разрушилась в результате бомбардировки, еще часть снесло взрывной волной.
Николай, местный житель:
– У меня квартира была на четвертом этаже. Скажи мне кто два месяца назад: "Коля, твой дом снесет взрывной волной" – я бы в психушку, наверное, такого отправил.
Стоим с Николаем у гаражей. В какой-то момент люди решили прятать машины там, за ограждением: думали, туда обломки зданий не долетят. А попало прямо по ограждению, на машины эта стенка как раз и свалилась. Выхоленные, любимые, видно даже сейчас. Выдраенные от и до, как положено по выходным драить машину в таком городке.
Боковая стена многоэтажки, в которой жил Николай, на наших глазах плавно отходит. Вот-вот рухнет. Николай извиняющимся тоном:
– Побегу, может, удастся что вытащить.
Скелеты бородянских домов похожи на кукольные домики. Видно, у кого была какая кухня. Какая стенка стояла у соседа в большой комнате. Какая ванна – или, может, душевая кабина?
Из разбомбленных квартир вылетели альбомы с семейными фотографиями. Переписанные от руки рецепты. Любовные письма. Бумажки с докторскими каракулями.
Русские бомбы обнажили семейные секреты. Выставили на всеобщее обозрение школьные дневники и домашние библиотеки. На газоне перед домом, которого больше нет, мокнут "Мертвые души". Продрогшие, грязные, никому теперь не нужные.
– Когда те дома разбомбили, мы побежали туда спасать людей. А русские отгоняют, не дают к завалам подойти. Крики оттуда слышно. А потом уже и не слышно. Теперь нам бы их оттуда достать.
Памятник Тарасу Шевченко, Бородянка, 7 апреля 2022 года
Бородянку русские возненавидели до такой степени, что кто-то из солдат пальнул на прощание по бронзовому Тарасу Шевченко. Потом русские танки ушли, а местные перевязали голову поэта лоскутом из белой простыни.
Оккупация
Людмила Николаевна, классная 3-го "В" из 4-й бучанской школы, 18 марта отправила родителям своего класса сообщение:
"Здравствуйте, уважаемые родители. Сегодня пришло страшное известие. Пока без официального подтверждения. Сердце и душа отказываются это принять. Семья Чекмаревых погибла на выезде из Бучи. Помолитесь за них, кто может".
Звоню Людмиле Николаевне. Да, все так и было. 5 марта машину Чекмаревых, которые собрались эвакуироваться, обстреляли русские. Погибли Маргарита ("мама моего ученика, такая, знаете, активная женщина, председатель родительского комитета"), девятилетний Матвей ("отличник, наш класс участвовал в специальной программе “Интеллект Украины”), его пятилетний брат ("родители говорили, тоже в нашу школу пойдет"). Отец, может, и жив ("я слышала, ему ногу оторвало").
Езжу по Буче. Присматриваюсь к расстрелянным машинам. К тем, что с белыми флагами. И с надписью "Дети". Пробитые капоты. Изрешеченные пулями окна. Кровь.
Сколько-то времени после расстрела полагалось на грабеж. Разглядываю выпотрошенные чемоданы, косметички, бумажники, барсетки. Искали деньги и золото, остальное их, похоже, не интересовало.
Расстрелянная машина с надписью "дети", Буча, 6 апреля 2022 года
Может, этот аккуратный мицубиси, по которому палили со всех сторон, и есть машина Чекмаревых? Отец, понятно, за рулем. Маргарита рядом. На сиденье рядом с женскими останками расческа и пудреница. Мальчики были сзади? Из багажника выглядывают одеяло и свитера — все, что успели взять в дорогу.
На российских блокпостах я везде вижу следы крови или мертвые тела. Здесь погиб человек на мотоцикле. Того во рву расстреляли в голову. Этот даже до блокпоста не дошел, прикончили за сколько-то шагов.
Творили все, что душе было угодно. А Украина – Украина оставалась беспомощной. За попытку сопротивления – прикладом по голове или пулю в лоб.
Адам, пенсионер из Бородянки:
– Вламывается такой ночью к вам в дом. И что вы ему сделаете? Ручки вверх, улыбаетесь. Отвечаете очень вежливо. Потому у него калаш и он в любую минуту может пальнуть.
За бородянским Центром трудоустройства прицеп, набитый телевизорами, компьютерами, телефонами. Почему-то не уехал, сейчас изрядно побит обломками. Остался в качестве доказательства. А здесь русские делили трофеи: бижутерию, которую сочли недостаточно ценной, оставили в штабе. Остальное вывезли.
Здесь стоял банкомат, теперь его нет: русские приехали и выпотрошили. Магазин с мобильными телефонами вынесли подчистую (дверь снесли бэтээром). Пивная тоже подверглась освобождению. Салон компьютерной техники – само собой.
Роман, владелец местного рынка, убирает за освободителями.
– Ни одного павильона не разграбленного не осталось. А это все арендаторы мои. Не знаю, как они теперь будут.
Хотя нашлись и специалисты. Эти точно знали, что стоит брать.
Сергей, охранник сельхозпредприятия "Колос" в Бородянке:
– У нас сразу двинули к тракторам "Джон Дир", понимали, что это лучшие. Ими в основном и интересовались. И вывозить начали с них.
Кое-кто сумел развернуться в оптовых масштабах. В торговом центре "Эпицентр" на выезде из Бучи в сторону Бородянки обчистили мебельный салон Jysk, вынесли крупногабаритную технику из AGD — операция, требующая солидного логистического сопровождения.
***
Саму оккупацию Ира Абрамова помнит с пятого на десятое.
– Мужа они убили, спрашиваю, значит, куда идти. Дом сгорел, Олег мертвый. Для таких, как вы, говорят, убежище на заводе. Идем с отцом мимо тел соседей. Лежат на улице, ну как муж мой. С белыми такими ленточками выше локтя. Русские сказали, чтобы у всех были ленточки: что, значит, мы мирное гражданское население. Дворами дошли до дядиного дома, тоже на Вокзальной, но ниже, девятый номер. В саду стоял русский танк, стрелял туда, в сторону Ирпеня. А я знаю, что Олег недалеко. Хочу к нему подойти – отгоняют. Ночью снится, что они на танках по нему ездят. Или что собаки его рвут на части. Снова я к ним – прошу: отдайте мужа. А они снова: иди отсюда.
Бородянка, 3 марта 2022 года
Месяц Олег пролежал на улице в засохшей крови. Потом русские ушли, а Ира с отцом затащили останки во двор. Через день городские службы его забрали.
– И боюсь, что его в этом хаосе похоронят в общей могиле. А это невозможно. Невозможно для меня. Мы же с ним были только вдвоем, все семнадцать лет. Он, я и собака. И еще три кота. Его русские подстрелили, а собака сбежала, а кошки две сгорели. А теперь я одна. Ну и кот. Не хочу, чтобы он в этой братской могиле. И я тут подумала…
Мы беседуем с городским коронером Сергеем Капличным. Говорит, тела убитых должны пройти судебную экспертизу: идет сбор доказательств военных преступлений. Олега отдадут, когда все закончится. И тогда, наконец, его можно будет похоронить.
P. S. Из Бучи возвращаюсь через Ирпень. Весна уже вовсю. Люди с метлами, с граблями. Генеральная уборка. Как если бы после зимы, не после войны.
Зелень. Листья. Почки. И вообще природа. Голова сама отталкивает все дурное. Все, что было с утра.
Таню, например. Красивая девушка, даже очень. Живет в подвале до сих пор.
– Таня, привет.
– Привет.
– Выглядишь как-то не того.
– Простуженная потому что. У тебя аспирина нет?
– Привезу. Если не сегодня – завтра точно. Но слушай. Выходи давай из своего подвала.
– Думаешь?
Таня спрашивает так, как будто не совсем понимает, о чем речь.
– Ну какого там сидеть? Тань!
– Сам видел: в городе ни света, ни газа. Ни лекарств. А сюда воду подвозят. И еду вчера приносили. И вообще я лучше еще посижу.
Старая песня. Третий день одно и то же. Что-то с головой на почве войны. В своем подвале Таня оказалась самой юной. Все на ней: готовить, держать за руку, закапывать трупы. И вот результат.
– Вон у тебя какой кашель.
– Да от пыли все. Пылища эта проклятая, поэтому кашель. Но я еще пару дней посижу.
Местные жители и спасатели убирают развалины разрушенного жилого дома в Бородянке, 9 апреля 2022 года
Выходить она боится. Не аспирин Таньке нужен, а психиатр, и не на сеанс-другой. Интересно, сколько в городе психиатров. Всю Бучу – изнасилованную, истерзанную, разграбленную в этот русский месяц – пора лечить.
Из Бучи возвращаюсь через Ирпень. С украинскими военными, так получилось. Разговоры о войне им тоже уже вот где. Старательно выбираем нейтральные темы.
– Гляньте: аисты!
– Весна.
– Ну. Красота.
Во рву на обочине труп. Голый. Прикончили одним выстрелом с русского блокпоста.
– Тормозим? Паша, ты как?
– Если можно.
– Ну а чего нет. Давай, работай.
Едем. Об аистах снова, ни о чем другом. И о весне.
Едем. Уже практически Киев. А в Киеве пробки.
– Ну наконец.
– Вчера на харьковской трассе четыре часа стояли на въезд.
– Чего, реально?
У каждого есть что-то, о чем говорить не хочется. У меня, например, Таня, у которой не все дома. И Ира, которая теперь одна. И Люда, у которой сын пошел выносить мусор и не вернулся.
В Киеве разбирают баррикады. Открыты хипстерские кафе. Дети сидят на мешках с песком, гоняют между снайперскими позициями: какой парк аттракционов с этим сравнится?
Еще каких-то двадцать, максимум тридцать километров. Считай приехали.
Водитель резко сбавляет скорость. Автобусная остановка в Ирпене: шестнадцать мешков с трупами. Ждут, пока заберут в морг. Городские службы собирают тела на улицах, на обочинах, в подвалах, пустых квартирах.
"Наша бригада каждый день находит от пятнадцати до двадцати тел".
– Тормозим? Паша, ты как?
– Если можно.
– Ну а чего нет. Давай, работай.
Перевод Елены Рыбаковой